радиопередатчиков в Бельгии[105]. Немного позже, в ночь с 25 на 26 июня была засечена радиоточка и в самом Берлине, но она быстро ушла из эфира[106].
Первые сведения о действии коротковолновых передатчиков насторожили руководство контрразведки. Шеф абвера адмирал В. Канарис, начальник «функабвера» генерал-лейтенант Ф. Тилле, шеф гестапо Г. Мюллер и В. Шелленберг немедленно собрались для обсуждения ситуации и принятия необходимых мер. Было решено впредь действовать согласованно, проводить широкомасштабные совместные действия[107]. Мюллер тем не менее создал самостоятельную радиостанцию для слежения за эфиром Бельгии и северной Франции. Бельгийской группой зондеркоманды «Красная капелла», в пригороде Брюсселя по ул. Аттребат были захвачены «Аннет», С. Познанская – шифровальщица парижской резидентуры, радист-стажер из Парижа «Антонио» – Давид Ками (Каминский), хозяйка виллы Жульет. Был задержан на конспиративной квартире также «Хемниц» – М. М. Макаров, заместитель «Кента» и его радист. Собрал разведчиков в конце декабря 1941 г. «Отто», специально прибывший для этого из Парижа. После первых дней упорного молчания, арестованные под жестокими пытками гестапо заговорили. Макаров открыл шифр и ключ к нему, расписание работы радиостанции, длину радиоволны, позывные, известные ему сведения о «Кенте» и «Отто» и др.[108]
Проводившиеся до этого работы по дешифровке перехваченных радиограмм под руководством доктору Фаука дали не так уж много. После того, как из гестапо поступили вышеназванные сведения вместе с обрывками обгоревших криптограмм, Фаук стал успешно продвигаться с дешифрованием перехваченного материала. Шелленберг подчеркнул особые заслуги Мюллера в обнаружении «Красного оркестра»[109].
По словам бельгийского журналиста Р. Шейсенса, захват в декабре 1941 г. в Брюсселе радиста «Красной капеллы» немецкой поисковой группой, снабженной радиопеленгатором, послужил отправной точкой для следствия гестапо, которое привело к установлению личности «Коро» – Харро Шульце-Бойзена[110].
Это подтверждается и документами советской внешней разведки. В аналитической справке ПГУ КГБ СССР, предназначенной для министерства госбезопасности ГДР, отмечается, что разгром группы «Корсиканца» и «Старшины» явился следствием провала одного из звеньев разведывательной цепи[111]. Это дало повод спецслужбам рейха как бы «пристегнуть» ее к начатой с первых дней войны против СССР разработке «Красной капеллы», которой была придана общая окраска «советские разведывательные организации, охватившие всю Европу»[112].
Расшифровка шифротелеграммы Москвы от 26 августа 1941 г. стимулировала активизацию германской контрразведки. Канарис поспешил с докладом к Гиммлеру, в свою очередь Мюллер предоставил возможность Шелленбергу лично доложить Гиммлеру о достижениях спецслужб. По докладу Гиммлера Гитлер распорядился провести ускоренное следствие и держать его постоянно в курсе дел[113].
О розыскных действиях германской контрразведки рассказал на допросе в Москве 29 июня 1951 г. бывший оберштурмбанфюрер СС, и. о. начальника IV Управления РСХА, заместитель шефа гестапо и руководитель зондеркоманды «Красная капелла» Ф. Паннцингер. По его словам, операциями по делу «Красной капеллы» и радиоигрой с Москвой руководил он, а всю работу выполнял находившийся в его прямом подчинении начальник берлинского отделения «капеллы» руководитель отдела IV-А2 гестапо Х. Копкоф. С учетом данных радиоперехвата было установлено наружное наблюдение за объектами разработки, устраивались засады на квартирах участников организации, разыскивались источники информации в генштабе и министерстве иностранных дел, откуда сведения уходили за кордон. Но разобраться во всех псевдонимах информаторов было невозможно. Особенно раздражала невозможность установления личности «Луизы», весьма осведомленного лица[114]. Неизвестным оставался некий «Виктор» и многое другое[115].
