Она никогда не ревновала Данилова — ничего глупее, чем ревновать его, придумать было нельзя.
Марте было шестнадцать лет, когда в доме отдыха под Ригой она впервые увидела Данилова и, естественно, немедленно в него влюбилась. Он был с ней очень мил, несколько раз поиграл в теннис, угостил кофе в модной кондитерской в самом центре старой Риги. Однажды его барышня почему-то не явилась на свидание, и он сводил Марту на концерт в Домский собор — очевидно, больше пригласить было совсем уж некого. Вместе с барышней он уехал в Москву на несколько дней раньше, чем Марта с родителями, и оставшиеся дни она уныло бродила по берегу, тосковала, уединялась, на сочувственные вопросы не отвечала и была уверена, что в ее жизни больше никогда не будет счастья — то есть Данилова. В Москве она ему позвонила — он великодушно оставил ей телефон — и, трясясь от стыда и страха, пригласила его на свидание. Почему-то он пришел, и это было странное. свидание.
Не дав Марте и рта раскрыть, он вдруг стал рассказывать ей про свою дипломную работу — он проектировал «загородный дом для отдыха», а его научный руководитель настойчиво предлагал переделать «загородный дом» в пионерский лагерь или «усадьбу колхозника». Данилов не желал ничего переделывать, и научный руководитель намекнул на мелкобуржуазность даниловского подхода к архитектуре. Марта слушала, кивала, не соглашалась, спрашивала, высказывала мнение, сочувствовала и негодовала.
Вернувшись домой, она некоторое время ликовала от того, что оказалась такой умной и необыкновенной — он разговаривал с ней три часа подряд, и нисколько не устал, и даже пообещал позвонить, и даже проводил ее до электрички, и даже рукой помахал, когда она вошла в вагон! Ликовала она дня два, а потом пригорюнилась.
На том первом свидании их отношения определились раз и навсегда, и это было совершенно ясно, только Марта по молодости лет не сразу поняла. Миновав все прочие стадии, она с ходу заняла в жизни Данилова совершенно определенное место, над которым, как в зоопарке, висела табличка «Старый друг». Место с табличкой «Дама сердца» бывало то занято, то свободно, барышни то воцарялись там с комфортом, то заглядывали всего на несколько дней, только «старый друг» ни при каких обстоятельствах не мог покинуть отведенного ему места, как собака, притороченная к будке звенящей прочной цепью.
Старый друг лучше новых двух, это уж как пить дать.
Те времена, когда ей больше всего на свете хотелось, чтобы он перевел ее в «дамы сердца», давно прошли.
Правда. Нет, нет, совершенно точно — правда.
На сегодняшний момент «дамой сердца» была красавица Лида, которую Марта видела всего один раз в жизни.
Приехала по своему обыкновению без предупреждения и у подъезда увидела их — Данилова и красавицу. Данилов придерживал ей дверь, как всегда придерживал Марте, а она была так сказочно, не правдоподобно, удивительно хороша, что Марта совсем приуныла, прячась в своей чумазой «Ниве». Они давно уехали, а она все сидела в машине, растравляя свои раны и вспоминая, как она несла себя по мокрому асфальту, как поворачивала голову на длинной шее, как поджидала, пока Данилов откроет ей дверь, как сверкали зубы и бриллиантовые капельки в ушах, как летела на холодном ветру светлая ласковая шуба, как легкомысленно и радостно цокали каблучки — как будто фильм шел про другую, счастливую, беззаботную и красивую, жизнь.
Потом вдруг позвонил Данилов.
«Говорил я тебе, — спросил он очень близко, — чтобы ты мне звонила, прежде чем приезжать? Говорил?»
«Говорил, — согласилась Марта, — но это даже хорошо, что я не позвонила. Зато увидала, кто у нас муж».
«Муж?» — переспросил Данилов.
«Это из кино, балда, — сказала Марта сердито. — А где она? В смысле, муж? Почему ты звонишь?»
«Я приеду часа через два. Один. Если хочешь, можешь подняться».
«Премного вам благодарен, — Марта даже поклонилась, чуть не стукнувшись лбом о переднюю панель своей машины, хотя Данилов никак не мог ее видеть, — мы уж как-нибудь в другой раз. Вы уж извиняйте нас, дураков деревенских».
Ревновать Данилова не было никакого смысла. Так всегда было и так всегда будет, и она отлично жила с шестнадцати лет и никогда его не ревновала.
Ну… почти никогда.
— Что ты молчишь? Я тебя чем-то обидел?
— Я все равно должна ехать домой, Данилов, — громко сказала Марта, — так что не беспокойся. Все-таки сегодня суббота, и я маме обещала, что вечером обязательно приеду.
— Передавай ей привет, — произнес Данилов задумчиво.
— И поцелуй, — подсказала Марта.
— И поцелуй, — согласился было Данилов. — Какой поцелуй?
— А дом большой? — торопливо спросила Марта. — Тот, который ты строишь?
— Я его не строю. Я его спроектировал.
— Он большой?
— Нет. Не очень. Средний.
— Немножко больше Зимнего дворца, но зато немножко меньше собора Святого Петра в Риме?
Данилов ничего не ответил, но рука в черной перчатке решительно взяла Марту за подбородок и повернула ее лицом к нему.
— Ты сердишься на меня?
Марта мотнула головой и оттолкнула руку.
— Данилов, смотри, куда едешь, и не приставай ко мне. Все беременные женщины подвержены частым сменам настроения. Ясно тебе?
— Ясно. Я все время забываю об этом, — добавил он совершенно серьезно, — о том, что ты… о твоей беременности.
— Ай-яй-яй, — пробормотала Марта, — как можно?..
Они уже выбирались из Москвы, машины пошли пореже, снег лепил в стекла, «дворники» мерно постукивали, приемник взахлеб пел про то, «как в сказке придет Новый год, миллионы огней на елках зажжет…».
— Данилов, как ты будешь встречать Новый год?
— Я еще точно не знаю. Лида хотела куда-то в Юго-Восточную Азию, но пока мы ничего толком не решили. А ты?
— Я скорее всего останусь где-нибудь в Кратове, хотя пока толком еще…
— А Петя? — неожиданно перебил ее Данилов.
— Петя? — удивилась Марта. — Петя, наверное, поедет в город Гомель к мамочке. А при чем тут он?
— Марта, я не понимаю. У тебя же будет ребенок.
— Будет, — согласилась Марта.
— А… свадьба? Будет?
— Ты вчера у меня уже спрашивал, Данилов. Может, и будет. Даже скорее всего. Петя — человек решительный.
— А почему тогда он на Новый год поедет… в Гомель?
— Я не знаю, — сказала Марта, — вполне возможно, что он поедет не в Гомель, а в Мелитополь, к примеру. А что? Ты хочешь поехать с ним?
— Ужас какой-то, — серьезно заявил Данилов, — сегодня с тобой невозможно разговаривать.
— Со мной всегда трудно разговаривать. Я вся такая… внезапная, Данилов. — Ей не хотелось больше говорить о Пете. — Смотри, что это там такое? — С преувеличенным любопытством она привстала на сиденье и вытянулась в сторону, почти перегнувшись через Данилова и оказавшись вдруг очень близко к нему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});