Читать интересную книгу Привет, Афиноген - Анатолий Афанасьев

– Всех пора на смену. Пора! Засиделись наши стариканы в теплых креслах. О чем может идти речь, если из директора песок сыплется. Если само слово «перемены» его бросает в дрожь… Вы все правильно говорите, юноша, у вас ясная голова, но никто вас не услышит. Они глухи.

– Кто? – испугался Афиноген.

– А вот… – И Федоровский повел рукой по стенам и затем, округлив глаза до беспамятства, ткнул перстом в потолок.

– Так уж все сразу? – усомнился Афиноген Данилов, Пылкий экстремист добродушно кивнул, взор его излучал колоссальную энергию; но он не выдержал роли до конца и расхохотался с раскатами и переливами, словно прогрохотал в столовой ранний весенний гром. «Разыграл, гад, – понял Данилов, – Пошутил надо мной, над балбесом».

Афиноген тогда не обиделся. Что–то постепенно потухало в нем; и вот сейчас он покорно съежился на скамеечке.

Афиноген рассказывал мне, что пошел учиться на экономиста, уверовав в реальную связь между жизненным уровнем людей и их духовным совершенством. Он предполагал, что чем лучше люди живут, тем лучше они становятся, во всяком случае должны становиться.

– Это не скучно, – уверял Афиноген. – Потому что необходимо. Экономика, если угодно, как история, соизмеряет поэзию и реальный факт… Количество буханок хлеба на душу человека она соотносит с его любовью к изящной словесности и искусству. Если экономикой будут заниматься люди с душами торгашей, произойдет непоправимый перекос в сторону буханок хлеба и джинсовых костюмов. Расчет превратится в плетку из цифр и инструкций, которой будут сбивать пыль с ушей у таких, как мы с тобой.

Выскочил из дверей здания озабоченный Семен Фролкин, за ним степенно вышел Сергей Никоненко. «Чудно, – отметил Афиноген, – один бежит, другой шагает, а идут рядышком и даже спорят».

Коллеги заметили Афиногена, приблизились. Сергей посмотрел в сторону, брезгливо, как человек, вынужденный решать мировые проблемы из–за нехватки времени на бегу.

– Как поживает телекинез? – спросил у него Афиноген. – Почем нынче летающие тарелки?

Сергей оторвался от своих мыслей.

– Эх, Гена, – заметил он сочувственно, – ты хотел пошутить, а сморозил чушь. А ведь я тебя уважаю. В твоей пустой башке изредка бывают просветления.

Поэтому даю совет: никогда не трепи языком ради красного словца. Экономь время. Постарайся понять, когда я тебе говорю.

– Страшная все же дыра – Федулинск, – пожаловался Фролкин. – Негде для ребенка купить свежего творога. Нету нигде, представляете. Утром еще на рынке бывает, а потом – все. Нигде нету.

Никоненко скривился, будто хлебнул купороса.

– Потолкуй с этакими людьми, – с искренней злостью произнес он, – творогу ему не хватило. Ая–яй! Господи, какой ужас!.. Судьба поколения находится в руках невежд и нытиков. Обожрись ты своим творогом, купи корову, только молчи. Даю тебе совет, Семказ большей частью старайся молчать. Иначе с тобой не возможно рядом быть. Молчащий человек всегда умен. Заметь это.

– Заведешь семью, тогда узнаешь, – слабо огрызнулся Фролкин, – да еще если жена работает. Это вам, братцы, не о телепатии на досуге разглагольствовать. Это – жизнь… Обыкновенная жизнь, без которой, кстати, и тебя бы не было, Сергей, со всеми твоими идеями фикс. Чтобы они родились, тебя тоже в детстве мамочка подкармливала, извини, творогом.

– Он был бы независимо, – сказал Афиноген, – его транспортировали из ниоткуда с помощью парапсихологии.

Никоненко покачал головой:

– Вам бы обоим, братцы, в мезозойский период, в руки по деревянной дубине и… в набег на соседнее племя. В первобытной общине вас просто некем было бы заменить. Кстати, Афиноген, ты тут прохлаждаешься напрасно. Тебя товарищ Кремнев изволили спрашивать в крайне недоброжелательном тоне.

– Зачем?

Кремнев Юрий Андреевич был начальником отделения и редко «выходил»' на сотрудников рангом ниже заместителей отделов. Лишь в торжественных случаях он с трибуны обращался к людям с прочувствованной речью. Правда, иной раз Юрий Андреевич обходил по утрам лаборатории и здоровался с подчиненными за РУКУ.

– Зачем? – повторил Афиноген.

– Думаю, – сурово ответил Никоненко, – старик раскопал твои грязные делишки. Наконец–то, Данилов, тебя выведут на чистую воду. Давно пора.

