Читать интересную книгу 1993. Расстрел «Белого дома» - Александр Островский

18 марта прошло спокойно. Спокойно прошел и следующий день — пятница. Уже близилась к концу суббота, когда Б. Н. Ельцин появился на экранах телевизоров и выступил с «Обращением к народу». Он заявил, что подписал Указ «Об особом порядке управления до преодоления кризиса власти».[297]

Сам указ Борис Николаевич не огласил, но из его выступления явствовало, что в ближайшие дни он своей властью, следовательно в нарушение действовавших на этот счет законов, организует референдум по новой Конституции, после которого деятельность съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации будет прекращена.[298] Тем самым он заранее прогнозировал результаты референдума.

Вице-президент А. В. Руцкой, председатель Конституционного суда В. Д. Зорькин, секретарь Совета безопасности Ю. В. Скоков отказались завизировать проект указа.[299]

«В спешном порядке, — вспоминает тогдашний пресс-секретарь президента Вячеслав Васильевич Костиков, — поздно ночью, не имея на руках даже текста „Обращения“ Ельцина, Конституционный суд объявил действия президента не соответствующими сразу девяти статьям Конституции. Это, в сущности, явилось юридическим обоснованием для запуска процедуры импичмента… С этой и только с этой целью в спешном порядке был созван внеочередной 9-й съезд народных депутатов».[300]

22 марта Б. Н. Ельцин пригласил к себе начальника Главного управления охраны президента Михаила Ивановича Барсукова и заявил: «Надо быть готовыми к худшему, Михаил Иванович. Продумайте план действий, если вдруг придется арестовать съезд». Как отреагировал на это Михаил Иванович? Может быть, выразил удивление? Ничего подобного. Единственный вопрос, который он задал президенту: «Сколько у меня времени?» — «Два дня максимум», — ответил Борис Николаевич. «Президент, — пишет А. В. Коржаков, — получил план спустя сутки», то есть уже 23 марта.[301]

«По плану Указ о роспуске съезда — рассказывает А. В. Коржаков, — в случае импичмента должен был находиться в запечатанном конверте. После окончания счетной комиссии (если бы импичмент все-таки состоялся) по громкой связи из кабины переводчиков офицеру с поставленным и решительным голосом предстояло зачитать текст Указа. С кабиной постоянную связь должен был поддерживать Барсуков, которому раньше всех стало бы известно о подсчете голосов. Если бы депутаты после оглашения текста отказались выполнять волю президента, им бы тут же отключили свет, воду, тепло, канализацию… Словом, все то, что можно отключить».[302]

Понимая, что это может не испугать непокорных депутатов, «на случай сидячих забастовок в темноте и холоде было предусмотрено „выкуривание“ народных избранников из помещения». По свидетельству А. В. Коржакова, для этого «на балконах решили расставить канистры с хлорпикрином — химическим веществом раздражающего действия. Это средство обычно применяется при проверке противогазов в камере окуривания. Окажись в противогазе хоть малюсенькая дырочка, испытатель выскакивает из помещения быстрее, чем пробка из бутылки с шампанским». «Президенту „процедура окуривания“ после возможной процедуры импичмента показалась вдвойне привлекательной: способ гарантировал стопроцентную надежность, ведь противогазов у парламентариев не было… Борис Николаевич утвердил план без колебаний».[303]

24 марта, когда подготовка к «выкуриванию» народных депутатов завершилась, Б. Н. Ельцин обнародовал объявленный указ под новым названием «О деятельности исполнительных органов до преодоления кризиса власти».[304] В тот же день Верховный Совет выразил президенту недоверие, и тем самым начал процедуру импичмента.[305]

26 марта 1993 г. открылся внеочередной Девятый съезд народных депутатов..[306] К этому времени депутатский корпус составлял 1037 человек[307] В голосовании о доверии президенту участвовали 924 депутата, для принятия конституционного решения требовалось 692 голоса, за отрешение Б. Н. Ельцина от власти высказались 617 человек.[308]

В связи с этим было решено провести 25 апреля референдум[309] и вынести на него четыре вопроса: о доверии президенту, о поддержке его экономической политики, о необходимости досрочного переизбрания президента и парламента.[310]

