Вот мы и вернулись к тому, с чего начали наш прекрасный, полный чудесных открытий разговор. Я протянул руку сквозь Грани, достал из запасника бутылку вина, хрустнул пробкой. Разлил чернильно-синюю жидкость с серебристыми искорками магии по бокалам.
— А место службы она точно сменила “вдруг” и “внезапно”? — поинтересовался я. — Потому что через полгода службы моему дому, она попыталась взломать сокровищницу Алиэто-оф-Ксадель, была схвачена с поличным, после чего сбежала из-под стражи, открыв портал из помещения с магической блокировкой. Сам понимаешь, “вдруг” и “внезапно”, без весомых причин, таких резких карьерных поворотов не делают.
Лорд Сомхэрл, внимавший перечню свершений небезызвестной лирелей с выражением глубочайшей задумчивости на лице, на последние мои слова пробормотал:
— Может, она просто устала существовать на оклад преподавателя, и решила поправить свои дела, чтобы снова жить в роскоши, как во времена ее отца? — и сделал щедрый глоток из бокала.
— Мэл, тебе доводилось бывать в Самоцветном ожерелье? — спросил он вдруг после того, как мы помолчали, отдавая должное букету вина и новостей. — Забавное содружество миров. Они там верят, что судьбы не существует, не признают над собой богов и поклоняются великому ничто. А вместо жрецов ходят к Оракулам.
— Люди, которые не верят в предопределенность будущего, верят в ясновидящих? — скептически уточнил я.
— Не совсем. Они считают, что их Оракулы видят не будущее, а правду. Варварские миры, дикие порядки, которые не понять истинно цивилизованным людям: например, женщины у них наследуют наравне с мужчинами…
— Как у эльфов, — поддакнул я.
Самоцветное ожерелье начинало мне нравиться: надо же, люди-люди, а светлые проблески случаются!
— Как у эльфов, — невозмутимо согласился Сомхэрл, сделав вид, что это была не шпилька. — Но я не об этом. Так вот, там принято, что родители дают ребенку только второе имя. Первое нарекает Оракул. Ему приносят младенца, он смотрит, и, как верят местные, видит его суть. Основу. Ту совокупность черт и качеств, которые не зависят от воспитания, а, по тамошним верованиям, дана человеку от рождения. У них считается, что это имя — маяк. Оно поможет человеку найти дорогу к себе, потому что определяет его личность.
Он покачал вино в бокале, не спеша делать новый глоток, а просто сосредоточенно наблюдая танец серебристых искр в темном водовороте.
— Знаешь, что означает имя этой девицы?
— Ласточка? — я тоже сделал глоток вина и полюбовался бликами на его поверхности.
— Она и тебе сумела это продать? — хмыкнул Сомхэрл. — Оракул нарек ее Даркнайт, темная ночь. Я, кстати, считал это одним из доказательств, что все эти оракулы и прочие ясновидящие — полный бред. Ну какая из этой беспомощной домашней девочки Темная ночь? С какой стати? Теперь, кажется, понимаю — с какой…
Мне категорически не нравилось ни то, каким тоном полукровка говорил об Ирон… то есть, Даркнайт, ни то, какие он выбирал выражения. Но сообщать, что лирелей находится под моим покровительством сейчас было бы не ко времени: сперва стоило лирелей под это покровительство вернуть.
Поэтому я достаточно равнодушно поинтересовался не важной, но заинтересовавшей мелочью:
— Что значит “она и тебе сумела это продать”?
— Ах, да. Я же не сказал! — Сомхэрл невесело усмехнулся. — Оракул может выбрать в качестве имени ребенку любое слово, которое посчитает подходящим и наиболее полно его характеризующим. Это имя всегда стоит первым, а родительское — уже после него. Сколько бы родители имен чаду ни дали. Когда волей императора девицу лишили родового имени, у неё осталось два личных. Она попросила сделать первое имя — родовым.
Снова помолчали.
