– Что «мы»? – Перебила его Зина. – Ну что ты думал?
– Что мы вместе, ну, понимаешь…
Зина откровенно ухмыльнулась на это. Достав сигареты, закурила.
– Знаешь, Афанасий, давай откровенно и без обид поговорим. Вот ты кем хотел в детстве стать, когда вырастешь?
– Машинистом тепловоза. – честно ответил Афанасий.
Зина рассмеялась и, сделав затяжку, ответила:
– Ты не Афанасий! Ты Афоня! Дурак ты. А знаешь, кем я хотела стать, когда вырасту? Кассиром в банке, потому что я тогда думала, что все деньги, какие в кассе, это все деньги кассира. Ну посмотри на себя. Кто ты? Слесарь-сборщик, без пяти минут безработный. Завтра уволят тебя и куда ты пойдешь? Моторный завод два года назад закрыли, станкостроительный, как и наш, под москвичами, людей пачками на улицу гонят. Жена тебя бросила, как же. Квартира-то у кого в собственности? То-то же! Сейчас натрахается на стороне и придет обратно за своим добром, а если не одна придет, а со своим кочегаром? Что делать-то будешь? Знаешь, Афанасий, сексом ты конечно занимаешься – будь здоров, просто улет. Но одним этим сыт не будешь. А как человек ты просто дурак, ноль без палочки. С твоим даром знаешь, каким богатым можно быть? Да самым богатым в мире можно быть. А ты что? Со своей дурацкой философией старушкам головную боль лечишь? Юродивым мозги вправляешь? У тебя даже машины нет! А мне кроме этого еще хочется на море ездить, и вообще я за границей ни разу не была. Нет, ты уж извини, но я, как ты говоришь, потребитель. Причем потребитель требовательный и разборчивый.
Докурив, она бросила окурок вниз между перил и пошла в квартиру, но, остановившись на пороге, обернулась и с улыбкой сказала:
– Завтра он во вторую смену, ты заходи вечерком, мне с тобой понравилось…
На улице пахло сыростью, было мерзко и промозгло. Утренняя чистота и белизна, обработанная реагентами, теперь снова забрасывала собою стекла и фары автомобилей, липла к обуви и одежде. На тротуарах повсеместно лежали кучки технической соли, небрежно брошенные ленивым дорожным рабочим, не потрудившимся разровнять их. Крупицы соли, как оспа, проели в утрамбованном пешеходами снеге дыры до самого асфальта. Зимний ветер, который должен был быть сухим и свежим, пропитывался сыростью испарений, перемешиваясь с выхлопными газами, душил, не давал вздохнуть полной грудью, задувал под короткую старую куртку, за воротник, в рукава, холодил тело. Деревья растеряли все свои наряды. Угрюмые прохожие торопились домой, толкались, машины брызгали с дороги грязной жижей. Автобуса долго не было, промокшие ноги мерзли, Афанасий, стоя на остановке, пытался двигать пальцами ног в ботинках, но это не помогало. Подошедший наконец автобус был забит битком, народ толкался локтями, наступал на ноги, ругался друг на друга. Кондукторша, с трудом проталкивая свое плотное тело сквозь человеческую массу, кричала истошным голосом:
– Задняя площадка! Оплачиваем проезд! Передаем на проезд, кто вошел! Да пройдите вы в середину салона, середина свободная, что вы столпились все у дверей!
Но никто не двинулся с места, и никто так и не передал за проезд, и тогда кондукторша, работая локтями, снова стала продираться с воплем:
– Дайте пройти, ради Бога, а то сейчас по головам пойду!
В полуподвальном магазинчике, недалеко от дома, Афанасий купил бутылку дешевой водки и какую-то закуску. На лавочке у подъезда посидел с пол часа, наполовину освободив стеклянную тару. Поднимаясь по лестнице, встретил соседку Катерину Ивановну. Та, обрадовавшись, затараторила, пригибаясь на каждом предложении, как бы кланяясь:
Конец ознакомительного фрагмента.