— Поросёнок. — Это она сказала? — Поросёнок.
Марта повернулась. Посмотрела на неё остекленевшими глазами.
— Он умер.
— Как? — Анабель не слышала собственный голос. — Когда?
— Сегодня. Днём. — Марта говорила вяло, как во сне. — От заражения крови. Вчера он поранил руку. Всю ночь у него был жар.
— Почему… почему меня не позвали? — (Лица людей и свечи сливались в бесформенное грязное пятно). — Я бы спасла его. Почему?
Никто не ответил.
Анабель подошла и наклонилась над гробом. Глаза Поросёнка были закрыты. Руки тщательно сложены. Нет.
Она не ощущала боли. Не ощущала потери. Ничего, ничего. Только чёрное ничто. Только пустота.
И из этой пустоты родилась ярость.
Анабель зарычала, схватила мёртвое тело за плечи и стала трясти. Голова застучала по краю гроба.
— Живи! — закричала Анабель. — Живи! Ты слышишь? Ты не смеешь умереть, не смеешь, будь ты проклят! Я не позволю! Ты будешь жить! Жить, потому что я так хочу! Я Анабель, я из Чёрного рода! Я вышла из Тьмы и вернусь во Тьму! И я приказываю! Во имя Тьмы, во имя Чёрного рода! Живи! Живи, потому что я так хочу! Как угодно, но только живи! Я хочу!
И она со всей силы ударила по мёртвому лицу. Потом ещё раз. И ещё.
Поросёнок шевельнулся. Открыл глаза.
Анабель схватила его и прижала к себе, хохоча и рыдая.
Все молчали. Никто не дышал. Раздался какой-то звук. Это Марта осела на пол, сжимая руками горло.
Поросёнок вырвался из тесных объятий Анабель. Сел в гробу. Посмотрел вокруг, изумлённо моргая.
Но это был уже не прежний Поросёнок.
Даже в жалком свете свечей было видно, как изменилось его лицо. Оно стало ещё белее, чем когда он лежал в гробу. В недоумённо округлившихся тёмных глазах заплясали кровавые блики. Он заметил Марту, заулыбался… и обнажил нечеловечески острые зубки.
Кто-то истошно вскрикнул.
— Во что ты его превратила?! — Это сказал отец Поросёнка. Он шагнул к Анабель и навис над ней, как в тот памятный день. Неизгладимый уродливый след от ожога. Её ожога. — Во что ты его превратила… проклятая ведьма?!
Анабель отступила. Её рука до боли сжимала мягкую кисть Поросёнка, на которой уже отрастали острые когти.
— Что с вами? Что с вами всеми? Я оживила его. Он жив. Я сделала это. Да посмотрите!
— Ты… превратила его… в исчадье ада, — дребезжащим голосом провозгласил священник. Старенький и близорукий священник, до этого молча стоявший в углу.
— Да… исчадие ада… поганая нечисть. — Отец Поросёнка в бешенстве сплюнул на пол. — И ты, ты сама — поганая нечисть. Не зря, значит, я не позволил Марте тебя позвать. Но ты, ты прилезла сама со своим колдовством… чтоб ты сдохла, вонючая ведьма.
— Но почему? За что?! — Анабель огляделась по сторонам. Все молчали. Молчали. И только смотрели.
— За что? Ведь я же его оживила!
Молчание.
— Марта!
Та отшатнулась.
— Почему? Почему?!
Они стояли плотным кольцом. Люди. Всех их она исцеляла. Каждого. Так вот они какие. Глухие. Слепые. Они не видели её, они не слышали. И только ненависть. Так вот что таилось под коркой страха. Ненависть. Ненависть в каждом взгляде.
— Энедина, — прошептала Анабель. — Мама. Мамочка. Забери меня отсюда. Забери нас обоих. Скорее.
12
Пустота
— Почему? — повторяла Анабель. — Почему? — Она повторяла снова и снова, не ожидая ответа, не веря уже в ответ. На её щеках засыхали тёмные пятна слёз. — Почему, Белинда. Скажи.
Лицо Белинды светилось безжизненным лунным светом. В глазах — жестокий жёлтый огонь, как у дикой рыси.
— Я говорила тебе, Анабель. Я тебя предупреждала.
Анабель молчала. Она смотрела вокруг. Всё тот же мир, такой же бесцельный и тёмный. Тени и призраки в каждом углу. Тьма, тьма, тьма… Под потолком копошились, пища, летучие мыши.
Анабель закрыла глаза, губы её чуть-чуть задрожали. Тепло шершавой человеческой кожи. Загрубевшие руки, никогда не чертившие чёрных магических знаков. Мягкие губы, не знающие крови и заклинаний на мёртвом языке. Глаза, никогда не встречавшие тьму.
Она вскинулась, как от удара.
— Белинда, скажи, отчего ты такая? Как это может быть тебе не нужно?!
— А тебе — тебе ещё нужно? — спросила в упор Белинда. — Тебе нужно — после всего, что случилось?
Анабель затихла, глядя в никуда опустевшими глазами.
— Да, — сказала она, наконец. — Белинда, я не могу иначе. Мне очень больно, но я не могу. И если бы только, я знала, за что…
Она что есть силы вцепилась руками в колени. Снова и снова… как дурной сон. Голоса, шипевшие, обвиняя. Глаза, смотрящие … нет, довольно.
— За что, Белинда. Они хотели чудес. Я любила их, я творила для них чудеса. Я оживила его. Разве это не чудо?
— Анабель, это был обман. С начала и до конца. Ты лгала и себе, и людям. Им — когда играла в обычную знахарку, живущую в старом доме на отшибе. Себе — когда верила, что это твоя жизнь, твоя судьба. Ты — не полусумасшедшая ведунья, Анабель, наделённая крупицами магической силы, чтобы сводить бородавки и заговаривать зубную боль. Ты для них — страшная сила из чужого тёмного мира. Они ощущали это всегда, и, в конце концов, ты это доказала. Оживить мертвеца — это было то, о чём они даже не смели мечтать. Ты взорвала их мир, сломала границы, смешала жизнь и смерть, как игральные кости. И ты превратила этого ребёнка в такого, как мы — чуждого им и враждебного. В нечисть, в чудовище. Разве такое можно простить?
— Белинда, но я так мечтала найти свой смысл. Смысл жизни, смысл своей силы. И он как будто упал с неба мне в руки. И всё стало так чудесно. Ты понимаешь?
— Анабель, ничто не падает с неба. Тем более смысл. Его ищут внутри себя, изнемогая от боли и пачкая руки по локоть в крови. А находят, в конце концов, лишь своё обезображенное сердце.
— Белинда, что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что смысла нет, Анабель. Неужели ты не понимаешь? Смысл только в том, что мы бессмертны.
— А люди?
— Люди? Анабель, не важно, конечна жизнь, или нет. Не нужно вечности, чтобы понять отсутствие смысла и принять пустоту. Но люди охвачены страхом перед смертью. Им кажется, что их жизнь — жалкий плот среди штормового моря. И они ищут смысл, как маяк, теряя при этом самих себя. И с тобой едва не случилось то же самое.
Она наклонилась вперёд. Из её зеркальных чёрных зрачков на Анабель смотрела Энедина.
— Анабель, смысла нет, мы сами смысл. А вокруг — пустота. Пустота и больше ничего.
— Белинда, но так же нельзя! — Анабель вскочила. — Не может быть… чтобы больше ничего. Неужели тебе никогда не хотелось коснуться кого-то? Не хотелось облегчить чью-то боль?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});