Читать интересную книгу История Любви. Предварительно-опережающие исследования - StEll Ir

– Да что ты, Анна! – Ирёма в ответ, – Я ж не знал! Да и так я… ничего… лишь рассматриваюсь…

– Уже знаю твоё я «рассматриваюсь»! Зализал уж бы лучш…, – Анна втихую выскользнула из-под Аринки к Макару в объятия.

Ирёма склонился к пизде, как к бутону, язык высунул, чуть приложил. Аришка: «Ох!» Закачалась, да поплыла под нею постель, как Ирёма стал тихо ходить языком ей по губонькам розовым…

«Вот смотрю я и поражаюсь што…», Макар куме на ухо, «Ведь и пьян может быть человек, а так ведёт языком себя, будто хлопец из милкой на нежничаньи! Глянь, как девку пробирает-то уж…» «Он такой у мя! Ласковый…», потянулась всем телом Анна, да на Макара оборотилась задком: «Ужось дай-ко я умощусь на твово, кум Макарушка!..»

Макар крепко за бёдра куму охватил, да уж вгнал ей так, что в яйцах ломотко отозвалось: «Держись, кума!» Яро вздёр – вместе охали, что Аришка под языком, что кумушка Анна на хую корчажном. Да Аришка успела отохаться и хватило ей – молода; Анна же хоть и успела уж раз, так лишь в охоту вошла. Пока Ирёма её не довёл ещё с пару раз до белого каления, не поуспокоилась. А уже и утихнув шалила всё. Подобралась к Аришке-то нежащейся: «Аришенька, ласковая моя! Будь любимой – потрогай там…» Аришка глядь – перед ней ножки белые, крепкие, на стороны пораскинуты, а там… Аришка потрогала пальчиком за алы края кучерявой розетки у Анны, капля белая оттуда возьми и скатись. «Язычком, дева-девочка моя ненаглядная…», Анна подсказывает. Аришка не сразу решилась. У пизды же такой оказался странный ей вкус: всё же двое уж впарило Аннушке… Да подёрнулась Аннушка на остром язычке, Аришка глаза и наверх: «Что с тобой?» «Ничего-ничего это, пава, благо то мне, лижи…», Анна ей и по головёнке поглаживает. Аришка и полизала ещё, поняв что Анне то хорошо так же делается, как лишь только сама испытала от Ирёмы-то. Под конец аж прижала к себе Анна Аришкину голову, да сжала ноженьки так, что Аришку в жар бросило. Но утерпела Аришка смогла, и Анну долго ещё потом ходуном по кровати поваживало…

В вечер всё ж заманил Макар в гости кума с кумой. Да под самый-то праздник вернулась и барыня с городу. Ей Макар, как положено, в справности, вернул Аришку пятки чесать. Сам же задал корму коням, чуть повычистил, да и пошёл побыстрей попроведать в каморке своей – чего он там успел упустить ужось…

Ришкина жисть

“В крепости жить – неволя.

Коло крепости – страх один порой.

Оттого у клубники стыдливы бока...”

«Какой крепостник!», пиеса русская.

И зажилось. По-простому, крестьянскому – барыня-то обычаев городских не очень держалась, прислугу гоняла и в поле и в лес, приучала к труду и работности. Потекла неспешно Аришкина жисть. Как поутру – в лес за ягоды, в день – на поле или в огород, чтоб к вечеру ближе спины не разогнуть. А на вечер Настю менять возле барыни, так как больно уж приглянулась молодка барыне, на вечер только её и брала в уход за собой.

Аришке поперва труда давалось барыне по вечерам угождать, как в поле иль на огороде напашется. Бывало стоит уже запоздна, ноги гудят, руки словно не слушаются, а спина как железная. А у барыни как на грех случится бессонница, и то надо читать про скоромное, то пятки чесать, а то вовсе и что непотребное барыня выдумает.

Так вот раз один даже – удумала. К ей сын приехал из города как раз, гимназист из последних классов, в лето гостить. Рядом в комнатах жил, вёл себя по-приличному, только один раз Аринку за жопу ухватил, как она в коридорах несла самовар, так она самовар тот чуть-чуть не повыронила. А он засмеялся и убёг, на речку, рыбу удить. Сергей звали. И вот выдалась ночь та особо душна. Как ни маялась барыня, ни изворачивалась, как ни ёрзала – не идёт сон и всё. Арину держала при себе с поля прямо, от вечера, и переодеться не дав. Зев себе заставляла почёсывать раза уж три, да штоб так, что и чтение бы не прекращать. Аришка вся изошлась, спина гудела вовсю, рубаха взмокла под мыхами – пуще в поле чем на зною. А сон барыню всё не ублажал. Аришка уж стала подумывать не в деревню придётся ли бегть, за каким-никаким утешителем – Макар-то случилось так в городе – ну да барыня при случае и деревенскими не гребовала. Да только барыня – на тебе! Выдумала. Села, свесила ноги с кровати, почесала себе, раскорячившись, крепкую волосатую пизду, потом сдёрнула ночную со стула: «Ряди!». А как после подол-то одёрнула, так Аришке и говорит: «Ну-к, Сергуньку мово позови! Как он там? Поди, в городе с девками одна маета у него. Дам-к ему я тебя-тка попробовать». У Аришки захолонуло под коленками «Как же так!».

