Читать интересную книгу Многоликий Христос. Тысячелетняя история тайных евангелий - Филипп Дженкинс

В техническом смысле история с Протоевангелием – пример цензуры и насилия над текстом. Но в действительности это так лишь для части христианского мира, к тому же текст оставался легкодоступным в лишь слегка измененной форме. Тот факт, что оригинальная версия едва ли была известна средневековому латинскому Западу, не означает, что пост-никейская церковь чудесным образом достигла успешного и повсеместного уничтожения текстов, отклоняющихся от ортодоксальной нормы.

Гораздо более спорным было содержание апокрифических деяний апостолов, излюбленного жанра. Особое признание завоевали пять текстов, все они датируются периодом где-то между 150 и 250 годами: это – Деяния Иоанна, Павла, Фомы, Петра и Андрея. Манихеи считали все пять каноническим сборником и заменяли им канонические Деяния апостолов, известные нам по Новому Завету. Св. Августин в начале V века, вероятно, ссылался на эти тексты, когда сетовал на то, что среди «апокрифических книг манихеев имеется сборник басен, обнародованных какими-то неизвестными авторами под именами апостолов».18

Из-за своих еретических тенденций эти апокрифические деяния стяжали немилость церкви, а декрет Геласия осудил Деяния Фомы, Деяния Петра и Деяния Андрея. Тем не менее процесс запрещения был весьма постепенным и фрагментарным. Даже в конце IX века патриарх константинопольский Фотий читал все пять деяний.

Деяния Иоанна указывают на продолжающееся влияние этих текстов. Эта книга, составленная, вероятно, в конце II столетия, все еще очаровывает современных читателей. В одном из ее разделов Иоанн дает удивительное описание Тайной вечери, которая там похожа на своего рода литургический танец. Иисус говорит:

«Пока Я еще не предан им, воспоем гимн Отцу и затем уже выйдем на тот путь, который предстоит». Итак, Он велел нам взять друг друга за руки и таким образом составить круг, а Сам, будучи в середине {круга}, сказал: «Аминь, послушайте Меня». Затем он начал петь гимн и говорить:

«Слава Тебе Отче!»

Мы же, стоя вокруг Него, отвечали Ему: «Аминь!

Слава тебе, Слово! Слава Тебе, благодать! Аминь.

Слава Тебе, Дух! Слава Тебе, Святый!

Слава славе Твоей! Аминь.

Хвалим Тебя, Отец! Благодарим Тебя, Свет,

в Котором нет тьмы! Аминь».[16]

Известно также описание суда над Иоанном и его осуждения при императоре Домициане. Иоанна приговорили к смерти, но чаша с отравой, которую он должен был испить, не причинила ему вреда. Однако она в тот же миг убила другого узника, которому дали выпить отстой из чаши, и Иоанн вернул его к жизни.19

Церковные власти становились все более подозрительными по отношению к этому тексту, отчасти потому, что он казался зараженным гностическими идеями. В частности, он вызывал в памяти египетского гностика Валентина. В 787 году второй церковный собор в историческом местечке – Никее осудил, наконец, Деяния Иоанна и потребовал «предать их огню». Это решение привело к утрате множества копий этого текста, однако этих копий было так много, что текст продолжали читать и переписывать. Тогда, в отличие от современных печатных изданий, копии имели расхождения с оригиналом, а со временем эти расхождения возрастали. В латинских рукописях заметна тенденция очистить текст от всего, что выглядело бы мистически или хотя бы отчасти еретически, но многие подобные фрагменты сохранились в греческих копиях. Сохранилось около 70 процентов оригинальных Деяний Иоанна, и с определенной уверенностью может быть восстановлен весь текст.20

Сохраняющуюся популярность этой книги лучше всего иллюстрирует образ Иоанна, держащего чашу с ядом, из которой появляется змея либо дракон. Столетиями, от Средневековья до наших дней, этот образ питал христианское искусство. Если Деяния Иоанна уже не были известны в своем изначальном виде, то их ключевые образы и рассказы сохранялись.