Афиноген в мечтах не единожды представлял некую расплывчатую ситуацию, которая сразу выдвинет его из рядовых сотрудников в сияющие дали. Он не удивился бы и вызову к министру.

– Пойду, – сказал он и слишком резко поднялся.

– Ты что, Гена? – обеспокоился Фролкин, внимательно вглядываясь в его серое, опухшее лицо. – Не заболел?

– Ничего, – ответил Афиноген, усмехаясь, – похмелье, черт бы его побрал. Надрался вчера некстати.

Юрий Андреевич принял его в шикарном кабинете с коричневой строгой мебелью и голубыми шторками на окнах. Афиноген, улыбнувшись начальству, без приглашения, вальяжно сел в кресло. Кремнев, приветливо взглядывая, прошелся перед ним по ковру, пощелкал пальцами, как костяшками. Это был нестарый мужчина в безукоризненном костюме и редком для Федулин– ска английском галстуке с жемчужной булавкой. Взгляд серых глаз Кремнева рассекал предметы, подобно лучу Гарина. Его любезная улыбка ровным счетом ничего не обозначала, была такой же его постоянной принадлежностью, как хорошо отглаженные брюки. Недавно Юрий Андреевич с такой же приветливой улыбкой объявил на собрании, что все отделение лишается квартальной премии. Были и другие случаи похожего содержания. Юрий Андреевич представлял собой тип руководителя–супермена: многие женщины бледнели, когда он случайно проходил мимо по коридору. Рассказывали, что Кремнев запросто вхож в круги, о которых простому смертному и подумать страшно.

– Так, – произнес Юрий Андреевич мечтательно, любуясь сидящим Афиногеном, его непринужденностью и самообладанием. Немного полюбовавшись, он задал совершенно неожиданный вопрос. – Не скажете ли вы, молодой человек, какое, по вашему мнению, главное качество современного руководителя производства?

Афиноген опешил, и сумеречное состояние его прояснилось. Он различил непонятное, чуть насмешливое любопытство в тоне Кремнева. Вопрос, вероятно, таил в себе какой–то второй смысл.

– Интуиция, – ответил Афиноген Данилов.

– Как это?

– Просто. Умение делать правильные прогнозы и принимать точные решения на основе минимальной информации… Гарантия интуиции – прочные знания и, конечно, способности… Но могут быть и другие трактовки. Собственно, почему вы меня об этом спрашиваете, Юрий Андреевич? Я, увы, не руководитель и даже не эксперт.

– А вы сами обладаете… интуицией?

– В разумных пределах, разумеется. Она есть и у животных. Правда, у многих наших начальников отсутствует. Интуицию им заменяет собачье чутье на настроение вышестоящих товарищей.

– Не надо, – попросил Юрий Андреевич.

В кабинете пахло канцелярскими принадлежностями. «Плохо проветривают комнату», – подумал Афиноген.

Кремнев невежливо отвернулся к шторам. Что–то он переживал личное, недоступное Афиногену, но блеклой рассеянной гримасой проступавшее на его суровом лице аскета.

Афиноген торопливо прикидывал, кто мог на него капнуть начальству и что вообще означает сия сцена. У себя в отделе он часто поругивал и руководство, и порядки на предприятии, и многое другое, но не со зла. Привычку к ниспровержению он принес со студенческой скамьи. Не сотвори себе кумира, говаривал его лучший друг Вячеслав Петелин, человек, боготворивший абстракции любого рода. Ныне Петелин процветал в Москве, готовился к защите диссертации и в коротеньких письмах до небес превозносил профессора Вишневского, своего научного руководителя. Если верить Славе Петелину, то профессор Вишневский был вовсе не человеком, а материализовавшейся идеей бескомпромиссной морали с уклоном в пророчество. Афиноген бывал на лекциях по теории логических структур, которые читал желтушный человечек с неотработанной дикцией и испуганно–вызывающими движениями циркового клоуна. Старичок чмокал губами, вздрагивал, поминутно произносил фразу: «Знаете ли сами, как видите», и с нескрываемым страхом оглядывался на проекционный экран за спиной. Это и был пророк и гений профессор Вишневский. Из его лекций Афиноген вынес впечатление, что нет ничего на свете нелогичней логических систем, а также отвращение к осторожной недосказанности и намекам научно–бытового свойства.

– Мне уже можно идти? – не без юмора спросил Афиноген.

– Афиноген… э-э…

– Иванович.

– Гена, ваш отдел, в котором вы работаете, систематически лихорадит. Вы, конечно, в курсе. Я хотел бы выяснить причины. Поэтому вызываю для таких вот приватных бесед почти всех сотрудников. Ваш заведующий Николай Егорович собрался на пенсию…

– Пора, – вставил Афиноген, – отдохнуть старику.

– Объясните? – встрепенулся Юрий Андреевич.