трудно, особенно когда отошли воды, особенно когда за тобой гонятся два могучих колдуна и волк. Но ты могла дать бой, и ты бы победила! Силы было достаточно! Но что сделала ты?
— Я просила помощи у Ирген. Мне было так страшно, я боялась что погибну, и вместе со мной погибнет моя дочь. Поэтому я отдала Нике все. Тогда было так холодно, и снег мел так сильно — по следам они не смогли бы меня найти. Не нашли и по силе, тут через реку деревня, и там в тот год было много новорожденных. Одним больше, одним меньше, погоня отстала, сбилась с пути, а потом и вовсе повернула вспять.
— Да. Каждый ребенок полон силы, видит все и всех- пока не закроется родничок. И только у вашей братии он открыт постоянно. Этим способом часто пользовались во времена инквизиции и гонений, сливали дар в грудничков. Но ты обрекла свою дочь на борьбу, от которой бежала сама.
— И что теперь делать?
— О, вечный вопрос! Что делать и кто виноват! Виноватого, я смею думать, мы установили, а вот что делать…Перед твоим чадом встанет выбор.
— Света и тьмы?
— Нет. Жертва. И она будет должна выбрать себя.
— Но ведь давно известно, что помогая другим, — мы удваиваем силу!
— Нет! Себя. Твоя дочь должна спасти себя. И ты не можешь ей ничего подсказать и помочь, иначе — не в счет!
— А что, если она сделает не правильный выбор? Что тогда?
Вельва тяжело поднялась с пола, пошатнулась, в глазах ее все плыло. Она ответила собственным голосом:
— Может и ничего. А может и что — то. Любое ее решение запустит цепь взаимосвязанных событий и обрушится на мир. Разница лишь в том — что это будет: рыхлый снежный ком, или смертоносная лавина, несущая первый год долгой зимы.
— Что? Регнарек? Но это всего лишь миф!
— Мы с тобой тоже всего лишь миф. Настя, сделай одолжение!
— Да?
— Проваливай. По — хорошему. Мне нужно восстановиться, уйти в лес. Грядут тяжелые времена, я должна встретить их во всеоружии.
— И еще! Голос Ирген снова стал хриплым, а зрачки — большими.
— И еще, женщина! Ты должна сказать своей дочери, что ту зимнюю погоню, кровавую охоту за вами двумя — организовал ее отец!
Глава 12
Темные густые капли мерно падали на покрытую снегом землю. Кровь просачивалась, пропитывая подмерзший грунт, и, поскольку ее было не мало, а капель не прекращалась, проникала все глубже — к корням высохшей сосны.
На глубине четырех метров был закопан гроб. Обитый свинцом, заколоченный серебряными гвоздями, он и в свое время смотрелся диковинно, а сейчас, спустя 600 лет, вполне мог считаться экспонатом, достойным исторического музея. Воистину глуп был тот, кто убив восьмую ведьму, оставил ее истекающее кровью тело на суку старой сосны. Воистину глуп, потому что помог пробудиться злу, более древнему, чем он сам. Воистину глуп, потому что земля русская богата не только черным золотом, но и памятью. Под Ярославлем — похоронен ордынский Хан. На берегах Оки — курган Вятской княжны, со свитою. А здесь, в корнях иссохшегося дерева нашел последнее пристанище ведьмак, некогда защищавший славный род и боевую крепость. Ведьмак, хвативший колдовского проклятья, глотнувший упыриной крови, не добитый осиновым колом, а потому, захороненный в гробу с косой у самой глотки. Ведьмина кровь — не водица. Ведьмина кровь пахнет слаще меда. Поднимаются в гробу ребра, шевелятся пальцы. Заржавел древний гроб, не сгодится для музея. Заржавел и серп, да и что он сделает против кости?
Я проснулась от всепроникающего холода. Не грела верхняя одежда, не грело и старое одеяло. На мир опускалась зима. За окном тихо падал первый снег, кружился, словно в хрустальном шаре, укрывал землю белым тонким кружевом. Наверное пора вставать и ехать домой.
За печкой что — то шуршало. Я даже не успела испугаться, увидев сначала огромные черные усы, а затем ярко-желтый глаз.
— Киса, здравствуй. Иди сюда, не обижу!
— Смотри как бы я тебя не обидел!
От неожиданности я подскочила, ударилась рукой об стену и свалилась на холодный пол.
Говорят, так начинается шизофрения. Сначала ты видишь странное, а потом странное видит тебя, и начинает с тобой разговаривать.
— Вставай дура! Я не шизофрения!
Черный кот невероятных размеров приблизился ко мне, внимательным уставшим взглядом посмотрел, совершенно по — человечески закатил глаза, вздохнул, лизнул руку и больно укусил.
— Ай!
— Вот видишь! Я реален! Глюки не кусаются!
— Наверное, — ты — мой фамильяр! Ведь так и происходит в фентези, я читала. Героиня узнает, что она ведьма, а потом обретает фамильяра.
Это объяснение показалось мне наиболее реалистичным. Верить в собственное сумасшествие не очень-то хотелось.
— Дура она и есть дура. Начитаются срамных книг, а потом несут невесть что. Не существует никаких фамилиаров, я хозяин этого дома, суседко, дедушко. Домовой!
— Ой.
— Не ой, а домовой. Да ты башкой ударилася чтоли. Неужто не помнишь! Даже я помню, когда ты маленька совсем была, годов пяти — бабка твоя тебе о нас сказывала. О нас, о русалках, леших и кикиморах, водяных, полевых, луговых, о гуменнике.
— Ой!
— Да что ты заладила ой, да ой, других слов не знаешь чтоли? А как все хорошо начиналось, «здравствуй, кисонька, не обижу!» Поднимайся с пола — то. Застудишься, лечи тебя потом. Значитца так. Ехай, барышня, в город, манатки свои собирай, Настенушке напиши — мол «Маменька, потянуло меня к корням родным, поживу в бабкиной хатке.» И возвращайся сюда засветло. Нето беда будет. Да молока мне купи что-ли! А то голодно. Ты это, готовить то умеешь, барышня? Да чего ты молчишь-то, отомри!
Котище забрался ко мне на колени и пристально посмотрел в глаза.
— Али снова тебя цапнуть? Ток знай, на этот раз жалеть не буду.
— Нет. Не нужно кусаться, спасибо. Мне надо подумать.
Конечно, я любила сказки, фантастику, мифы. Но чтобы так, самой оказаться в центре событий. Допустим, это все правда. А может попробовать, а? Поверить в смысле коту?! Ну что я теряю? На учебу все равно забила, придется брать академ. С работы уволилась, может оно и к лучшему?
— Ты думай, конечно, да не долго. Покеда до города доберешься, покеда воротишься. Смеркается нынче рано. А тебе бы к Нине на могилку сходить, да хоть в доме обряд провести.
— Который?
— Передачи силы, дурья башка! Ты ж читала!
— Знаешь, что домовой! Во-первых, хватит меня оскорблять, где это видано, чтоб нежить хозяйку обижала. А во-вторых, обряд же не в доме проводить