время как, вероятно, могла бы просто купить несколько бутылок в ближайшем магазине.
– Да, но здесь она получает алкоголь бесплатно. Ну я просто говорю. Эстелла ведь появляется здесь каждые выходные, и всегда происходит одно и то же. Можно подумать, что если бы она действительно хотела покончить с собой, то уже придумала бы другой способ.
Противоядием от выпитого антифриза является водка. Можно давать ее пациенту чистой, а можно и смешанной с апельсиновым соком.
Я бы не позволила себе быть такой циничной. Я много раз видела, как эту бедную девушку откачивали в отделении интенсивной терапии, и знала, что она находится под присмотром бригады психиатрической помощи. Что бы ни заставляло ее пить антифриз, это был настоящий кризис. У нее диагностировали расстройство личности – и бедняжке не помогали родные. Однажды ночью девушка так расстроилась, что спрыгнула с постели и упала вниз головой.
В тот вечер я водила ее на рентген черепа, и мы проговорили до самого утра. Я чувствовала себя одновременно и психотерапевтом, и медсестрой, и барменом.
– Я учусь на акушерку, – сказала я, наливая Эстелле еще одну порцию водки.
– У меня никогда не будет детей, – пробормотала она, качая головой. – Я не настолько здорова, чтобы когда-либо родить ребенка.
Я часто думала об Эстелле на протяжении многих лет, задаваясь вопросом, как она справлялась с тем мрачным периодом в подростковом возрасте. И вот однажды, лет пять назад, я узнала ее имя в отчете по смене. Она родила накануне вечером. Я пошла в палату, чтобы увидеть ее, и, несмотря на роды, она выглядела невероятно здоровой – вовсе не тощим проблемным подростком, которого я помогала лечить много лет назад.
– Узнаешь меня? Мы уже встречались, – поприветствовала я ее. – Ты сказала мне, что у тебя никогда не будет ребенка, и вот ты здесь!
– О боже мой! Я тебя не помню. Мне очень жаль.
– Меня это не удивляет. Большую часть времени ты была пьяна. В любом случае, рада тебя увидеть.
До этого момента я вела относительно спокойную жизнь. Мои родители были трудолюбивыми людьми, которые защищали меня от самых неприятных аспектов взрослого мира. Если и случались кризисы в семье или среди друзей, мне об этом не говорили. Но в отделении неотложной помощи я видела людей на грани жизни и смерти, и это открыло мне глаза, ничего подобного я никогда раньше не испытывала.
Во время обучения мне пришлось поработать в неотложном отделении, что произвело на меня сильнейшее впечатление – это было близкое знакомство с неприятной изнанкой мира.
Например, один молодой парень двадцати лет, по имени Адам, принял слишком много обезболивающих, его привезли отец и брат, которые были сами не свои. Адам был без сознания и нуждался в промывании желудка. Пока мы все готовили, отец вышел покурить. Именно тогда брат пациента доверился мне.
– У него игромания, – прошептал он. – Папа ничего об этом не знает. Адам слишком стыдится сказать ему правду. А еще он пристрастился к кокаину. Это двойная жизнь. Для папы он голубоглазый мальчик, который не может сделать ничего плохого, но именно таким Адам и хочет показываться отцу. Он в беде. У него огромные карточные долги. Вот почему брат это сделал: он просто не видел другого выхода.
Мне было так жаль их всех. Я надеялась, что после столь отчаянных действий Адам сможет найти способ быть честным с отцом и попросить о помощи.
* * *
В общей сложности я провела четыре недели в отделении неотложной помощи, затем шесть недель в гинекологическом, пару дней в пульмонологическом[12] отделении, а затем неделю с командой, которая занимается лечением диабета. В начале третьего курса меня отправили обратно в родильное отделение для завершения обучения.
– Ну и как все прошло? – спросила Беверли. – Ненавидела каждую минуту, проведенную в других отделениях, да?
– Боже, нет! Мне понравилось. Причем везде! – восторженно рассказывала я.
– Что ж, это меняет дело. Большинство моих учеников считают, что практика – настоящая обуза, уводящая их от родильного отделения и детей.
– Но не я. Мне все показалось очень интересным. Честное слово, Беверли, ты никогда не поверишь, что я видела!
Я была рада вернуться в родильное отделение, но здесь все стало намного сложнее.
3. Истинные узлы и роллы с беконом
Джессика была на тридцать шестой неделе беременности. Она шла на рядовой прием к акушерке в свою клинику, а получила тревожную новость о том, что не удается расслышать сердцебиение плода. Охваченную паникой, ее немедленно отправили в больницу для ультразвукового исследования. Там подтвердили – пока Джессика лежала одна в темной комнате, а гель все еще остывал на животе женщины, – сердцебиения нет. Ребенок был мертв. Как будто это было недостаточно ужасно, Джессике тут же объяснили, что нужно записаться на процедуру, называемую индукцией[13], чтобы она могла родить естественным путем.
Это был первый раз, когда мне поручили ухаживать за женщиной, рожающей мертвого ребенка, и, должна признаться, я была напугана. Шел уже третий год обучения. Хотя я приобрела большой опыт, когда принимала роды живых и здоровых детей, я никогда не поддерживала роженицу, зная, что ее ребенок не будет жить. До сих пор меня ограждали от этой части работы. В первый год мы учились принимать нормально протекающие роды. На втором курсе мы познакомились с осложнениями и вмешательствами, такими как использование щипцов. Но это все равно касалось нормальных родов. Сейчас же шел третий год, и меня просили разобраться с некоторыми более сложными ситуациями, с которыми может столкнуться акушерка.
Не всегда предстоящие роды связаны с приятными переживаниями. Некоторым женщинам приходится рожать уже мертвых детей, зная об этом заранее.
Джессика и ее муж Адам появились в отделении в начале моей ночной смены и, как и следовало ожидать, были очень расстроены. После заключительного обследования Джессики – того, которое подтвердило ужасную новость о внутриутробной смерти плода, – ей дали мифепристон, препарат, который блокирует гормоны беременности и часто используется при абортах. Затем Джессика и Адам должны были вернуться на сутки домой, прежде чем прийти за другим препаратом под названием мизопростол, который стимулирует роды.
Я сделала все возможное, чтобы по мере сил улучшить ситуацию, но все равно чувствовала их боль. Это было далеко не то радостное событие, к которому Джессика готовилась, вынашивая ребенка, – ей предстояла ужасная и болезненная процедура. Женщина и ее муж были опустошены. И естественно, мне было их невероятно жаль.