Читать интересную книгу Бриллиант для Слепого - Андрей Воронин

От неожиданности Никита даже растерялся. Никогда прежде мужчины не трепали его по щеке. «Педик, что ли?» — подумал он. Но в этом жесте не было ничего эротического, лишь снисхождение к человеку, находящемуся на несколько ступеней ниже по социальной лестнице.

— "Боже, царя храни" сыграть можешь? — спросил незнакомец.

Такой заказ Фагот получил впервые. Его репертуар мог удовлетворить любой вкус, приходилось играть всякие произведения — и тюремный фольклор, и афганские песни, и патриотические произведения советских времен.

Для профессионала, к коим себя причислял Фагот, очень важно суметь достойно принять вызов. Для музыканта, играющего на заказ, не должно существовать незнакомых мелодий. Фагот знал на память многое, не только классический и эстрадный репертуар, но и, как минимум, по одной народной песне каждого народа, населяющего бывший Советский Союз. Однако просьба незнакомца оказалась для него полной неожиданностью.

— Ну можешь или нет? — строго спросил мужчина с подкрученными усами.

Фагот играл «Боже, царя храни» всего один раз в жизни, когда учился в музыкальной школе. Достал ноты и ради прикола исполнил, чтобы позлить директора — махрового коммуниста, бывшего духовика из военного оркестра, пришедшего руководить музыкальной школой по партийной рекомендации.

— Могу, — ответил Никита. Вызов был принят, хотя он помнил только начало гимна. — Слов не вспомню. Если вы подпоете...

— Я спою.

Фагот коснулся клавиш. Усатый одобрительно закивал, затем вытянулся во фрунт, вскинул голову и запел чистым низким голосом: «Боже, царя храни». Пел он правильно, со знанием дела, но как-то противоестественно воодушевленно. У Фагота даже мурашки по телу побежали, показалось, будто он вернулся на сто лет назад, когда слова «стяг», «фанфары», «отечество», «государь-император» еще не были пустым звуком.

Прохожие нервно озирались по сторонам, заслышав зычный голос усатого, исполнявшего давно забытые слова царского гимна.

Тихон, так и не купивший цветы, уже стоял рядом. Губы его кривились в ехидной улыбке. Когда мужчина кончил петь, вор истово зааплодировал и крикнул:

— Браво! Мужчина удостоил его презрительным взглядом и произнес:

— В вашем возрасте, сударь, следует знать, что гимну не аплодируют.

Затем раскрыл портмоне и положил в футляр сотенную российскую бумажку. Чувствовалось, для него это деньги, не фантик. «Пустышка. К нему в карман лезть не стоит», — подумал Тихон.

Усатый, заплатив за игру, медленно пошел дальше. Спину держал все так же прямо, плечи развернуты, при каждом шаге он легонько ударял себя сложенными кожаными перчатками по бедру.

— Идет, как на коне скачет, — прошептал Тихон Фаготу. — Сворачивайся. Больше двух бумажников я в одном месте не ловлю. Идем на транспорт, кажется, у меня сегодня фартовый день.

Возражать Тихону Фагот не привык. Сложив в футляр инструменты, он подошел к цветочному киоску.

— Если кто искать меня станет, скажи, что я сюда уже не вернусь, пусть вечером дома меня ищут, — сказал Фагот цветочнице.

Фагот вышел из перехода на улицу. Тихон терпеливо ждал его, прислонившись плечом к щиту с планом города. Когда Никита и Тихон отошли на полквартала, вор предложил музыканту присесть на каменный парапет здания.

— Толстяк оказался набит не так уж плотно, как я думал, — сказал Тихон, глядя перед собой.

— Одни рубли? — без особого интереса спросил Никита.

— Нет, и баксы тоже. Их я сразу приметил, но только края купюр, номиналов не рассмотрел. Нормальные люди баксы сотенными бумажками носят, в крайнем случае, пятидесятками, а он, фраер дешевый, всю наличность купюрами по десять баксов таскает.

— Может, с ним такими деньгами за работу расплачиваются?

— Если бы! — рассмеялся Тихон. — Он не сантехник, не массажист, не минетчица с большой дороги, чтобы ему десятки совали. Мужик бизнесом занимается, а на десятки специально разменял, чтобы с другими расплачиваться. Шлюха, которой он цветы покупал...

— Почему шлюха? — удивился Фагот.

— На него ни одна нормальная баба не позарится. Так вот, шлюха на нем не сильно поднимется, в лучшем случае он ей червонец отстегнет, да и то, с таким видом, будто штуку подарил.

— Сегодня у нее вообще облом будет, — напомнил Фагот, — платить мужику нечем.

— Держи свою долю, — Тихон вложил в ладонь Никите сложенные вчетверо купюры, — как-никак, работали мы вместе.

