Читать интересную книгу Синее железо - Юрий Качаев

Поднимаясь и восходя,

О падении размышляй,

А в спокойствии жди тревог.

Сыма Цянь

Ночью император видел во сне белого тигра, предвестника большой удачи. Поэтому он проснулся в хорошем расположении духа и, наскоро позавтракав, велел оседлать коня. Хотелось разогнать кровь и подышать свежим воздухом.

Выехал У-ди в сопровождении князя Ли Гуан-ли. Повсюду в лесу император натыкался на свои отряды. Солдаты смотрели ему вслед с мрачным недоброжелательством. Уже которые сутки они сидели без горячей пищи, потому что разводить костры было строжайше запрещено. Никто не знал, сколько еще надо прятаться в этих лесах, а у офицера был один ответ:

— Не твое дело. Помалкивай и жди.

— Уж лучше бы встретить хунну в чистом поле, — роптали солдаты. — А то от такой еды скоро и лук не натянешь: горсть рисовой муки да несколько фиников… Хороши же мы будем в сражении!

Император ехал, не замечая недобрых взглядов, и весело пересказывал полководцу свой сон. Ли Гуан-ли слушал с вежливым лицом, но мысли его были далеко.

«До сих пор нет вестей от Ли Лина, — думал он. — Может быть, он уже ведет неравный бой и нуждается в помощи? Будет очень прискорбно, если погибнет такой командир, и погибнет напрасно».

— Ты не слушаешь меня, князь, — обиженно сказал император. — О чем ты размечтался?

— Я не размечтался, ослепительный. Я гадаю, когда подойдет шаньюй. Ах, скорее бы начался бой, иначе, боюсь, Ли Лину придется худо.

— Зря ты беспокоишься. Сон вещает мне, что все кончится как нельзя лучше.

— Сны, увы, часто обманывают нас, — задумчиво возразил Ли Гуан-ли. — И я полагаюсь только на разум, потому что…

Полководец не договорил: сзади послышался топот лошади, несущейся во весь опор, и с императором поравнялся взволнованный всадник. Князь узнал в нем Чэнь Жуна, начальника «молодых негодяев»[48] и любимца императора.

— Измена, государь! — задыхаясь крикнул Чэнь Жун. — Хунну узнали про засаду!

— Что-о?! — брови императора полезли вверх. — С чего ты взял?

— Ваше величество! Только что дозор задержал посла хунну. Он ехал прямо в наш лагерь. При нем найдено письмо с печатью шаньюя. Вот оно!

Император схватил письмо и стал читать про себя, кусая губы:

«Ты звал меня, и я пришел. Хитрость твоя, достойная трусливой собаки, кусающей исподтишка, разгадана. Жду тебя с войском у излучины реки Люань в Сеньгинской долине. Если ты не явишься, я буду знать, что ты надел платье своей распутной императрицы! и спрятался в женских покоях среди ее любовников.

Шаньюй.»

Некоторое время император хватал ртом воздух, держась рукою за сердце и прикрыв глаза. Он, наверное, упал бы с коня, если бы Ли Гуан-ли не поддержал его за локоть.

— Успокойтесь, ваше величество, — первым заговорил Чэнь Жун. — Разве наши дела настолько плохи?

У императора вместо ответа вырвался стон. Ли Гуан-ли и Чэнь Жун переглянулись.

— Тебе нужно отдохнуть, Надежда поднебесной, и собраться с мыслями, — осторожно сказал князь. — Я догадываюсь, что шаньюй нанес Сыну Неба новое оскорбление. Не стоит принимать тявканье шакала близко к сердцу, ибо гнев далеко не лучший советчик в военных делах.

У-ди мотнул головой, нехорошо усмехнулся и повернул коня к своему шатру.

Через четверть часа войска получили приказ выступать и в походном порядке двинулись в направлении Сеньгинской долины. Князю не удалось отговорить императора от этой явно неразумной затеи: принять вызов шаньюя, ничего не зная ни о численности его войска, ни о его планах.

— Это все равно что идти с завязанными глазами в логово тигра, — сказал князь Сыма Цяню.

Историк в ответ только пожал плечами и вздохнул…

А в это время в хуннуском лагере шли странные приготовления. Сотни верблюдов и быков свозили к берегу реки Люань горы песка и щебня. Здесь груз зашивался в мешки. Мешков было так много, что, сложенные вместе, они напоминали мощную крепостную стену.

