Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На балкон вышла Тата.
— Вам хлеба не нужно? — спросила она.
— Спасибо, нет, — ответил я.
Размахивая сумкой, она сбежала по лестнице. В ней было что-то от олененка. Она двигалась стремительно и грациозно.
Сандро проводил ее взглядом.
Во дворе мелькнула красная рубашка Ираклия. Он ее, кажется, никогда не снимал.
— Посмотри! Ираклий побежал за ней, — сказал Сандро.
— Бог с ним, — сказал я. — Занимайся своими гантелями. Я иду спать.
— Бидзина убьет их! — сказал Сандро.
— Оставь. Сами разберутся. Пока!
Вышла Лиза с детским ночным горшком. Шелестя полами насаленного шелкового халата, обтягивающего располневшее, по все еще стройное тело, она прошествовала в конец балкона и уборную, неся горшок, словно вазу с цветами.
Я задолжал Лизе. Она могла подумать, что я избегаю ее, и остался на месте.
— Когда вы заплатите за комнату? — спросила Лиза.
— За комнату! — фыркнул Сандро.
Лиза даже не взглянула на него. Она презирала Сандро.
— Завтра, — сказал я.
— Подождем до завтра, — сказала Лиза и, вызывающе вихляя бедрами, удалилась в комнату.
— Тунеядка, — процедил сквозь зубы Сандро и спросил: — А где ты всю ночь был? У женщины?
— У друга, — ответил я. — Пойду посплю.
— Тебе совсем это не помешает. Да, вечером какой-то тип приходил, спрашивал тебя.
— Какой тип?
— В кожаном пиджаке. Лысый, толстый. В руке цветной носовой платок. Он им вытирал то шею, то лицо. Догадался, кто это?
— Да.
По описанию это был Шота.
— Что у тебя может быть общего с такими типами? Ты же интеллигентный человек, — сказал Сандро.
— Ничего общего. Все разное, — сказал я.
— Слава богу. Иди спать. На тебе лица нет, — сказал Сандро и легонько подтолкнул меня.
Я открыл дверь и вошел в свой склеп, который Лиза Погосова называла комнатой. Это была бывшая кладовая.
Меня разбудил стук в дверь. Стучала Лиза.
— Вас внизу ждут. Выйдете? Или сказать, что вы спите?
— Выйду, — ответил я, поднялся с постели и натянул брюки. Будильник показывал четверть первого.
Застегивая на ходу рубашку, я вышел на балкон.
Во дворе стоял Вашакидзе, главный инженер швейной фабрики.
Я спустился к нему.
— Почему не дождались меня вчера, любезный? — вместо приветствия сказал он.
— Так уж получилось. Разве вам не доложили?
— А вы, оказывается, драчун. Я не подозревал. — Вашакидзе усмехнулся.
— Я тоже не подозревал, что на вашей фабрике начальник цеха жулик.
— Жулики, дорогой мой, как газ, проникают во все щели. Я еще не завтракал. Похоже, вы тоже. Поехали. Позавтракаем. Заодно поговорим.
Несмотря на полдень, в кафе «Тбилиси» было полно посетителей, звенели бокалы, провозглашались тосты, суетились официанты.
За одним из столов я увидел своего дальнего родственника Ило, товароведа Текстильторга. Среди крупных соседей он казался из-за худобы ущербным.
При виде Вашакидзе Ило и его сотрапезники уважительно встали, и один из них, человек-шкаф, странно, как он умещался на стуле, сказал:
— Михаил Шалвович, прошу к нам.
— Шалвович, просим, — сказал Ило. На меня он даже не посмотрел.
Вашакидзе бросил презрительный взгляд на Ило и сказал человеку-шкафу:
— Не беспокойся, Бичико.
Ило смешался. Человек-шкаф что-то шепнул подскочившему официанту.
Вашакидзе взял меня под руку.
— Я вижу, вы пользуетесь популярностью, — сказал я.
— Уважают, — усмехнулся он. — Все-таки главный инженер. Главный! Если серьезно, то в Тбилиси многие меня знают.
— И дельцы?
— И они.
Притащив из кухни стол, официант накрыл его хрустящей скатертью.
— Дельцы, мой дорогой, всех знают. На то они и дельцы, — сказал Вашакидзе, когда мы сели за стол. — А вы априори относитесь к ним отрицательно?
— Дельцы — это дельцы, как черное — это черное, — ответил я.
— Юношеский максимализм, — засмеялся Вашакидзе. — Молодой человек, конечно, черное — это черное и белое — это белое. Но между черным и белым много полутонов. Физику помните?
— Разве вы относитесь к дельцам иначе?
Официант, не спрашивая, принес осетрину, черную и красную икру, масло, сыр и зелень.
— Я не пью. Вы, если хотите, можете выпить, — сказал Вашакидзе. — Заказать коньяк?
— Нет, благодарю вас. Как же вы относитесь к дельцам? — сказал я.
