Читать интересную книгу Двое и одна - Григорий Марк

Провела рукой по моей трехдневной щетине. Уверенно и робко прижалась своим теплым большим телом. Телом, которое я знал наизусть. И я снова ощутил упругую тяжесть ее бедер. Раньше работало безотказно.

– Помнишь, как в прошлый Новый год, когда мы вернулись от Берковичей…

– Зачем ты? Ведь я же не машина. – Я с трудом высвободился. – Пойми, то, о чем ты молчишь, очень важно!.. Даже имя его так и не хочешь назвать…

Я все еще не мог решить, что должен чувствовать. Душа запуталась в себе самой. Признаться, что ревную к призраку, который уже много лет как исчез, было унизительно. Чего я из себя корчу? Но тут же понял, что это не я, а меня что-то корчит. И ничего с этим сделать не смогу.

Честная, нечестная, невежественная, неинтеллигентная – эти книжные мерки не подходят. Слишком уж переливается, переходит одно в другое то, что у нее внутри. И в слова не укладывается… Все равно что считать нечестным или невежественным этот ливень за окном… Надо переменить тему, найти мостик, чтобы перейти пропасть.

– Для меня это чересчур сложно. – Тишина никогда не была для нее естественной средой обитания. Долго в ней находиться она не могла.

– И для меня. – Я сидел, покусывая дужку очков. Отголоски ее слов, ее тела медленно затихали во мне. – А вдруг он вернется, и все начнется снова?

Она испуганно посмотрела, собрала размазанную улыбку в узкую полоску, зажатую между губами, и замерла. Но сразу же спохватилась.

– Да я и тогда не придавала значения. Как будто не со мной. – Привел меня в чувство ее голос. В чувство, что я в неоплатном долгу. Голос стал гораздо тоньше и пронзительней. Словно незаметно подтянула голосовые связки. Сейчас он исполнял вариации на тему грубого, ревнивого мужа. Никакой, самый совершенный детектор не зарегистрировал бы в нем и малейшей лжи. Но на всякий случай все же решила подстраховать себя коротким смешком. Смешок отработан был плохо, и впечатления на меня не произвел. – Это ведь не кино, которое можно прокручивать много раз… Не могу с тобой разговаривать. Сердце начинает болеть.

– Я думаю… – Мне понадобилось три-четыре секунды, чтобы решить, что именно я думаю, и решиться это произнести. – Я думаю, сердце у тебя гораздо здоровее моего.

Для чего ей нужен новый компьютерный адрес, защищенный паролем? Ведь не порнографические же сайты она рассматривает?.. Какая-то важная мысль в самый последний момент все время ускользает.

Слегка поколебавшись, она начала втягивать в себя еще один глоток. Я заметил, что румянец у нее на щеках испарился. Бутылка была уже почти пустой. Между мной и женщиной, одиноко пьющей рядом, не было почти ничего общего. При этом еще очень много прошлого соединяло нас. Пока мы обвиняли друг друга, оба чувствовали эту тонкую, подрагивающую связь. Но стоило замолчать, и она исчезала. Так исчезает в воздухе сверкающий диск вокруг остановившегося вентилятора.

Мне показалось, что вот сейчас она наконец объяснит, почему все так произошло. Почему продолжала трахаться с ним и после того, как вышла за меня замуж? Что чувствовала, когда жила с двумя мужчинами? Что это – любопытство? Избыток жизни? Бушующие гормоны? Сравнивала ли она нас? Любила ли хотя бы одного? Но лицо ее оставалось непроницаемым. Еще одна ложная тревога.

– Ты даже теперь не можешь рассказать всю правду? Нам обоим было бы легче.

– Попробовала раз.

– Да? И когда же это произошло? – Я заглотил наживку.

– Ты даже не заметил. – Искушение жалостью к самой себе у нее как-то вдруг пропало. – Помнишь, месяцев через пять после свадьбы ты позвонил мне на мобильный и спросил, где я? – Я помнил очень хорошо, но пробормотал что-то неопределенное. – И я, сама не понимая отчего, ответила: «в мотеле с любовником». Даже название мотеля дала. А ты не захотел поверить. Засмеялся – доволен! – превратил все в шутку.

Что-то мутное, неуправляемое появляется в ней теперь после нескольких рюмок. Что-то разрушительное.

– Просто способ меня обмануть. Можно обманывать, даже когда правду говоришь. Ты знала, что не поверю…

– Да нет! – утверждение и отрицание выходят у нее на одном дыхании, но отрицание всегда сильнее – ничего я про тебя не знала! Ни тогда, ни сейчас!

Короткое двухсложное слово «развод», чем-то похожее на звук взведенного курка – раз и вот: выстрел – слово, которое никто из нас не решался произнести, слышно было уже внутри каждой фразы.