Выявились, рассказал Паннцингер, тесные связи Шульце-Бойзена с Шумахером и с Хайльманом. Была дешифрована переписка Москвы с Парижем и Брюсселем, показавшая, как глубоко русские проникли в секреты рейха. Оказалось разоблаченным прикрытие сети русских агентов – коммерческое предприятие «Симекс-Симекско» (Париж – Брюссель), и это привело гестапо к выводу о том, что большая часть информации, добытой русскими, отправлялась через Швейцарию в Москву.
Паннцингер говорил, таким образом, о «Красной капелле» в широком понимании этого слова[116]. Но это же свидетельствовало и о той чрезмерной путанице или сознательном искажении понятия «Красная капелла», которое допускали нацистские спецслужбы.
Не сумев овладеть кодом группы советских военных разведчиков, действовавших в Швейцарии под руководством Ш. Радо («Дора»), Шелленберг оказал значительное давление на швейцарского комиссара полиции Маурера и добился через него ареста большинства членов организации «Дора»[117].
Гестапо считало свой розыск берлинских антифашистов далеко не завершенным. Но в конце августа оно узнало, что Хайльман сообщил Шульце-Бойзену о дешифровке советских радиограмм[118]. Это внезапно возникшее обстоятельство, по словам Паннцингера, ускорило аресты в Берлине[119]. 31 августа 1942 г. на службе в германском министерство авиации сотрудниками отдела IV-А2 гестапо был задержан Шульце-Бойзен. Хайльман не сомневался в истинном характере исчезновения Харро и рассказал о содержании расшифрованной радиограммы Либертас Шульце-Бойзен и члену группы журналисту И. Грауденцу. Чемодан с книгами и записями Шульце-Бойзен он спрятал у знакомой актрисы Р. Хельсей. 5 сентября гестапо добралось до Хайльмана и доставило его в штаб-квартиру на Принц-Альбрехтштрассе. Тогда же был задержан А. Траксель, вахмистр IV отдела ставки Главного командования вооруженных сил (ОКВ). Он был дружен с Хайльманом. Есть основания полагать, что именно он сообщил Хайльману о том, что доктор Фаук идентифицировал источник «Харо», поддерживающий связи с Москвой, как Харро Шульце-Бойзена[120]. В глазах гестапо все трое представляли первостепенную опасность: Шульце-Бойзен мог дать знак членам организации скрыться, а дешифровальщики информировали его о том, как глубоко зашло следствие в раскрытии деятельности берлинских подпольщиков.
Следующие аресты антифашистов были произведены 7–8 сентября 1942 г. На побережье Восточной Пруссии на отдыхе были схвачены супруги Харнак. В вагоне поезда, следовавшего в направлении франко-германской границы, была задержана Либертас Шульце-Бойзен. Все они попали в руки следователя, отличавшегося особой жестокостью при допросах. Харнак подвергся чудовищным пыткам, Либертас сильному морально-психологическому давлению, а в камеру к ней подсадили гестаповского агента-провокатора.
С 12 по 16 сентября были задержаны наиболее активные участники группы Харнака – Шульце-Бойзена: супруги Шумахер, Ганс и Хильда Коппи, И. Грауденц, Эрика фон Брокдорф, супруги Кукхоф, В. Хуземан, Ода Шоттмюллер. До конца месяца были также арестованы журналист Г. Вайзенборн, В. Хавеман, К. Беренс, которого разыскали даже на фронте под Ленинградом.
Интенсивные аресты в Берлине продолжились в октябре, когда были захвачены старший лейтенант отдела контрразведки ОКВ Г. Гольнов, полковник люфтваффе Э. Гертц, железнодорожник Й. Зиг[121].
Сотрудники отдела IV-А2 гестапо проникли в самостоятельное звено берлинских антифашистов, возглавляемое резидентом военной разведки «Альте» – И. Штёбе, арестованной 12 сентября 1942 г. Подвергшись жестокому обращению, она, однако, никого не выдала. Среди членов ее группы находился ценный агент «Ариец» – Рудольф фон Шелиа, высокопоставленный дипломат германского министерства иностранных дел. По словам Паннцингера, группа была раскрыта в результате радиоперехвата и его дешифровки[122]. Это верно в отношении И. Штёбе, но требует уточнения в связи с Шелиа. С момента нападения Германии на Советский Союз он стал проявлять особую настороженность