Читать интересную книгу Потапов, к доске! - Тамара Крюкова

Маньяк

В последнее время личная жизнь у Женьки не удавалась, а виной всему Вадик Груздев, воздыхатель Синицыной из музыкальной школы. Женька думал, что у Ленки с ним всё кончено, но просчитался. В пятницу Вадик пригласил Синицыну в районный Дом детского творчества на концерт победителей конкурса юных дарований. Женька чуть не лопнул от злости, увидев фамилию этого жирдяя на афише в списке участников. Это было настоящим ударом судьбы.

Зато Синицына ходила с таким видом, будто она сама победила в конкурсе. Глядя на её сияющую физиономию у Женьки сердце обливалось кровью, но он был бессилен бороться с соперником. Приходилось признать, что он проиграл. До пятницы оставалось два дня. Даже Женька с его недюжинным умом не мог за столь короткий срок прославиться и переплюнуть этого недоделанного музыканта.

Женька страстно мечтал, чтобы произошло землетрясение, потоп или какое-нибудь другое стихийное бедствие и концерт отменили. Но, судя по прогнозам, никаких катаклизмов не ожидалось. И всё же чудо свершилось.

Когда Майка, неиссякаемый источник информации, вбежала в класс и объявила, что на местную знаменитость Груздева в подъезде напали двое мальчишек, Женька встрепенулся.

— Значит, он выступать не будет?

— Почему не будет? Будет. Они его не тронули, просто деньги отобрали. Малолетки, из третьего класса, — доложила Майка.

Женька не поверил своим ушам.

— Из какого?!

— Из третьего.

— И этот пузан им не накостылял? Просто так, за здорово живёшь, выложил бабки, и всё? Я бы им показал! — Женька воинственно потряс кулаком, моментально почувствовав своё превосходство перед соперником.

Он расправил плечи в надежде, что теперь-то Синицына прозреет и увидит разницу между слабаком Вадиком и мужественным и отважным человеком, которого она отвергла. Однако женщины непредсказуемы. Вместо того чтобы запрезирать рохлю Вадика, Ленка ринулась на его защиту:

— Тебе больше делать нечего, как кулаками махать. А ему драться нельзя.

— Это ещё почему? Специальный закон, что ли? В Конституции записано? — не удержавшись, съязвил Женька.

— Не паясничай. Он пианист. Ему надо руки беречь.

— Трус он, а не пианист, — стоял на своём Женька.

— Тоже мне храбрец. Если бы на тебя двое напали, может быть, ты ещё не так струсил бы, — заявила Ленка.

Это была страшная клевета. Ну допустим, если бы на Женьку напали двое верзил, типа Петухова, он был не стал лезть на рожон, у него же в черепушке мозги, а не солома. Но не справиться с двумя малявками — это было уж слишком.

— Кто струсил бы? Да я вообще ничего не боюсь. Да я бы…

— Если бы да кабы. Легко говорить, когда на тебя никто не нападал.

Слепое поклонение Синицыной такому ничтожному слабаку, как Груздев, окончательно вывело Женьку из себя.

— Это на меня не нападали?! Ещё как нападали! Может, за мной вообще маньяк охотится. На моём месте твой Вадик бы со страху помер, — в приливе вдохновения выпалил Женька.

— Трепло. Нужен ты маньяку, — сморщила нос Синицына.

— Значит, нужен, если охотится.

— Опять придумываешь.

— Не веришь? Ты мне не веришь?! — с таким жаром воскликнул Женька, что любой, кто видел его впервые, подумал бы, что перед ним стоит сама воплощённая честность. Но Ленка Синицына знала Женьку достаточно долго, чтобы остаться глухой к его заверениям. И тогда Женька прибегнул к последнему аргументу.

— Лёх, скажи, — попросил Женька и пристально уставился на друга в надежде на поддержку.

Ленка тоже насмешливо уставилась на Лёху в ожидании ответа. Оказавшись под перекрёстным обстрелом двух пар глаз, Лёха растерялся. Сказать, что за Женькой охотится маньяк, — засмеют, а не сказать — значит подвести друга.

— Ну, — невнятно промычал Лёха и сделал неопределённый жест рукой, который каждый мог истолковать, как хочется.

— Что «ну»? Говори прямо, — настаивала Синицына.

— Вот именно. Как есть, так и говори. Как на духу, — приказал Женька, гипнотизируя Лёху умоляющим взглядом. Лёха не мог предать друга в трудную минуту, а так как убедительно врать не умел, то просто молча кивнул.

— Вот видишь? — торжествовал Женька.

— Ничего я не вижу. А ты, Потапов, сначала врать научись, тем более у тебя учитель суперкласс, — Синицына кивнула на Москвичёва.