Я стоял, уставившись в кромешную темноту, словно пытался прочесть в небе написанные черным по черному предсказания о своей семейной жизни. Отражение жены в оконном стекле – в отличие от оригинала, сидевшего на диване, – было очень уютным, домашним. Еще один обман. В этот раз оптический.

Холодный ветер снаружи набирал силу, тяжело плевался, становился все злее. Обламывал с треском цеплявшиеся друг за друга пальмовые ветви. Безжалостно хлестал ими ливень, проколотый мерцающими светофорами. Прозрачная водяная завеса со свисающей с подоконника бледно-зеленой бахромой прижималась к стене дома. Ветвистая щель рассекла желтым острым блеском небосвод.

Казалось, смерч, несущийся сразу отовсюду, со свирепым завыванием кружится вокруг нашего беззащитного дома. И я сейчас в самом центре его. Он разбивается вдрызг вокруг меня о тонкие стены. Вздувает брезент полосатых навесов над дверьми. Многие молнии змеятся вокруг дома. Еще немного, и смерч поднимет его от земли. И наш дом, сверкающий миллионом горящих слюдою окон, – налившийся свечением, живой огромный шуруп, – начнет ввинчиваться в промокший войлок туч, чтобы тот не отслоился от небесной тверди.

И мне вдруг показалось, что этот смерч, эта воющая музыка – вся об одном. Об ее бушующей нелюбви ко мне.

Телевизор неожиданно воскрес. Но видимость была плохая. После рекламы чего-то важного (порошка для мытья посуды? женских прокладок?) по ту сторону экрана появился заросший белой бородой человек с неподвижной верхней половиной лица, но быстро движущейся нижней челюстью. Он подробно рассказывал о русских шпионах в Америке. Кадр укрупнился. На экране появились их увеличенные фотографии. Жена, покачиваясь, стояла посредине комнаты и, не отрываясь, глядела, словно ожидая, что вот-вот появится кто-то из ее знакомых. Один из шпионов недавно кончил жизнь самоубийством.

– Я бы никогда не смогла, – задумчиво пробормотала она. – Всегда можно найти выход.

Пустяковая фраза. Важность которой я оценил гораздо позднее.

– Обстоятельства дела должны вскоре проясниться. – Вместо меня это произнес бородатый диктор. – Оставайтесь с нами. – И сразу же исчез.

Безрукая тень, упорно не желавшая принимать форму ее тела, то становилась совсем маленькой, то вырастала во всю стену и, сломившись в шее, выползала размытой головой в потолок. Я привычно отметил, что темная юбка делает ее полные ноги намного стройнее. Движения бедер, в которых было что-то очень знакомое, что-то доступное, словно бы предлагающее себя, их тяжеловатое уверенное изящество явно не соответствовали сосредоточенному выражению лица. Доверять надо было лицу.

– Терпеть не могу эту твою бесчувственную правоту!.. Просто и тебе, и мне не повезло, что ты нас увидел. Поверь, само бы закончилось быстро.

Давно уже заметил, что механический призыв «поверь» она обычно произносит, когда говорит неправду.

Я понял, что начинаю наслаждаться собственной жесткостью. Ощущение было новым, интересным и противным. И это разозлило еще больше. Свирепо затянулся, будто пытался запастись никотином на всю оставшуюся жизнь, и со свистом выдохнул. Серебряный столбик, отчаянно вспыхнул в последний раз и рассыпался. Истлевающий окурок обжег пальцы, и я раздраженно воткнул его в гору скрюченных трупиков, переполнивших пепельницу. Незаметно наши роли в безразмерном неразговоре, перемежающемся громами и молниями, снова поменялись местами. Обвиняемый обернулся прокурором.

– Понимаю. Мелкое невезение! – Голос мой становился все более колючим, обрастал острыми шипами. Я стоял, изо всх сил прижимаясь спиной к стене, на которую с другой стороны волна за волной обрушивался водяной смерч. Эпицентр его медленно уходил куда-то в сторону. – Несколько капель любви и вместе с ними несколько капель чужой спермы, случайно оказавшихся в твоем теле. Будто в копилке. – Неужели невозможно ее оскорбить?.. Как Божья роса… – Ведь из них живого ничего и не проросло?

– Скажите, какой брезгливый!

Она с вызовом посмотрела на меня, но я в этот момент протирал свои «мужественно прямоугольные» очки, и обвиняющий, отшлифованный многолетней ложью взгляд получился напрасным. Отвернулась и уставилась на пол, точно моя брезгливость была маленьким, но очень опасным животным, чем-то вроде членистоногого прозрачного скорпиона с красными глазками и ядовитым изогнутым хвостом – животным, которое ползало у нее под ногами и в любую минуту могло укусить.