Читать интересную книгу Газета Завтра 891 (50 2010) - Газета Завтра Газета

     Вместе с тем, ситуация сложилась парадоксальная; четкого представления о том, что это такое, не существует; тем более не существует самой формулировки русской идеи, принятой обществом (опросите десяток ваших знакомых — и вы увидите результат).

     При всем том само понятие "русская идея" известно 150 лет — в 1861 году Федор Михайлович Достоевский ввел его в литературно-публицистический оборот; спустя 30 лет его повторил Владимир Соловьев. О русской идее впоследствии писали Н.А.Бердяев, И.А.Ильин, Л.П.Карсавин, Ф.А.Степун, В.В.Розанов, упоминали о ней и многие другие русские философы, историки, публицисты и политики, включая и современных.

     Таким парадоксальным сочетанием общеизвестности понятия и его ускользающего четкого смысла мы обязаны автору самого термина — Федору Михайловичу Достоевскому. С самого начала выражение "русская идея" имело некоторую аморфность, приблизительность, если угодно, беллетристичность. Вместе с тем, оно затрагивало какие-то очень сокровенные струны русской души и поэтому осталось в истории и до сих пор будоражит наше сознание.

     Все упомянутые выше авторы, размышлявшие о русской идее, продолжали многовековую традицию осмысления глубинных основ оправдания и устроения русского бытия — вспомним "Слово о законе и благодати" митрополита Иллариона, концепцию Третьего Рима псковского монаха Филофея и уже совсем близкую триаду "Православие, Самодержавие, Народность" графа С.С.Уварова.

     Причиной оживления интереса к русской идее в последние двадцать лет, несомненно, является переживаемый Россией очередной исторический катаклизм, который вновь, с еще большей силой, чем в конце XIX — начале XX веков, поставил перед Россией вопрос: кто мы? куда мы идем? каков смысл нашего бытия? В известной степени этому способствовало официальное изъятие из обращения государственной цели построения коммунизма как конечного смысла бытия (хотя в коммунизм уже и так мало кто верил). Стремясь создать какую-то новую государственную идеологию взамен отмененной (видимо, смутно догадываясь, что в России обещание высокого уровня потребления как конечной цели существования не пройдет), организаторы "перестройки" и "реформ" даже объявили в середине 90-х годов конкурс на лучшую национальную идею, но из этого, как мы знаем, ничего не вышло.

     Повторяем, независимо от призывов начальства, осознание глубокой необходимости создания современной русской идеологии, руководствуясь которой мы можем продолжать свой исторический путь, в обществе, несомненно, созрело. Процитировав А.С.Панарина ("Если каждое государство нуждается в идеологии, то Россия в ней нуждается трижды"), доктор философских наук из Нижнего Новгорода В.Мишин пишет: "Идеология нужна России в качестве маяка, указывающего путь ее спасения — не только от наступающего кризиса, но и от очевидной катастрофы безыдейности (от слова "идея") существования. "Чтобы жить в историческом пространстве, — вторит В.Мишину Александр Молотков, — большому народу нужен … духовный потенциал национальной идеи. Либо народ реализует эту идею в собственной истории, либо сходит с исторической магистрали… Или мы найдем актуальный формат национальной идеи в современных исторических условиях, или исчезнем как цивилизация".

     К настоящему времени известен целый ряд попыток формулирования русской идеи и несколько обобщающих монографий на эту тему, среди которых выделяются антология "Русская идея" (составитель М.А.Маслов), 1992; двухтомник (также антология) "Русская идея в кругу писателей и мыслителей Русского зарубежья" (составитель В.М.Пискунов), 1994; книги А.В.Гулыги ("Творцы русской идеи", М., 2006), А.Н.Боханова ("Русская идея. От Владимира Святого до наших дней", М., 2005). В этих поистине замечательных книгах прослежен достаточно долгий путь отечественной мысли в стремлении к конечной цели — сформулировать русскую идею. По сути, в них сказано все, что накоплено русской мыслью на эту тему. Но… парадоксально: самого понятия, которое должно быть хрестоматийно четким и внятным, не появляется, хотя общие контуры русской идеи, ее высший смысл как будто достаточно очевидны. В результате мы видим возникновение новых вариантов русской идеи — уже в последнее десятилетие. Заметим, что почти все они исходят из православно-патриотической среды, так как либеральное сознание, вероятно, отказывается от понимания того факта, что у "этой страны" может быть какая-то своя, оригинальная, к тому же высокая цель бытия, отличная от пройденного Западом пути "прогресса" (на наших глазах уводящего мир в сферу глобализма и "пост" (на самом деле — анти) христианства с маячащим впереди его персонифицированным воплощением со страниц Апокалипсиса.

