и продолжил:
— И кстати, Фанацио рассказывала, что во время обороны Великих восточных врат предыдущий вождь гигантов потерял рассудок и, подобно Райосу, кричал нечеловеческим голосом. Гиганты считают себя сильнее прочих рас, и эта мысль помогает им держать себя в руках. Я думаю, вождь сошёл с ума, когда его убеждения начали рушиться. И загвоздка в том, что, скорее всего, для некоторых рыцарей единства вера в своё божественное происхождение — такой же важный фундамент, на котором держатся их души.
Ронье ежедневно была свидетелем проявлений силы и благородства рыцарей единства, поэтому слова Кирито отчасти смутили её.
Безусловно, для рыцарей будет сильнейшим потрясением узнать, что Первосвященница Администратор от начала и до конца лгала обо всём, что касается ритуала синтеза. Но непоколебимые, привыкшие во всём полагаться исключительно на самих себя рыцари единства должны выстоять. Не может такого быть, чтобы их души разрушились, как у Райоса Антинуса.
Но, возможно, Ронье выдавала желаемое за действительное? Поселившись в соборе, она начала испытывать к рыцарям ещё больше уважения и восхищения, потому что каждый день разговаривала с ними и училась у них фехтованию и священным заклинаниям. Что, если именно поэтому ей хотелось, чтобы рыцари единства и дальше оставались безупречными и несокрушимыми?
Ронье невольно опустила голову.
— Слушай, Кирито, — вдруг неуверенно заговорила Асуна. — Я немного не понимаю… Кодекс Запретов — это ведь непреложный закон для всего мира людей, да? Настолько, что душа человека разрушается просто от попытки нарушить его?
— А, ну… почти. Обычно до разрушения души дело не доходит: включается печать в правом глазу, и, как правило, после этого человеку уже не до мятежных мыслей. У Райоса печать не включилась, потому что он не собирался нарушать Кодекс из-за личных убеждений — просто он застрял в цикле противоречий, пытаясь и сохранить себе жизнь, и не нарушить Кодекс.
— Извините, что такое цикл? — вдруг вставила Тизе.
— Сколько ни пытаюсь следить за языком, всё равно англ… то есть слова, на священном языке проскакивают, — посетовал Кирито. — Слово «цикл» переводится как «кольцо» и по аналогии с формой колец часто обозначает нечто бесконечное и повторяющееся… Я понятно объяснил? — спросил Кирито, переводя взгляд на Асуну.
— По-моему, вполне, — с улыбкой согласилась она. — Ещё говорят «зацикливать» — это значит «закольцевать», «соединить в кольцо».
— Хмм! Спасибо! — поблагодарила Тизе и достала из кармана формы (Кирито иногда называл его «по́кетом» на священном языке) небольшую стопку прошитых нитками листов льняной бумаги и медную ручку.
Она пролистала несколько исписанных страниц, нашла чистую и внесла туда значение слова «цикл».
— А… Что это такое, Тизе?
— Хе-хе, я выпросила в хозяйственном отделе обрезки бумаги и сделала записную книжку. Так я хоть не буду забывать слова священного языка, которые мне объясняют.
— С каких пор ты так…
Ронье слегка занервничала: откуда такое рвение у Тизе, которая всегда ненавидела учёбу ещё больше, чем она?
— Потом научи меня, как такие книжки делать, — прошептала Ронье подруге, толкая её локтем.
— Хе-хе-хе, что-то я давно не ела медовиков из «Прыгучего оленя».
— Ну что ты за человек! Ладно…
Кирито, с улыбкой наблюдавший за их разговором, откинулся на спинку стула и сказал:
— Надо бы поскорее увеличить производство снежного льна. Урожаи должны быть в три… нет, в пять раз больше нынешних.
— Нам даже десятикратного прироста не хватит, — вставила Асуна. — Мне хотелось бы, чтобы каждый ребёнок в мире людей… нет, во всём Андерворлде мог свободно пользоваться ручками и тетрадями.
— Это было бы так прекрасно… — согласилась неизвестно когда открывшая в себе тягу к знаниям Тизе, глядя на свою маленькую записную книжку. — Пергамент ужасно дорогой, поэтому дети младших аристократов вроде нас с Ронье пишут на нём разведёнными чернилами из синих лотосов, а потом моют пергамент и пользуются им снова. Есть, конечно, дешёвая бытовая бумага из белой нителистницы, но она за неделю теряет Жизнь и рассыпается… Я думаю, если у каждого ребёнка будет льняная бумага, они все полюбят учиться.
— Это точно. Правда, придётся ещё написать много учебников, — заметила Асуна.
На этот раз Ронье тоже согласилась.
Кирито пришлось на какое-то время отложить дела и летать по всему миру людей в поисках материала для новой бумаги, которая сочетала бы долговечность пергамента и дешевизну нителистницы. Наконец ему удалось обнаружить снежный лён — белоснежный цветок, растущий лишь в горах на северо-западе Северной Империи. Сначала листья и стебли этого растения необходимо мелко нарезать и отварить. Получившуюся смесь нужно вылить тонким слоем на плиты и быстро высушить теплородами и ветрородами, потому что отвар считается едой и быстро теряет Жизнь, но в высушенном виде переходит в разряд полотна и прекрасно хранится. Наконец, смесь раскатывается большими скалками и превращается в гладкую белую бумагу.
Льняная бумага намного дешевле пергамента, который делается из шкур овец, причём из одной шкуры можно сделать лишь один лист шестьдесят на шестьдесят санов. По долговечности она тоже практически не уступает пергаменту. С другой стороны, производить её сложнее, чем бытовую бумагу, для получения которой достаточно просто постучать молотком по скреплённым друг с другом листьям нителистницы, но главное — нигде в окрестностях Центории снежный лён не выращивается. Конечно, в горах уже появились поля снежного льна, а в самой Центории построены целых четыре бумажных фабрики, которые продают свои изделия горожанам, но пока что льняная бумага заметно дороже бытовой. Даже Ронье, не знавшая многих тонкостей, понимала, что сделать эту бумагу достаточно доступной для детей не только мира людей, но и мира тьмы будет очень трудно.
Но Кирито и Асуна не собирались останавливаться на производстве бумаги. Они планировали выпускать в огромных количествах учебники по языку мира людей, математике, заклинаниям и так далее.
— Конечно, если у каждого человека будет по учебнику, дети смогут учиться по ним в любое время… — начала Ронье, и Тизе подхватила:
— Но у опытного писаря уходит месяц, чтобы сделать копию даже учебника начальных священных заклинаний. И конечно же, эти книги очень дорогие… Мой отец с огромным трудом накопил деньги и купил мне его, потому что священные заклинания — часть вступительных экзаменов в академии мечников. Он очень сожалел, что смог достать только самое дешёвое издание, написанное получитаемой скорописью. Правда, для меня этот учебник всегда был сокровищем.
То же самое могла сказать и Ронье.
Больше всего в мире людей ценятся учебники, написанные так называемым аксиомным шрифтом, который используется в Кодексе Запретов. Они стоят по десять тысяч ший за том, и их не могут