Человек в черном был не один, рядом с ним стояла невысокая девушка со светлыми волосами, тоже одетая во все черное, вроде как полувоенную форму. Она увидела меня и, несмотря на темноту коридора и расстояние, я мог поклясться, что она улыбнулась. А после сделала приглашающий жест рукой, вроде: 'Иди сюда'. — Щас — пробормотал я, и, плюнув на швы и боль, рванувшую бок, скакнул в сторону, а именно — к открытой двери, которую я сразу приметил, только выйдя из палаты, и несомненно ведущую к лестнице черного хода.
Глава третья
В которой герой большей частью чувствует себя дискомфортно
Скорость у меня была, увы, невысока, и на то было несколько причин. Первая — я все‑таки еще был хвор. То есть — присутствовала некоторая слабость, страх того, что швы разойдутся и все такое. Вторая — бег в шлепанцах и халате — вещь крайне сомнительная, одно норовит соскользнуть с ноги, второе мешает движению.
Тем не менее, я успел промахнуть два пролета, прежде чем мой слух уловил скрип двери, которую я, выбежав, предусмотрительно толкнул от себя, чтобы она закрылась.
— Стой — в лестничный пролет крикнул какой‑то даже веселый голос — Мы тебя убивать не собираемся, просто — поговорим.
Ага, знаем мы таких собеседников. В свое время один мой приятель голову таким образом в одной очень далекой мусульманской стране сложил, в буквальном смысле. Пошел поговорить с бородатыми ребятами в чалмах, засевших в пресс — центре, те тоже звали журналиста на разговор, мол — пообщаемся и отпустим. Не знаю, в какой момент и почему беседа зашла в тупик, но уже после того, когда все закончилось, Сашкино тело, изрезанное до невозможности, нашли в одном из помещений, а голову его выбросили на мостовую, что собственно, и спровоцировало штурм.
С тех пор я не любитель общения в подобных ситуациях. Хотя и тогда я ему не советовал нести слово в массы, особенно если они настроены реакционно.
— Стой! — снова донеслось до меня — По — хорошему просим.
Ай, как плохо, догонят они меня, буквально в затылок дышат.
И я на ходу пару раз выстрелил в лестничный пролет, благо пистолет уже был у меня в руках. Может, и не самый умный поступок, но другого ничего мне в голову не пришло. Да и потом — сомневаюсь я, что это мне повредит.
Черт, я запасную обойму не взял, она так и осталась под подушкой. И не лишней она была бы, и улика, если что. Хотя — у меня все в палате осталось, кроме часов и пистолета.
Выстрелы и вправду были не слишком громкими — но для улицы. В полутемном и тихом здании больницы, да еще и в ограниченном пространстве черного хода они громыхнули ого — го как!
— О как! — донеслось до меня сверху — Вооружен и очень опасен!
— Осторожно, опасный кролик — поддержал его девичий голос.
Я тем временем достиг первого этажа и молился только об одном — чтобы местная техничка была ленивой и нерадивой, а стало быть оставила выход с лестницы открытым.
И она оказалась именно такой. Вот в чем преимущество удаленности от федерального центра — тут раздолбайства больше. В столице с ее обилием спецслужб и постоянном страхом терактов такое невозможно, а здесь — пожалуйста. Живут же люди, а? И другим жить дают.
Я вылетел в двери, они хлопнули за моей спиной, закрываясь. Припереть их было нечем, но я на ходу толкнул банкетку, стоявшую рядом с выходом, и она замечательнейшим образом перегородила проход. Ну да, не препятствие, но секунд двадцать я отыграл.
Выстрелы услышали, до меня откуда‑то донеслось несколько голосов, видимо вопрошающих 'Это что было?'.
Судя по ним, я как раз попал в главный холл, темный по этому времени суток, или в какое‑то ответвление от него, и вот здесь за меня начала играть архитектура этого здания.
Можно ругать или хвалить проектировщиков советского времени, но их непростая логика, любовь к дешевому портвейну и тяга к поворотам, переходам и лестницам сыграла мне на руку. Чуть дальше того места, где я выскочил с лестницы черного хода, был поворот, ведущий невесть куда, за ним еще один, потом короткий переход, а дальше я уже и сам бы не нашел обратную дорогу.
Влетая в первый поворот, я услышал грохот банкетки — мои новые друзья сидели у меня на хвосте, следовало ускориться.
Правда потом я ничего не услышал — видно, они рванули к главному выходу.
— Больной, почему не в палате? — я лоб в лоб столкнулся с немолодой женщиной в халате, несущей куда‑то металлическую кастрюлю медицинского назначения — Что за беготня ночью?
— По нужде — я обернулся и сделав несколько шагов, встал так, чтобы в случае чего не оказаться на линии огня и посмотрел назад. В темноте перехода никого не было видно, то ли отстали мои друзья, то ли и вправду побежали не туда — Приспичило — сил нет.
— Больной — женщина опустила глаза и увидела у меня в руках пистолет — Это что?
— Боюсь темноты — я таращился в темень перехода — С детства. Все опасаюсь, что Букара придет.
— Кто? — совсем уже растерялась женщина.
— Букара — терпеливо объяснил ей я — Мохнатый, с шестью лапами и рогом на лбу. Выход где?
— Там — показала женщина в том направлении, откуда я пришел.
— Он тут один? — не поверил ей я.
— Главный — да — кивнула она — А так — вон там отдельный выход через кухню, еще пара хозяйственных входов есть.
— Кухня — это хорошо — одобрил я — На ночь ее закрывают? Опечатывают?
— Кладовки — да, а так — нет — пробормотала женщина, видимо, начав думать о том, что я сбежавший преступник.
— Тогда — пошли — по возможности мягко попросил ее я, мое чувство опасности просто вибрировало внутри, сообщая мне, что пора линять из этого коридора — Где там эта ваша кухня?
— Мне надо операционную готовить — робко заикнулась женщина — Это важно!
Я молча сунул ей ствол пистолета в живот. Ну да, некрасиво до невозможности, но ничего другое в голову мне не пришло. Однако — киноштамп.
— Извините — но вот так. И мне не хотелось бы пускать его в ход — проникновенно сказал я ей — Вперед, сестричка, вперед. К выходу, пожалуйста.
Надо заметить, что в кино хитроумная медсестра уже ударила меня этой металлической хреновиной по голове или скальпелем полоснула бы. А эта нет — повернулась и пошла себе. И правильно — в кино это дело снимают в павильоне, где слева столик с закусками стоит, а слева гример сидит. А здесь — небритый мужик в халате и с пистолетом, причем стрельни он — и все. При этом ничего такого он не просит — только выход показать, так что пусть себе идет куда хочет. Потом полиции о нем расскажу — и все.
Так, или приблизительно так, по моему разумению она и размышляла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});