     Одним из наиболее известных предложений формулировки Русской Идеи в наши дни является ее определение Александром Исаевичем Солженицыным как народосбережения . В чем-то это понятно, поскольку, чтобы говорить о смысле бытия и ставить перед собой какие-то цели, надо прежде всего позаботиться о том, чтобы было кому ставить эти цели и размышлять о горнем, т.е. просто сначала выжить . Но ведь это задача лишь сегодняшнего дня! По миновании (Бог даст) демографического кризиса неизбежно встанет более общая задача об оправдании и смысле бытия. С другой стороны, не так давно я познакомился с работой, в которой современный автор убежденно доказывает, что русской идеей, которая сегодня может объединить всех, должно быть достижение наивысшего в мире уровня потребления. Существует еще несколько современных формулировок русской идеи, о которых чуть позже.

     Наконец, еще совсем недавно наш замечательный мыслитель, историк и литератор Вадим Валерианович Кожинов написал: "Я думал о национальной идее… почти 35 лет и пришел к выводу, что никакой национальной идеи в России не существует, и мы можем гордиться тем, что мы выше такой идеи". И еще его же, Кожинова, слова: "Сейчас нужно думать не о том, как и какую сформулировать идею, а о том, какими в России должны быть экономика и политическое устройство". (Думается, что В.В.Кожинов и прав — и не прав; к этому мы еще вернемся. — А.Н. ).

     Уместно в заключение вспомнить иронические слова В.В.Путина, сказавшего весной 2007 г., что "у нас есть древняя русская забава — поиск национальной идеи". Ирония Путина, пожалуй, обидна, но с ним следует согласиться — в том смысле, что располагая богатейшим "исходным материалом", давно бы пора дать окончательную формулировку русской идеи. Тем более, что она представляется вовсе не предметом пустопорожней словесной эквилибристики, не любимой тряпичной игрушкой бестолкового щенка, а плодом многовековых раздумий и многовекового опыта народа, к которому мы имеем высокую честь принадлежать.

     Причины создавшейся ситуации неоднозначны. Выше мы уже сказали о "приблизительности" самого термина. В самом деле, что это значит — русская идея? Это некая цель, без стремления к достижению которой существование нас, русских, теряет смысл? Или обозначение нашего предназначения в мировой истории? Или нечто изначально присущее русским, та сердцевина, стержень, вокруг которого строится весь наш душевный, эмоциональный, волевой облик?

     Не говорю уже о бесконечных попытках четко сформулировать, что такое "русское" или "национальное", — вокруг этих вопросов ломается по сию пору немало копий. А вместе с тем, повторяем, прочность вхождения в наш обиход понятия "русская идея" указывает на его правомерность и общее молчаливое согласие его употреблять.

     Есть и другая, еще большая сложность. Возможна ли общая русская идея в стране с резкой поляризацией народа? В стране, где, по известной поговорке, одни (большинство) страдают от того, что суп жидкий, а другие (меньшинство) — от того, что жемчуг мелкий? Где все однозначно радуются, пожалуй, только очередной (редкой) победе футбольной сборной? Где одни искренне верят в Бога, другие — лишь смутно ощущают, что "там что-то есть", третьи искренне убеждены, что "там" — ничего нет? Перечень таких различий можно продолжить. Видимо, сразу надо примириться с тем, что скроить "башмак по всем ногам" (из полузабытого стихотворения Николая Гумилева "Искусство") не удастся. Сейчас всех может объединить только одна большая беда — война, природный катаклизм или что-то в этом роде, от чего упаси нас Бог. Да и тогда общая идея будет — победить, выжить, спастись (сродни "народосбережению"). Но ведь речь идет не об этом.

     Наконец, что делать с теми людьми, которые себя русскими не считают, хотя и живут в России? Не пытаясь присоединиться к спору о "русскости", скажу, что имею все же в виду те 80 с лишним процентов людей, которые составляют доминирующую массу населения нашей (юридически мононациональной) страны, а также не русских по крови, но русских по культуре и убеждениям. Для них прежде всего формулируется русская идея. Хотя, конечно, она должна быть такой, чтобы ее приняли и другие — этнически не русские, но живущие в России народы нашей страны.