И, сделав очередной глоток, я заключил:
— Ну, что ж. Причину повышенного интереса дома Алиэто к лирелей Даркнайт Ирондель мы прояснили, и раз уж в ней нет никакой высокой (равно как и низкой) политики, а одно лишь честное ограбление, да и то несостоявшееся, думаю, тайная канцелярия согласится, что такое мелкое происшествие не стоит её драгоценного внимания, является нашим внутренним делом, и мы прекрасно разберемся с ним сами. Со своей стороны, могу обещать, что лирелей Даркнайт Ирондель ответит перед законом по всей строгости темноэльфийского кодекса…
Полукровка, проигнорировав вежливый намек (увы, выпроводить его невежливо мешал тот самый договор моего народа с Элгом Завоевателем), уставился мне в глаза, явно прикидывая что-то в мыслях.
Я не торопил, со скучающим выражением разглядывая, как стекает вино по стенкам бокала.
— Мэлрис, у меня есть сведения, которые не подпадают под нашу договоренность об обмене информацией относительно Даркнайт Ирондель, — определился наконец с решением он. — Но эти сведения способны пролить свет на причины, сподвигнувшие её на столь неожиданные действия, а также, возможно, на ее нынешнее местонахождение. И, признаю, у меня есть в этом деле свой интерес. Я думаю, мы могли бы быть друг другу полезны.
[1] темноэльфийский специалист по связям с инородной общественностью
Глава 3
Даркнайт Ирондель Янтарная
Ветер свистел и крутил снег вихрями. Зачерпывал, переплетал, швырял пригоршнями — по меркам Сумёта, погода вполне приличная. Правда, стоит только наивному чужаку поверить на слово оброненному “приличная” и выглянуть на улицу, из него тут же выдует всё, вплоть до скелета.
Тихая, укромная пещера под водопадами близ Алиэто-оф-Ксадель, присмотренная заранее, пригодилась — уходить с Улариэ, не позаботившись о следах, было бы опасно.
Там, в “перевалочном пункте”, куда я выскочила переходом из покоев темного, я колдовала самозабвенно и до изнеможения, в полную силу, используя и заранее продуманный план побега, и внезапно поднявшуюся в душе волну безумного куража. Создавая ложные отпечатки и фальшивые следы, вплетая в них столько себя, что они становились почти истинными — и заставляя разбегаться их в разные стороны и в разные миры...
Ну а если кто-то все же сможет проследить мой путь, то его ждет сюрприз: здесь, в мире Сумёт, магические потоки столь быстры и неистовы, что остаточные эманации перехода размыло, стоило мне из него выйти — разыскивайте меня по всем здешним снегам, дорогие ищейки. Правда, без магии: колдовать здесь почти невозможно, всё те же непредсказуемые потоки силы не позволят. Этому миру чужда логическая выверенность классической магии.
А связать меня с убежищем на Сумёте как-то иначе невозможно — его и подготовила-то не я.
Если не касаться силы и не выходить из убежища, здесь было даже здорово. Крохотный домик, который мой отец и охотничьим бы не назвал, ограничивался одной комнатой. Открытый камин, в котором сейчас вовсю гудело пламя, низкий грубо сколоченный стол да ворох мехов в углу — вот и вся обстановка.
А еще подпол, плотно забитый припасами, а еще тайники, из которых я нашла три, при том что о двух знала заранее, а в том, что их больше, я уверена, зная человека, готовившего это убежище… Да, отсиживаться на Сумёте можно было бы сколь угодно долго, дожидаясь, пока темным не надоест без толку суетиться.
А придется ограничиться неделей — каждый новый день, проведенный в уютной теплой безопасности заснеженной избушки, ложился камнем на мою совесть.
Я прекрасно помнила, какой ценой оплачивался каждый из этих дней.
Будь моя воля, я бы продолжила свои поиски уже сегодня.
Но неделя — это абсолютный минимум, необходимый мне для восстановления сил после всего, что пришлось сотворить за последние сутки. Я не могу позволить себе оказаться беззащитной. Да и самые активные поиски лучше переждать.
Зато сейчас у меня есть возможность выдохнуть. Прийти в себя. Продумать дальнейшие действия.
Голод утих, удовлетворенный хлебом и копченым мясом из запасов убежища: готовить не было сил. Да и желания — не было. Мой безумный рывок из Алиэто-оф-Ксадель, на пределе сил (а по здравом размышлении — далеко за пределами), а вслед за ним — изощренная магия в пещере, вымотали меня так, что хотелось только лежать, лежать, зарывшись в меха, лежать еще сильней!