Непосредственно к названиям отца примыкает первый рассматриваемый нами здесь термин сводного родства — название отчима. Особой древности по понятным причинам эти образования не обнаруживают (см. введение к настоящей книге). Наибольший интерес представляет русск. отчим и близкие ему формы: диал. ωтч’им, вотч’им[124], укр. вiтчим, прибалт.-словинск. vо. icim, vо. tсim, польск. диал. ojcim || осут[125]. Суффикс −im- здесь, видимо, глагольного происхождения[126], ср. русск. проходим, подхалим (в последнем корень хал-: нахал, охальничать, родственные хулить, хвалить) — отчетливые отглагольные образования с суффиксом −им. Правда, относительно отчим правильнее будет заключить, что оно аналогического образования, возможно, по образцу побратим, так как исходный глагол для самостоятельного образования отчим отсутствует[127]. Вряд ли можно в этих образованиях с −им видеть значение уменьшительности, как это делал А. М. Селищев[128]. Далее, как нам представляется, русское слово изменило первоначальное ударение: óтчим вместо *отчúм, ср. ударения прочих образований с −им русского языка (подхалúм, побратúм). В этом смысле ценно свидетельство украинского, сохранившего старое ударение: вiтчúм[129]. Из неславянских сюда, возможно, относятся такие суффиксальные образования литовского, как прилагательные svet-imas ‘чужой’, аrt-imas ‘близкий’, также art-ymas, árt-ymas. Аналогично образовано с суффиксом −им- среднеболг. побащимь[130], др.-русск. женима ‘наложница’.
С префиксом па-: русск. паотец (В. И. Даль: ‘неродной отец, воспитатель приемыша’ [131]), ср. литовск. patevis ‘отчим’ — tevas ‘отец’ [132]. Сюда же, возможно, относится болг. пастрок, пасторок ‘отчим’ < *роpətor. С префиксом при-, pri-: болг. притáтко, н.-луж. psinank от соответствующих названий отца. Оригинальным обозначением отчима является ст.-слав. отьчухъ, сербск. диал. очух[133], производное от названия отца с древним суффиксом слав., −ихо- *-ouso- = литовский суперлативный −iáusias[134].
Описательные образования: в.-луж. prirodni nan ‘отчим’.
Как уже говорилось, термины сводного родства представляют собой позднее приобретение славянских и вообще индоевропейских языков. Общеиндоевропейские термины такого рода отсутствуют. Можно привести в пример позднее оформление этих терминов в германских языках: нем. Stief-vater, Stief-mutter, Stief-sohn, англ. step-father, stepmother, step-son.
Мать
Ст.-слав. мати, др.-сербск. мати, др.-русск. мати, русск. мать, диал. матьр[135], мат’ер’а, мат’ер’, мáтка[136], укр. мáтiр, мáти[137], белор. мáцi (несклон.), мáтка, сюда же русск. диал. мáти ‘крестная мать’[138]; польск. matka, macierz, кашуб. mác-ere, прибалт.-словинск. тaс, тaсеra, н.-луж. mas>таsеrе, полабск. motei, чешск., словацк. matka, словенск. máti, сербск. мати, болг. диал. мáтер ‘майка’[139]. Др.-русск. мама, мамъка ‘кормилица, мамка, няня’, русск. мáма, диал. мáмушка ‘мать’ при маменька ‘свекровь’[140], чешск. диал. maminka, nase máma обращение детей к матери[141], в.-луж. zamama ‘посаженая мать на свадьбе’, полабск. máma ‘Mutter, Mama’, др.-сербск. маика, сербск. маja, маjка ‘die Mutter, mater’, болг. мáйка, сюда же помáйчима ‘посаженая мать’[142].
Укр. неня ‘мать, родимая’, болг. диал. нане, также нине (обращение) ‘мама’[143], польск. диал. nаnа ‘мать’, кашуб. nеnа, nаnа, nenka ‘мать’, сербск. нана, нена ‘мать’.