— У меня к ним двоякое отношение. Оно зиждется на многолетних наблюдениях, и, думается, вы можете извлечь что-то полезное для себя из моих размышлений. Начну с отрицательного. Любое противозаконное действие отвратительно. Это, так сказать, преамбула. Дельцы, как вы их называете…
— А как вы называете их?
— Деловыми людьми. Эти люди думают прежде всего о собственном обогащении и далеки от общественных интересов. По уже здесь заложено противоречие. Не желая того, деловые люди приносят обществу определенную пользу. Возникает вопрос — каким образом? Возьмем область, которая наиболее близка широким массам населения, — легкую промышленность. Потребителю нужны качественные и модные вещи. Мода изменчива. Потребителю наплевать на то, что надо мною главк, министерство, Госплан, с которыми мне необходимо согласовать каждый свой шаг. Интересует ли потребителя тот факт, что на согласование и перестройку производства уходит столько времени, что новый товар, не успев дойти до него, становится морально устаревшим? Конечно, нет! Ему подавай то, что модно сегодня. Видит бог, он прав. Вот это и учли деловые люди. Они мобильны, быстро перестраиваются, хорошо ориентируются на рынке. Они работают на рынок, на потребителя. Складные зонтики — пожалуйста. Нейлоновые сумки — пожалуйста. А, нейлон немоден, модны цветные пластмассовые сумки? Все, снимают с производства нейлон, пускают пластик. Где впервые в стране начали выпускать водолазки? В Тбилиси. Налицо польза? Налицо. Вот вам один из парадоксов.
— Все это правильно. Дельцы мобильны. Но они работают не в частной лавке, а на государственных фабриках, — сказал я. — Значит, они должны иметь соответствующие условия для своих операций.
— Не торопитесь, доберемся и до условий. Другой парадокс — деловые люди вкладывают собственные средства в перестройку государственного производства. Средства, которых в данный момент нет у государства. Иначе говоря, они субсидируют государство.
— Действительно парадокс.
— Парадоксов много. Можно сказать, сплошные парадоксы, — засмеялся Вашакидзе. — Давайте есть.
— Вас не мучает несправедливое распределение жизненных благ между вами и ими? — спросил я.
— Нет, — ответил он, кладя на тарелку осетрину. — Их блага — это плата за страх. Между прочим, несправедливое распределение — тоже парадокс. Возникает вопрос, почему несправедливое, если они много думают, работают и еще рискуют? Я же только думаю и работаю. К тому же, если говорить обо мне, я человек жесткий, неуживчивый, со всеми ругаюсь и ссорюсь.
— Но так можно во многом найти противоречия и парадоксы. Это софизм.
— Это жизнь, молодой человек.
У меня было большое желание расспросить его о Карло Торадзе, но я воздержался. Прежде следовало ознакомиться с содержанием папки, которую передал мне Дато.
— Вы не хотите рассказать, какие недостатки обнаружили на фабрике? — спросил Вашакидзе.
— Недостатки! — усмехнулся я.
Внимательно выслушав мой рассказ, а я не утаил от него то, что он и без меня наверняка знал, Вашакидзе побагровел.
— Ну, Коберидзе, ну, подлец! Что собираетесь предпринять? Будете писать?
— Такое везение у журналиста бывает раз в жизни. Грех не написать.
— Что же, вы нас прославили, вы нас и ославите?
— Что значит «ославите»?
— Как же иначе? Опозорите фабрику, ее коллектив на всю республику.
С грохотом отодвинув стулья, поднялись из-за стола Ило и его сотрапезники. Они поклонились Вашакидзе и важно покинули кафе.
— Собственно, я пришел на фабрику с добрыми намерениями, хотел написать о каком-нибудь передовике.
— Знаю, мой дорогой, что у вас доброе сердце. Но факты! Что же будем делать? — Вашакидзе засмеялся и позвал официанта. — Будем есть цыплят.
Пока жарили цыплят, мы говорили о футболе. Вашакидзе волновало, как в новом сезоне выступит тбилисское «Динамо». Меня этот вопрос занимал мало. Я думал о том, что надо съездить на базу Текстильторга, потом еще раз на фабрику и собрать дополнительный материал. Статья на основе имеющихся у меня фактов изобиловала бы вопросами. Такого рода статья вполне допустима в журналистике. Отвечать на вопросы дело милиции и прокуратуры. Но это не самый лучший путь. Лучше, когда не возникает вопросов и статья похожа на расследование опытного криминалиста, где главное — неопровержимость фактов. Факты, приведенные в статье, полностью подтвердились — так должен был бы написать в редакцию Вашакидзе пли директор фабрики, Луарсаб Давидович Ахвледиани, молчаливый человек с холодными руками.
- Козы и Шекспир - Фазиль Искандер - Советская классическая проза
- Где золото роют в горах - Владислав Гравишкис - Советская классическая проза
- Амгунь — река светлая - Владимир Коренев - Советская классическая проза
- Лес. Психологический этюд - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Советская классическая проза
- Ошибка резидента - Владимир Востоков - Советская классическая проза