Работами руководил наследник Тилан. Он один знал, зачем понадобились шаньюю эти бесчисленные мешки. Изредка наследник поглядывал на реку, словно что-то прикидывая. Л юань в этом месте текла по равнине, образуя глубокие, наполовину пересохшие бочаги с крутыми берегами. Она совсем не походила на тот горластый и стремительный поток, который прорывался сквозь Сеньгинское ущелье…

Ниже по течению реки поднялся в небо высокий столб дыма, и тогда по приказу Тилана сотни воинов стали споро укладывать в русло реки мешок за мешком, передавая их по цепочке. Плотина из песка и щебня росла на глазах, и через полчаса река сдалась. Она медленно заполняла бочаги, и, усмиренная на время, вода ходила в них по кругу, ища выхода и словно накапливая гнев.

Вскоре ложе реки за преградой совсем обнажилось, и только редкие струйки пробивались вперед, оставляя за собой в иле следы, похожие на наползы змей.

Наследник отдал сотнику последние распоряжения, вскочил на коня и поскакал в лагерь, где сейчас должно было начаться первое сражение с императорскими войсками.

Сотни шаньюя уже выстроились по левому берегу пересохшей реки. Здесь были собраны не лучшие отряды, в основном конники с берегов Шилки и Аргуни и пешие косоплеты-тоба, вооруженные роговыми луками. Ударные же силы войска укрылись в зарослях на правом берегу Л юани.

Шаньюй сидел на коне в окружении своих горцев и нетерпеливо покусывал ус.

— Сколько, по-твоему, продержится запруда? — спросил он подъехавшего сына.

— Думаю, до вечера.

— Я бы на твоем месте остался там, Тилан, — вмешался Ильменгир.

— Сотник — человек опытный. Он все сделает как нужно и без меня. — Наследник улыбнулся: — А кроме того, отец обещал мне, что я поведу в бой наших латников. Разреши мне с сотней Ой-Барса перейти на ту сторону реки, шаньюй. Отряды там слишком слабы, и китайцы сразу раскусят, что мы деремся не всерьез, а заманиваем их в ловушку.

Шаньюй испытующе взглянул на наследника.

— Ладно, — сказал он. — Но будь осторожен. И особенно опасайся колесниц. На них очень меткие лучники. Мне не хотелось бы потерять единственного сына.

«Даже ради разгрома всей императорской армии», — про себя добавил шаньюй…

К полудню вдали на равнине показались передовые отряды китайской пехоты. Они подходили к реке тремя колоннами.

Впереди каждой колонны ехал всадник с развернутым белым знаменем. Скоро уже можно было разглядеть, что на знаменах вышиты трехлапые черные птицы — отличительный знак императорской гвардии.

«Ну и умница император, — подумал шаньюй и усмехнулся. — Уж не знаю, кто посоветовал ему пустить вперед отборное войско, но я наградил бы этого дурака».

Колонны стали развертываться, оставляя между собой проходы для колесниц.

Хуннуское войско стояло спокойно. Впереди него на огненно-рыжих конях застыла сотня Ой-Барса. Панцири латников блестели на солнце, и со стороны казалось, что среди зеленой долины вырос прямо из земли железный частокол. На эту мысль наводили и островерхие шлемы воинов, и их неподвижность.

Хрипло и гнусаво пропели бамбуковые трубы, и китайская пехота перешла на беглый шаг, размахивая короткими дротиками и тесно сдвинув щиты из носороговой кожи.

Наследник Тилан, одетый в доспехи простого латника, привстал на стременах и пустил первую стрелу во всадника, который ехал во главе средней колонны. Всадник ловко прикрылся щитом и, подняв над головой меч, бросил коня в намет. Китайская пехота с грозным ревом побежала вперед. Ее встретил ливень стрел, который, однако, не нанес ей большого вреда.

И битва началась. Хуннуские сотни с диким гиканьем носились вдоль фронта и осыпали врагов стрелами, не ввязываясь в ближний бой. Вихрем пролетая мимо развернувшихся колонн, они тут же поворачивали коней в тыл, к реке Люань. То тут, то там в воздухе свистел аркан, выдергивая из плотного ряда китайской пехоты зазевавшегося воина, словно гнилой зуб из челюсти. Оттащив пленника на безопасное расстояние, хунну приканчивал его и возвращался на поле боя за новой жертвой.

Казалось, в поведении шаньюевых воинов не было никакого разумного порядка. Но это только казалось. На самом деле сотни кружили перед строем врагов замкнутыми вытянутыми кольцами, словно вода в речном омуте. И когда одна половина кольца стремительно проносилась перед глазами китайцев, щедро рассыпая стрелы, на смену ей уже надвигалась другая — с туго набитыми колчанами. Завершая круг вне досягаемости китайских дротиков, каждый воин успевал запастись стрелами или взять у коноводов свежую лошадь. Вот почему китайцам казалось, будто хуннуские аргамаки никогда не знают усталости…