Не менее живучими оказались Деяния Фомы (к Евангелию от Фомы не имеющие никакого отношения). В этом сирийском тексте II или III века описана миссия Фомы в Индии и других дальних странах. Раннецерковным лидерам этот текст пришелся не по вкусу, так как содержал некоторые гностические идеи и мифы и был воспринят разными еретическими группами, включая манихеев, присциллианитов и энкратитов. Среди прочих красных тряпок, дразнивших строгую ортодоксию, этот текст выказывает глубокую неприязнь к сексуальности, включая совокупление новобрачных. Эти еретические черты делали Деяния Фомы куда более зажигательной смесью, чем, скажем, безобидное Дидахе, которое просто исчезло из публичного употребления. Деяния Фомы с первого взгляда могли бы показаться первым кандидатом на запрещение, и повторявшиеся заявления соборов и епископов и были нацелены на это. Как мы видели, декрет Геласия предписывает уничтожение данного текста.21

Но, как и в случае с Деяниями Иоанна, этот текст был настолько востребован, что его выхолостили, очистили, по крайней мере от некоторых еретических утверждений, и лишь потом позволили христианам пользоваться им. Помимо своих ранних форм, греческой и сирийской, Деяния Фомы появлялись на многих других языках: арабском, коптском, грузинском, латинском, армянском и эфиопском. В результате мы можем восстановить текст полностью.22

В некоторые версии Деяний Фомы включена «Песнь о жемчужине» (или «Песнь о душе»), замечательный памятник позднеантичного религиозного мира. Песнь сохранилась только в двух копиях Деяний, и многие ученые полагают, что эти два текста вначале существовали независимо друг от друга. Этот гимн, почти наверняка оставшийся от раннего гностического движения, датируется, видимо, II или III веком. Это – евангелие в форме аллегории: в Египет посылают царского сына, чтобы он изъял жемчужину из пасти змия. Однако князь забывает о своей миссии и даже о том, кто он такой, и с него совлекаются его царские одежды:

И я забыл, что я царский сын,и поработился их царю,и забыл о жемчужине оной,за коей был от родивших послан,и от дебелости их яствпоникнул в тяжелом сне.[17]

Другой посланник Царя царей помогает вернуть ему его истинное Я. Добыв жемчужину, князь возвращается домой. Согласно большинству толкований, эта история отражает гностические взгляды на мир, вероятно – мировоззрение Бардесана, который был известен как основатель сирийской гимнографической традиции. Князь символизирует душу, пойманную в сети мира материи, или темного Египта, откуда его искупает Христос, а жемчужина означает спасение. Эти темы сна и пробуждения, потерянности в земных западнях были центральными в гностических системах. Важное место они занимают в Евангелии Иуды.23

«Песнь о жемчужине», будучи гностическим текстом, имела мало шансов выжить в рамках официальной церкви. Но отдельные копии все же сохранялись вплоть до X–XI веков. Одна – сирийская – копия внесена в Деяния Фомы в 936 году, другие версии были известны в греческом переводе. Написан ли (что вполне вероятно) этот гимн Бардесаном или кем-то другим, он представляет собой наследие древней гностической традиции.

В ТО ВРЕМЯ КАК НЕОДОБРЕННЫЕ ДРЕВНИЕ ТЕКСТЫ сохранялись в рамках официальной ортодоксальной/кафолической церкви, другие структуры – ускользнувшие от ее контроля или влияния – еще сильнее вдохновлялись подобными документами. В более широком христианском мире часто тексты, совершенно отличные от официальных, трактовались как священные или даже канонические.

В V веке богослов Винсент Леринский определял христианскую ортодоксию в терминах ее всемирного присутствия и практической деятельности. Но дело в том, что никакой авторитет, религиозный или светский, никогда не имел такой власти, – «всегда и повсюду» навязывать христианам какие-либо абсолютные решения. Не было такого момента в христианской истории, когда верующие были бы объединены в одну-единственную церковь. Столетие тому назад католический автор Илер Беллок сделал явно неосторожное заявление: «Европа – это Вера, а Вера – это Европа». С исторической точки зрения он был неправ вдвойне, прежде всего потому, что имел в виду «веру» лишь в ее католической, папской форме.24

По крайней мере с XIV века Западная Европа была демографическим и культурным центром христианской веры, и в последующие века это доминирование только возрастало. В таком случае очевидно, что позднейшие ученые склонны принимать европейскую ситуацию за исторический христианский образец. Но в более ранние эпохи дело обстояло совсем иначе. Христианство возникло не в Европе, а на Ближнем Востоке и в Средиземноморье и долго удерживало эту свою трансконтинентальную идентичность.25

На протяжении всего Средневековья христианство в своих разных формах распространялось далеко за пределы Европы, до самых глубин Африки и Азии. В момент достижения своего пика христианский мир простирался от Ирландии до Китая, от Южной Индии до Сибири, и от границ Кении до заполярного круга. По некоторым сведениям, европейцы не составляли численного большинства вплоть до X–XI столетий. За пределами Европы немногим христианам было что-то известно о Папе или об увеличивавшихся территориальных притязаниях его епархии, и они не следовали римским порядкам.26