Ну да барыня сказала, ничего не поделаешь, пошла будить барчонка Аришка. Сергей, тот спросоня долго не мог понять, чего с него требуется, как Аришка дрожащим голосом обьясняла, что «маменька ваша вас просют иттить». Наконец разбудился почти и, бесстыдно при девке почёсываясь в паху, сказал «Ну пошли!». А в коридоре – опять. У Арины-то жопа большая, а исподнее барское, тонкое, половинки видать, так он так сзади сунул ладонь ей под задницу, что добрал почитай до пизды. Аришка лишь чуть утерпела – не взвизгнула.

А барыня на кровати сидела и через рубашку лениво себя охорашивала. «Я, Сергунька, тебе, говорит, тут такова подарка удумала. Ну-ка, Ринка, поди-тка сюда!». Аришка подошла, барыня ей подол возьми и задери. У Сергуньки аж дыханье закашлялось. Смотрит на пизду до девки в разрез, только слюни что не проглотил. «Идь суда! Сунь ладонь ей под спод! У иё тама, знашь-ка, горячая!». Два раза́ не пришлось уговаривать. Затрепетала у Аришки под брюхом ладонь, пальцы-то у гимназиста проворные, заскользил по срамным губам – уж куда только сон улетучился!

Барыня же только смотрит и тешится.

– Ну, попробуй иё! Вставь ей глузд в само первопричинное место, чтоб ума набралась!

Ток Сергунька и хочет и колется.

– Мне при вас, – говорит, – маменька, больно уж совестно!

А барыня ему и говорит:

– Ничего. А не совестись. Я тебя ещё знаешь сы зкольких лет нагиша наблюдала и не стеснялась же!..

Ну Сергунька приспустил тогда сподники, рубаху задрал и до девки взасос. Так целуются, а барыня ляжки раздвинула Ринкины и у них про меж ног шурудит. Сына взяла за хуй – крепок друг. У Аришки пизду покудрявила – заслюнявился сок по пизде. Тогда хуй кулаком зазолупила и пошебуршила в щели, чтобы мордой понюхал девичий сок. А уж там они сами крепко сдвинулись: уж больно захотелось обоим до невмоготы, и Сергунька напрягся, как лошак молодой над кобылицей, и Аришка аж встала на цыпочки, так схотелося вдруг. А там взяли друг дружку за жопы уж и из всех сил как крепко заёрзали – барыня ажнось любуется. У иё у самой под подолом-то – страсть, а тут двое таких козенят истворяют что! У Сергуньки-то жопа лохматая, барыня сунула руку под низ, да взяла в ладонь тягла мешонок. И почала оттягать за самый вершок, чтоб взнуздать быстроходно желание, да чуть окоротить. Сергунька токо яростней завколачивал Аришке в пизду. А уж как стал золупою хуй целоваться с маткою не по-девичьи, так и забрало их обоих. Аришка закатила глаза, захлебнулась, завыла в голос пошти. А Сергунька прибился как бешеннай и пустил внутрь обильну струю конского свово молока.

С таких дел опосля поослабла Арина совсем и присела на край кровати до барыни. Сергунька ещё стоял-баловал: мокрым хуем водил у иё по лицу и вкладывал в губы солёную золупу: «Соси!».

– Сергунька, не балу́й! – одёрнула мать. – Вона счас у меня-тка попробует!

Сергунька не понял ещё что пошти, а барыня прижала жаркую девку к себе всем телом и сказала: «Молодец, Ришка! Оторвала по полному номера! Ну теперь! У мине…»

И завозилась руками под подолом.

Сергунька очумело смотрел. Аришка понимала, о чём теперь речь и засуетилась у барыни – ночну снять. Как стянула совсем через голову, да распотрошилась на все постели вовсю, так Сергуньку-то и затрясло – мать ить голая, ноги на стороны лежит, а девка ей между ног прихорашивается на четвереньки встать.

Аринка деловито, да умело взяла пизду барыни за уши, потянула краями на свой рот – и целует в засос, в саму маковку, в саму серёдочку.

– Поглыбжей, поглыбжей забирай! – барыня задышала спохматившись.

Тут Сергунька не выдержал, больно матушка добра, бела. Подошёл, взял за грудь перекатную белую – словно жопа у Аришки, большая, горячая, мягка-податлива. Барыня – ничего. Он тогда одною рукой за сосок, что в ладони вместился как раз ширью окружности, а другою – за жопу, вот где телеса! Пока дырку от задницы под подбородком мокрым у Аришки нашёл – сам подвзмок. Сунул палец в лохматый кружок своей матушке – глузда ма!

А уж барыню ходило ходором – больно проворен у Аришки, да глубок язычок. Всю дырищу стерзала в окружности, а как стала секель облюбовывать, да миловать, так тут барыня и потекла. Не вынесла – забилась вовсю – ходарма кровать-карусель. С жару-то приссыкнула слегка, да Аришка уж не стала себе привередничать – глыкнула. Больно барыня уж горяча, всё загорячила вокруг. У Сергуньки поднялся стояк, он его было прятать в кулак, а как свидел, как матушка дала струю, так не выдержал сам и пустил малафью ей на правую грудь. Так потом Аришка-то слизывала, а все смеялись «Ну, молодец! Ну, наддал!».