Это было оглушительное поражение. Женька был унижен, смят, раздавлен. Его здорово задело, что Синицына считала его треплом. Он даже не мог сосредоточиться на занятиях, всё время только и думал о том, как бы ей доказать, что он не врёт, но в голову, как назло, ничего не приходило. После уроков Синицына нарочно подошла к нему в раздевалке и ехидным голоском спросила:

— Ну, и где же твой маньяк?

— Где надо, — буркнул Женька и зашагал к выходу, не желая продолжать этот бесполезный разговор.

Он размашисто вышел за дверь и вдруг увидел…

На углу стоял мужчина в сером пальто и, видимо, ждал кого-то из малышей. Женька и прежде видел его возле школы. Внешность у того была самая заурядная. На такого и внимания не обратишь. Подобных типов на улице — пруд пруди. Увидишь, потом толком и не опишешь. Именно такими в кино оказывались маньяки и душители.

Решение созрело незамедлительно. Женька ринулся в раздевалку, подбежал к Синицыной и заговорщически прошептал:

— Он там. Не веришь? Пойдём покажу.

Они пересекли вестибюль. Женька осторожно приоткрыл дверь и через щель указал:

— Видишь, вон тот.

Мужчина мирно покуривал, не подозревая, что он кровожадный маньяк, подстерегающий супергероя Женьку Москвичёва.

— Тоже мне маньяк. Я его уже не первый раз здесь вижу, — с недоверием произнесла Синицына.

— А я что говорю! Он за мной уже не первый день следит, — подтвердил Женька.

— Что-то мне не верится, — с сомнением произнесла Ленка.

— Может, надо, чтобы он на меня напал, да? Чтоб задушил, да? — взъерепенился Женька.

— Ладно, сейчас проверим, следит он за тобой или нет, — заявила Синицына и решительно направилась из школы.

Это был нежелательный поворот, но Женьке не оставалось ничего другого, как побрести за ней. Как и следовало ожидать, «маньяк» не обратил на Женьку никакого внимания.

— Ну и что? Он даже не обернулся в твою сторону, — ехидно прищурилась Ленка.

— Конечно! Это же тебе не лох какой-нибудь, а маньяк. Они знаешь, какие умные! Нарочно делают вид, будто им жертва до лампочки, чтобы усыпить бдительность.

Женька изо всех сил пытался убедить Синицыну, но понимал, что без доказательств его доводы звучат хлипко. И тут тип в пальто посмотрел в его сторону. Не долго думая, Женька за спиной у Ленки скорчил ему такую рожу, что лицо у «маньяка» непроизвольно вытянулось, а Женька стал подмигивать, как будто его заклинило в нервном тике. Не понимая, что бы это значило, мужчина с удивлением уставился на распоясавшегося мальчишку, после чего малолетний нахал показал ему язык. Не выдержав такого хамства, мужчина с решительным видом двинулся приструнить наглеца.

— А ну стой! Женька только этого и ждал. Он схватил Ленку за руку и коротко скомандовал:

— Бежим!

Промчавшись пару кварталов и убедившись, что их не преследуют, ребята остановились.

— Видала? А ты не верила, — с видом победителя сказал Женька.

— Всё-таки это очень странно. С чего бы ему за тобой охотиться? — Синицына с сомнением посмотрела на Женьку.

— А я почём знаю? Маньяков вообще не понять. Они ж психи. Кто знает, что у них на уме.

— По-моему, у тебя у самого с головой не в порядке. Нужен ты психу, как кроту видак, — покачала головой Ленка.

— Конечно, пускай на меня маньяк нападёт, тебе плевать. По-твоему, я никто и ничто. Я ведь на пианино не бренчу, — с видом обиженного достоинства сказал Женька.

— Что ты привязался к этому пианино?

— Это не я привязался, а ты. Только и слышу про твоего гениального пузана Вадика с его концертом.

— Ничего он не мой. А ты просто завидуешь, что он талантливый. И про маньяка ты наврал. Нашёл дурочку. — Синицына развернулась и зашагала прочь.

Женька вернулся домой мрачнее тучи. Жизнь была полна несправедливости, а сердце женщин — коварства. Синицына стеной стояла за труса, испугавшегося двух малявок, но при этом в ней не было ни капли сострадания к человеку, которого преследует кровожадный маньяк.

«Вот погибну от руки убийцы, тогда она ещё пожалеет. Поплачет, да поздно будет. Тогда поймёт, что была не права. Ещё прибежит с извинениями: „Женечка, милый, как я могла!“ А я ей скажу… Впрочем, тогда я ей уже ничего не скажу, — спохватился Женька, а его воображение продолжало рисовать трагические картины. — Пусть помучается без моего предсмертного прощения. Тогда она узнает, что значит до конца своих дней жить с чувством вины».