Кто этот чужестранец? Какой национальности? Из Старого или Нового Света? Эти вопросительные знаки всегда сопутствовали ему. О нем никто ничего не знал: ни его происхождения, ни настоящего имени. Впрочем, на этих свободных территориях, где не было никакой власти, в этой независимой Магеллании, кто бы стал задумываться над подобными вопросами? Ведь здесь не было полиции, которая любит интересоваться прошлым людей, под ее властью невозможно долго оставаться неизвестным… Ни на Огненной Земле, ни в соседних архипелагах не встречалось представителей хоть какой-нибудь державы, а полномочия губернатора Пунта-Аренаса еще не распространялись на другую сторону Магелланова пролива. Следовательно, никто не мог принудить этого иностранца удостоверить свою личность. Редко встречаются страны, а скоро их не останется совсем, где можно жить, не подчиняясь ничьим обычаям и законам, быть совершенно независимым и не стесненным какой-либо общественной связью.
Первые два года своего пребывания на Огненной Земле Кау-джер даже не пытался поселиться в каком-то определенном месте. Он проводил время в обществе туземцев, жил их жизнью и сторонился колонистов разных национальностей, создававших фактории. Он переходил от стойбища к стойбищу, от одного племени к другому, и всюду его ждал теплый прием, ибо все видели в нем доброго и отзывчивого человека. Он питался продуктами охоты и рыбной ловли, жил то среди прибрежных семейств, то в племенах внутренних районов, разделяя с индейцами места в хижинах, вигвамах, навесах.
Он обладал большой физической силой, железным здоровьем, необыкновенной выносливостью и, будучи человеком из породы Ливингстонов[86], Стенли[87] и Нансенов[88], мог бы совершать великие деяния, если бы был одержим страстью к открытиям. Но тогда бы ему понадобилась иная сцена, а не магелланийская область, где после работ Фицроя и Кинга открывать было уже нечего.
Вне всякого сомнения, Кау-джер был образованным человеком, и прежде всего в экспериментальных науках. Он, вероятно, очень тщательно изучал медицину, был неплохим натуралистом, знающим растения и их лечебные свойства, изъяснялся на многих языках: английском, французском, немецком, норвежском, испанском. И каждый говорящий на любом из этих языков мог бы принять его за своего соотечественника. Впрочем, после первых же вопросов о национальности, которые ему сначала еще задавали и которых он избегал, о проникновении в его тайну не было и речи. Следует добавить, что этот загадочный персонаж не преминул выучить ягон, язык якана, самый распространенный в Магеллании; миссионеры пользовались им, чтобы переводить отрывки из Библии; вскоре Кау-джер уже бегло говорил на нем. Впрочем, в контакт с судами, вставшими на якорь в каком-нибудь месте Магелланова пролива, или пролива Бигл, или прочих проходов архипелага мыса Горн, он вступал исключительно для того, чтобы пополнить запасы пороха и пуль, а также лекарственных средств. Все это он либо выменивал, либо покупал за испанские песеты и английские фунты, недостатка в которых, видимо, не испытывал. Впрочем, в своих потребностях он был весьма скромен и удовлетворялся тем, что добывал на охоте и рыбалке.
Но если уединиться в этом затерянном мире его побудила мизантропия[89], непреодолимая неприязнь к обществу себе подобных, чем тогда объяснить его доброту, самоотверженность, великодушие по отношению к туземцам Магеллании? По серьезному и печальному лицу Кау-джера можно было заключить, что жизнь не уберегла его от многих разочарований, может быть, от крушения амбициозных планов, которые не смогли реализоваться, возможно, от отказа реформировать общество, которое он не мог принять… И кто знает, не усилилась ли от всего этого его ненависть ко всему человеческому роду, за исключением жалких индейцев с Огненной Земли?..
Первое время — примерно в течение полутора лет — Кау-джер не покидал главного острова, на который высадился. И все это время росли доверие индейцев к нему и его влияние на туземные племена. К нему приезжали советоваться жители других островов: Осте, Наварино, Вулластон, заселенных индейцами, несколько отличающимися от народности якана; их прозвали каноэ, или индейцы на пирогах; подобно своим собратьям, они жили охотой и рыболовством. Эти индейцы приезжали к своему благодетелю, когда тот оказывался в каком-либо становище на побережье пролива Бигл. Кау-джер никому не отказывал ни в совете, ни в уходе. Часто, в особо серьезных случаях, когда какая-нибудь эпидемия поражала то или иное поселение, где туземцы жили рядом с миссионерами, он устремлялся на борьбу с этим бедствием, сохраняя крайнюю сдержанность во всем, что касалось его самого. Вскоре он стал известен по всей стране. Его слава перешагнула Магелланов пролив. И на том берегу узнали, что некий иностранец, поселившийся на Огненной Земле, получил от признательных рыбников прозвище Кау-джер. Его не раз просили приехать в Пунта-Аренас и наладить отношения с жителями этого чилийского поселения, но Кау-джер неизменно отвечал отказом, и ничто не могло заставить его изменить решение. Казалось, он не хотел ступать на землю, которую не считал свободной.
Именно тогда, через восемнадцать месяцев, произошел инцидент, последствия которого в какой-то мере изменили образ жизни чужеземца.
Кау-джер упорно не хотел появляться на полуострове Брансуик, который относился к Патагонии, зато патагонцы без стеснения вторгались на Огненную Землю — им не составляло никакого труда перебраться на лодках на противоположный берег Магелланова пролива. Там они устраивали временные стоянки и на лошадях совершали «большие рейды» — пробеги от одной оконечности Огненной Земли до другой.
Неутомимые всадники, патагонцы, преодолев обширную горную область на севере Огненной Земли, появлялись то у мыса Орендж, у начала второй горловины[90], то у мыса Эспириту-Санто, у самого входа в пролив. Продвигаясь от бухты к бухте вдоль побережья Атлантического океана, они требовали от огнеземельцев уплаты дани, а если встречали сопротивление, то нападали на них и забирали пищу, захватывали в плен детей и увозили в племена патагонцев, где держали в рабстве до совершеннолетия. Иногда они добирались до мыса Сан-Диего, до пролива Ле-Мер, последнего рубежа Огненной Земли. Кау-джер неоднократно видел их, когда они шли проливом Бигл, направляясь к полуострову, диковинным образом изборожденному отрогами горных массивов Дарвин и Сармьенто, но уклонялся от встреч, а если обнаруживал их следы вблизи стойбищ огнеземельцев, то предупреждал последних об опасности. До сих пор он никогда не вступал в контакт с этими жестокими грабителями, на которых не могли найти управу власти Чили и Аргентины.