— Толстяк не музыку слушать приходил, — заметил Фагот, — его ни одна мелодия не прошибет. С такой мордой человек восприимчив только к выпивке, жрачке и трахне. Так что моей заслуги в деньгах нет. Тихон еле заставил Фагота взять деньги.

— Я никак не могу понять, — удивлялся Никита, — почему вы, до сих пор по метро, трамваям, переходам помышляете? Вы же блатной в авторитете, ходок на зону за вашими плечами немало, деньгами при желании можете ворочать огромными. Я даже не знаю, не могу предположить, сколько их у вас?

— Много, — скромно заметил Тихон и тут же добавил: — Ты, между прочим, тоже не бедствуешь, и не музыка тебя кормит,

— Я должен играть.

— Почему? — быстро спросил Тихон. Фагот задумался.

— Это то, что я умею делать лучше всего.

— То-то и оно, — засмеялся карманник. — Ты заточен под музыку, она — твоя жизнь, а все остальное прилагается.

— А вы заточены под щипачество?

— Именно, — Тихон вскинул указательный палец, — таким я уродился, таким и умру. Я одиночка. Медведь-шатун. Смысл моей жизни в этом. Тебе наверняка хотелось изменить свою жизнь? Плюнуть на все, завязать с прошлым? Не получается, — прошептал вор, — жизнь свою мы уже сделали.

— Вам она нравится?

— Почти во всем, — улыбнулся Тихон.

— А кем я могу стать, если забыть о музыке?

— Из тебя получился бы неплохой взломщик сейфов. С твоим идеальным слухом ты бы мог различить любой щелчок в механизме замка, но твое призвание в другом. Из тебя получился неплохой ассистент карманника. Ты хороший ученик, Никита, а каждый хороший ученик, в конце концов, превзойдет учителя.

— Что вам не нравится в моей жизни?

— Честно? — Тихон положил ладонь на плечо Никите.

— Насколько это возможно.

— Мне не нравится твое отношение к женщинам. Я имею в виду приличных женщин, а не торговок из киосков. Ты влюбился в студентку из хорошей семьи, она каждый день проходит вдоль торговых рядов. Думаешь, я не понимаю, что вы несколько раз уже были вместе. А любить нельзя — это слишком дорогое удовольствие. Запомни — близость с любимой, в результате, стоит всегда больше, чем ночь с самой дорогой проституткой. Учись экономить деньги.

— Любовь придает силы, — тут же возразил Фагот.

— Любовь! — пафосно произнес вор. — Женщины! Они тебя и сгубят. Ты не умеешь любить. Я вижу тебя насквозь. Ты боишься потерять любимую женщину больше, чем она боится потерять тебя. Никита задумался.

— Может быть, вы правы.

— Тысячу раз прав. Сколько блатных сгорело на бабах — не счесть! А знаменитостей, политиков! Хочешь знать, Никита, что самое главное, чего я достиг в жизни, а?

— Вы гениальный вор, — неуверенно ответил Фагот.

— Нет, — глаза Тихона засверкали. — Я независим, я свободен! Я плевать хотел на государство, власть, ментов, на общественное мнение. Когда я был таким же, как ты, думал, что люблю и живу ради любви. Это Никита, стоило, мне первой ходки. Сдала она меня, — черты лица Тихона заострились, взгляд сделался жестким. Он сцепил пальцы так, что они хрустнули. — Но я не жалею об этом. Она оказалась обыкновенной сучкой, ментовской сучкой, подсадной. Если бы не она, меня бы не взяли.

— Что с ней стало? — тихо спросил Фагот.

— Ты думаешь, я ее грохнул, когда вышел? Нет, тут я слабину дал.

— Неужели больше ее никогда не видели?

— Встретились. Подкараулил я ее в подъезде, даже нож с собой прихватил. А когда увидел, старое всколыхнулось. Она клянчить стала, чтоб я ее живой оставил, все ушло, противно сделалось. Она даже себя мне предлагала тут же на лестнице, в любом положении. Живи, — сказал, — и ушел.

— Моя девушка не такая, — произнес Фагот.

— Конечно, хорошая, правильная. Это меня и беспокоит. Мне с моей бабой повезло, дрянью оказалось. Твоя «честная» да «правильная» тебя до добра не доведет, — не очень логично закончил Тихон, звонко хлопнул ладонью по колену и весело воскликнул: — А теперь, Никита, за дело.

— Чую, день у меня фартовый, — шептал Тихон на троллейбусной остановке. — Это, как карты, сами в руки идут, и захочешь проиграть, а не проиграешь.

Тихон, по мнению Фагота, превзошел сегодня самого себя. Он не покидал транспорт пустым, даже за одну остановку успевал «позаимствовать» чужой бумажник и опустошить его.

— Вы уже сегодня десятый кошелек вытаскиваете, — изумился Фагот, когда они вновь оказались на остановке. Тихон вздохнул: