Кучук-Кайнарджийский мир, добытый напряжением всех сил государства, был важным шагом в укреплении позиций России в Северном Причерноморье. По условиям мира Россия получала Керчь и Еникале в Крыму. На узкой, далеко выдвинутой в море Кинбурнской косе спешно возводилась крепость Кинбурн. Таким образом гарантировались выходы русских кораблей из Азовского моря и Днепровско-Бугского лимана в Черное море. Но выходы эти по-прежнему находились под бдительным присмотром Турции. Крепости Аккерман на Днестровском лимане, Суджук-Кале на Северном Кавказе, мощный Очаков, возвышавшийся над маленьким Кинбурном, позволяли Порте сохранять сильные позиции в Северном Причерноморье. Поэтому в борьбе России за выход к Черному морю особое значение приобретал Крым.
Война окончена. Борьба продолжается.
1775-1779 гг.
Н.В. Репнин (1743-1801)
В 1774 г. составил текст Кучук-Куйнарджийского договора.
После свержения в XV в. монголо-татарского ига, самым беспощадным врагом Московского государства стало Крымское ханство. Иван Грозный, сделавший первую попытку «прорубить окно в Европу», потерпел одно из самых страшных поражений от крымского хана Девлет-Тирея. В 1571 г. крымско-ногайская конница прорвалась к Москве. В гигантском пожаре погибли многие жители столицы. Тысячи русских людей были угнаны в полон и проданы в рабство. Хан обещал на будущий год покончить с самостоятельностью Московии. Его набег был отбит, но нашествия продолжались. Только в первой половине XVI в. в крымский полон было угнано двести тысяч человек. Недаром Кефе (будущая Феодосия) была известна своим невольничьим рынком далеко за пределами Черного моря.
Османская агрессия на Балканах и в Северном Причерноморье поставила хана в вассальную зависимость от султана. Крымские ханы на своем престоле утверждались в Константинополе. По воле султана набег татар совершался то на Москву, то на Краков, т. е. на того противника, какого Порта считала в тот момент более опасным для себя. Крымских всадников видели и стены Вены, когда в 1683 г. огромная армия великого везира Кара-Мустафы обложила столицу крупнейшей европейской державы. Столица Габсбургов была спасена армией польского короля Яна Собеского, хотя сам Собеский в войне с турками потерял Каменец Подольский и другие крепости.
Трудно поверить, но отмена выплаты дани крымскому хану произошла только в 1700 г. при Петре I, а последний набег крымской конницы на украинские земли, входившие в состав России, был произведен в 1769 г., при начале войны. Набег разбился о систему пограничных укреплений Днепровской линии. За два столетия эта линия продвинулась от Оки на сотни верст на юг.
И вот настало время, когда Россия получила возможность воздвигнуть крепости в самом Крыму. Ханство, в состав которого, помимо Крыма, входили земли на Тамани и в Прикубанье, было объявлено независимым. Однако уже в 1775 г. Порте удалось возвести на ханский престол своего сторонника Девлет-Гирея. Русская дипломатия сделала ставку на Шагин-Гирея, который обратил на себя внимание еще в 1772 г., когда во время переговоров о договоре России с Крымом он прожил девять месяцев в Петербурге. Императрица в письме Вольтеру (предназначенном, как и многие другие письма философу, европейскому общественному мнению), хвалила ум молодого потомка Чингисхана, его желание учиться, его намерение заняться реформами в своем ханстве, «независимом по милости Божией и русского оружия». Шагин-Гирей имел титул калги-султана и являлся наместником хана среди ногайских племен, кочевавших на Тамани и в Прикубанье.
В начале 1776 г. Румянцев донес в Петербург о намерении хана Девлет-Гирея восстановить протекторат Турции над Ханством. Шагин-Гирей же и его сторонники обратились за помощью к России. Они настаивали на решительных действиях. В октябре 1776 г. Румянцев, получив инструкции из столицы, приказал корпусу князя Прозоровского занять Перекоп. Командир Кубанского корпуса генерал-майор И. Ф. Бринк получил приказание поддержать избрание Шагин-Гирея ханом среди ногайских кочевых орд. В конце ноября Суворов, снова приступивший к службе после годичного отпуска, связанного со смертью отца, был срочно направлен Потемкиным в Крым, туда, где назревала опасность военного столкновения. Сам Потемкин переживал трудные времена.
Всего год назад, 10 июля 1775 г. он был пожалован в графское достоинство Российской империи. В тот самый день — в разгар торжеств по случаю мира с Турцией и внутреннего замирения — Потемкина видят повсюду рядом с императрицей: во время въезда царского поезда в Кремль, на благодарственном молебне в Успенском соборе, на званом обеде в честь победителей. Когда же 12 июля Екатерина внезапно заболевает и целую неделю не выходит из своих покоев, через Потемкина отдаются важнейшие распоряжения по управлению государством.
Вскоре праздники возобновляются. Дипломаты, съехавшиеся в первопрестольную на торжества, спешат донести своим дворам о счастливом выздоровлении Екатерины. Но даже они не знают того, что происходило в покоях императрицы в эти дни. «Болезнь» была вызвана рождением дочери, нареченной Елизаветой. Очевидно, девочка родилась 12—13 июля, т. е. двумя неделями раньше, чем дочь Суворова. Но, в отличие от Наташи-Суворочки, Елизавета Григорьевна Темкина не знала родительской ласки. Она воспитывалась в семье А. Н. Самойлова — племянника Потемкина, была выдана замуж за Г. Калагеорги, грека на русской службе. У нее было обширное потомство — шесть или семь детей. Сохранились два портрета молодой Темкиной, написанные Боровиковским. Чертами лица она напоминает отца, фигурой — мать. Вряд ли Елизавета Григорьевна знала тайну своего рождения — одну из многих тайн такого рода.
Казалось бы, рождение дочери должно было укрепить союз Екатерины с Потемкиным. Этого не случилось. Наблюдательный французский дипломат шевалье де Корберон, прибывший в Россию в августе 1775 г., отмечает в своем дневнике влюбленные взгляды императрицы, устремленные на Потемкина во время балов и приемов осенью того же года. Но уже в начале 1776 г. Корберон, принятый в лучших домах Петербурга, заносит в дневник слухи о скором падении Потемкина и возвращении влияния князя Г. Орлова. Даже новое отличие — княжеское достоинство Священной Римской империи, которое Екатерина исхлопотала для Потемкина в марте 1776 г., по мнению опытных придворных, предвещало отставку. Тем более, что для всех было очевидным быстрое возвышение статс-секретаря императрицы П. В. Завадовского.
Многое позволяют понять письма Екатерины Потемкину того времени. Они по-прежнему полны сердечных излияний «верной по гроб жены». Но все чаще в них лирика перемежается примерами совместной работы над различными частями государственного управления. И все чаще слышны жалобы женщины на суровый характер своего мужа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});