В ОЖИДАНИИ РЕФЕРЕНДУМА

Накануне референдума Б. Н. Ельцин произвел кадровый маневр. Новым министром финансов стал близкий к команде Е. Т. Гайдара Борис Григорьевич Федоров[311] а новым вице-премьером и министром экономики — Олег Иванович Лобов[312]

«В начале апреля 1993 года, — вспоминает А. Б. Чубайс, — мы получили еще одну головную боль и еще одного противника из лагеря отраслевиков: едва назначенный министром экономики, Олег Иванович Лобов попытался изменить положение вверенного ему министерства. Замысел его был прост и незамысловат: восстановить административные методы управления; в роли нового Госплана назначить — Минэкономики».[313]

«Став первым вице-премьером и министром экономики, — пишет о О. И. Лобове Б. Г. Федоров, — он тут же пошел в „лобовую“ атаку на реформы, начиная с попытки поставить Минэкономики над всеми ведомствами, включая Минфин и кончая попытками остановить приватизацию».[314]

Действия О. И. Лобова не были его личной инициативой. В начале апреля «к созданию коалиционного правительства и возрождению плановой экономики» призвал А. В. Руцкой,[315] а «Верховный Совет подготовил постановление о полной отмене приватизации».[316]

Речь шла не о самой приватизации, а о той программы, которая была разработана А. Б. Чубайсом на 1993 г. Она действительно не получила поддержки. Парламент ограничился тем, что продлил на 1993 г. действие программы приватизации 1992 г.

Тем временем последовали «региональные бунты».

В конце марта, как считает Е. Т. Гайдар, «по явной указке из Москвы» Челябинский областной совет решил приостановить приватизацию на территории своей области.[317] Вслед за ним «в течение 10–15 суток» приняли «решение о приостановке приватизации» еще несколько регионов: Архангельск, Брянск, Воронеж, Калмыкия, Кострома, Мурманск, Новосибирск, Ульяновск.[318]

Передавая настроения тех дней, А. Б. Чубайс пишет: «…Я готовился к аресту всерьез и основательно, с уничтожением документов. Что произойдет в случае отрицательного результата референдума, было ясно… Война шла на уничтожение. В кулуарах… не скрываясь, толковали о том, что камеры для нас уже готовятся. Более радикальные товарищи шли дальше: „Всех в Кремле за ноги развесим на деревьях“… В такой ситуации постановление о приостановке приватизации и моей отставке раза три ставилось в повестку дня».[319]

И попытка импичмента, и наступление на приватизацию были предприняты за несколько дней до 31 марта, когда истекала очередная, пятая отсрочка России по внешнему долгу, платить по которому она по-прежнему не могла, а вопрос о его реструктуризации оставался открытым.[320]

Хотя в конце ноября 1992 г. Парижский клуб изъявил готовность предоставить России 10-летнюю отсрочку по выплатам этого долга, но в связи с отставкой Е. Т. Гайдара окончательное решение данного вопроса отложил «до прояснения курса нового российского правительства».[321]

В январе 1993 г. удалось получить очередную трехмесячную отсрочку, однако неспособность России платить по своим внешним обязательствам привела к тому, что в начале этого года США впервые со времен президента Картера приостановили поставку в Россию зерна.[322]

30 марта представитель МВФ Жан Фоглиззо заявил, что «ни с кем из официальных российских лиц переговоры МВФ сейчас не ведет, а ФОНД СОДЕЙСТВИЯ РОССИИ в рамках МВФ не создан».[323]

Именно в это время вопрос о «советском долге» был вынесен на рассмотрение Лондонского и Парижского клубов, а также совещания представителей Европейского союза.[324]

«При успешном для России исходе переговоров в Париже, — писала тогда „Коммерсант-daily“, — выплаты в 1993 году не должны превысить $3 млрд. (в Париже настаивают на $5 млрд.). В самом худшем случае к выплате может быть представлен „счет“ на $38 млрд. ЗА ДВА ГОДА, который Россия оплатить просто не может. Оптимальный же вариант — это длительная отсрочка. Но ее получение увязано с позицией не только Парижского клуба, но и МВФ».[325]

В таких условиях 2 апреля правительство России выступило в Париже с «Заявлением о признании за собою всего консолидированного внешнего долга СССР».[326]