Индоевропейским названием матери является *mater, форма, общая всем индоевропейским языкам и не имеющая себе равных среди родственной терминологии по широте распространения. Для старшего периода индоевропейского сравнительного языкознания еще характерны попытки дать этимологию *mater, точно так же, как и *pəter, ср. толкование Боппа[144]: др.-инд. matár ‘мать’ < mа ‘измерять’, с префиксом nis- ‘производить, создавать’, т. е. мать — ‘родительница’. Для нового периода языкознания характерно признание недоказуемости этимологических попыток такого рода, но уже с Дельбрюка намечается тенденция возводить *mater к примитивному образованию «детского лепета» mа-[145].
Как характерные для фонетического облика и.-е. *mātér указываются долгота корневого гласного[146] и ударение *mātér[147]> причем последняя особенность сближает его с и.-е. *pətér, ср. выше.
Хорошо изучена история и.-е. *mātér в славянскую эпоху. Поскольку последнее не ощущалось как производное образование, оно не смогло удержать наконечного ударения в славянском: и.-е. *mātér > слав. *mátē-. В дальнейшем *mátē- > *mátě, причем это −ě (с циркумфлексной интонацией) дало i[148]: *matь, ср. другие случаи такого ě >i, (местн. ед. ч.). В формах типа *matь (русск. мать и др.) можно видеть сокращение конца слова, аналогичное истории суффикса инфинитива −ti, −tь[149]. Впрочем существует гипотеза о двух различных индоевропейских фонетических вариантах этого имени: циркумфлексной интонации *mātẽr и акутовой *тātēr[150]. Подобное предположение не имеет веских аргументов в свою пользу. Так, греч. μήτηρ отнюдь не свидетельствует об акутовой интонации, оно — результат местного противопоставления πατήρ и в итоге возводится к и.-е. *mātēr, как и внешне отличное санскр. mātā-. Гипотеза об отражении в слав. *mati (из *matě) циркумфлексной разновидности, а в слав. *matь — акутовой общего признания в современной науке не получила, и история слав. *mati из и.-е. *mātēr излагается обычным способом (ср. выше). Впрочем, оригинальную точку зрения развивал А. А. Шахматов, предполагая общеславянское изменение matī в matь с напряженным редуцированным, откуда русск. мать и др. Формы чешск. máti и под. он объясняет поздним влиянием слав. dъči[151]. Рассмотренное развитие конца слова *mati из и.-е. *mātēr стало возможным после отпадения характерного согласного −r, которого не знают в им. п. ед. ч. уже ни славянский, ни балтийский (слав. *mati, литовск. móte)[152]. Впрочем, как полагают, редукция и.-е. *mātēr ‘мать’, греч. μήτηρ и т. д. В mātē, ср. санскр. mātā, латышск. māte, слав. mati… восходит к индоевропейскому[153]. Относительно восстановления балто-славянской парадигмы склонения см. у Ю. Куриловича[154].
Из балтийских форм этого слова назовем литовск. mote ‘женщина’ далее motere[155] то же, moteris то же — результаты тенденции аналогического выравнивания основ; moteriske то же, производное с суффиксом принадлежности −isk-, собственно ‘женская’ (ср. чешск. zenska ‘женщина’). Литовск. motina ‘мать’ представляет собой производное от того же корня, с той лишь особенностью, что это — относительно позднее образование, произведенное уже не от исконной основы на −r- (mote, род. п. moter-s), а от усеченной (mot-ina) прибавлением суффикса −ina, генетически — индоевропейского суффикса принадлежности *-in-, видимо, утратившего основное значение. Ср. аналогичное расширение основы другого старого термина родства — устаревшего литовск. avynas (av-yna-s): слав. ujь < и.-е. *auo-s ‘дядя по матери’. Сюда же принадлежат образования от усеченной основы литовск. mote ‘corka chrzestna’, motis ‘syn chrzestny’[156]. Вторичность значения литовск. mote ‘женщина’ ввиду достоверности генетических связей представляет факт, не вызывающий сомнений[157], ср. распространенный в разных языках обычай называть жену в семейном кругу ‘матерью’: русск. мать в этом значении, нем. Mutter. На последнее как на аналогию литовск. mote ‘женщина’ < ‘мать’ указывает Б. Дельбрюк[158]. Старое значение литовск. mote ‘мать’ сохранило ясные следы, например, в pamote ‘мачеха’[159], в отдельных формах от mote: mocia, тоciute ‘мать, матушка’, ср. в народной песне: Ner man mociutes kraiteliui krauti ‘Нет у меня матушки, чтоб копить приданое’.