Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шумилов беспрепятственно вошёл в подъезд дома, где находилась квартира Прознанских, и начал было подниматься по лестнице, как вдруг услышал за своей спиной покашливание. Никто следом за Шумиловым в подъезд не заходил, однако, за спиной у него безо всяких сомнений находился человек. Шумилов оглянулся и не без удивления увидел одного из понятых, присутствовавших во время обыска в квартире Прознанских; теперь молодой мужчина был одет в шитую золотом ливрею и начищенные сапоги из красной кожи. Он выглядывал из небольшого закутка в углу площадки первого этажа, искусно замаскированного большим витражным стеклом и небольшой дверью. Ни сейчас, ни во время первого посещения дома, Шумилов даже не заподозрил, что там может находиться швейцар.
– Здравствуйте, Алексей Иванович, – ловко щелкнув каблуками, поприветствовал его швейцар.
– Здравствуйте, Са… Са…, – Шумилов постарался припомнить фамилию понятого, благо сам же не меньше трех раз ее записывал.
– Сабанеев, – подсказал мужчина в ливрее.
– Я к господину полковнику, – Шумилов сделал было шаг вверх по лестнице, но вдруг решил не спешить и спустился вниз, – Послушайте, Сабанеев, Вы регулярно находитесь здесь?
– По мере необходимости, – уклончиво ответил швейцар.
Что-то неуловимо подозрительное чувствовалось в поведении этого человека. Шумилов поймал себя на мысли, что и в прошлый раз, поглядев на дворников этого дома, испытал некое смутное беспокойство.
– Вы давно работаете здесь?
– Полтора года-с.
– К покойному Николаю Прознанскому часто приходили друзья?
– Бывали-с, как часто, ответить затрудняюсь, – опять уклончиво ответил швейцар.
Теперь Шумилов уверенно мог сказать, что именно настораживало его в этом человеке: тот нисколько не боялся работника окружной прокуратуры. Шумилов не то чтобы привык наводить на людей ужас, просто он хорошо знал, что от человека в мундире министерства юстиции не отмахнется даже генерал, что ж тут говорить о людях неблагородного сословия! Дворники, швейцары, разносчики, торговцы с лотков, поденные рабочие перед прокурорским мундиром трепетали, ибо обладатель его согласно законам Империи был могущественнее самого страшного околоточного и даже станового полицейского. Но в данном случае швейцар в красных сапогах был учтив, но абсолютно равнодушен.
– Девушки среди них бывали?
– Не могу ответить. Обратитесь с этим вопросом к его превосходительству полковнику Прознанскому.
Со стороны швейцара такой ответ был уже верхом нахальства, хотя и вполне корректного по форме. Шумилову стало по-настоящему интересно:
– А если я официально вызову тебя на допрос и спрошу об этом?
– Сие невозможно-с, – после секундного колебания ответил швейцар, – Я не подлежу допросу.
Несмотря на корявость формулировки, Шумилов понял, что тот хотел сказать. Сабанеев был штатным сотрудником Третьего отделения, легендированным в «швейцара», и в случае официального вызова на допрос ему бы пришлось либо сообщить о себе ложные сведения (тем самым совершив уголовно наказуемое в России деяние), либо разоблачать себя. На последнее он не мог пойти, не получив предварительно санкции руководства. Все легендированные сотрудники особо инструктировались на этот счет. Существовала особая, весьма громоздкая и сложная, процедура допроса таких лиц и привлечения их к расследованию в качестве свидетелей; в любом случае, решение этого вопроса осуществлялось на уровне обер-прокурора и занимало не одну неделю. Нетрудно догадаться, что Третье отделение Его Императорского Величества канцелярии чрезвычайно не любило расшифровывать своих агентов и секретных сотрудников и всякий раз шло на это с величайшим сопротивлением.
– Тьфу, Сабанеев, что ты меня морочишь, – воскликнул Шумилов, – Так бы сразу и сказал. Остальные двое тоже?
– Так точно-с.
Теперь все стало на свои места. Стало понятно, почему в доме полковника Прознанского были такие крепкие и моложавые дворники. Шумилов лишь укорил самого себя за то, что не понял этого сразу. Случайное открытие Шумилова имело по крайней мере один большой плюс: теперь можно было быть абсолютно уверенным в том, что квартира жандармского полковника хорошо охранялась и злоумышленник не мог проникнуть туда незаметно. Если кто-то и подсыпал Николаю яд, то делал он это лишь придя в дом под личиной друга. Или брата. Или слуги…
– Подумайте хорошенько, Сабанеев, накануне смерти Николая Прознанского, то есть вечером 17 апреля, у него собирались друзья-студенты? – спросил Шумилов.
– Тут и думать нечего. Вечером накануне гостей у молодого Прознанского не было, – уверенно ответил швейцар, – Когда стало известно о смерти Николая Дмитриевича мы все – старший дворник и помощники – собрались и обсудили случившееся, вспоминали, кто что и когда видел подозрительное. Так что про вечер семнадцатого могу заявить с уверенностью и за себя, и за других: гостей не было. Гости были днем ранее, шестнадцатого числа, но днём и недолго.
– Сабанеев, Вы сказали, что вспоминали подозрительные моменты. А что, были такие? – уточнил Шумилов.
– Никак нет-с. Всё как у всех, обычная семья.
Расставшись, наконец, с «швейцаром», Шумилов поднялся к массивной дубовой двери в квартиру Прознанских и тренькнул звонком. На звонок колокольчика дверь отворила горничная в накрахмаленном черном переднике. Сама хозяйка, Софья Платоновна, одетая в строгое черное платье, встретила Шумилова в большой комнате, в которой накануне Шидловской обращался к жителям квартиры. Платье ей не шло, лицо казалось бескровным, блёклым (хотя, кому идет траур?). Но глаза женщины утратили вчерашнюю красноту и опухлость, что свидетельствовало о нормальном сне. Она не выразила особого энтузиазма при виде Алексея Ивановича, по лицу пробежала тень, но безропотно согласилась ответить на все вопросы, ведь это все же было лучше, чем приезжать самой в прокуратуру для дачи показаний.
Шумилов был усажен в роскошное, но чрезвычайно неудобное, с высокой спинкой кресло, которое впивалось в спину.
«Что же там может так давить?» – думал про себя Шумилов. В комнату откуда-то из глубины квартиры доносились звуки рояля. Кто-то разучивал мазурку Глинки, старательно повторяя по несколько раз отдельные места.
– Софья Платоновна, возможно, мои вопросы покажутся Вам травмирующими, прошу заранее Вашего прощения.
– Для меня сейчас сама жизнь травмирующая, – спокойно отозвалась женщина. Шумилов поймал себя на мысли, что она чрезвычайно хорошо владеет собой.
– Расскажите мне, пожалуйста, о Николае. На каком факультет он учился, чем увлекался кроме химии?
– Николаша поступил на юридический – на том настоял отец. Да. Химию любил, литературу, много читал. Вы обратили внимание, сколько книг в его комнате? Это он сам их покупал, любил захаживать в книжные лавки. Он вообще был очень умным, начитанным мальчиком.
– А с кем он дружил и много ли времени проводил вне дома?
– Да нет, он вообще был… домашним мальчиком. Конечно, последние год – полтора он проводил в компании друзей больше времени. Это всё были молодые люди нашего круга – Пётр Спешнев, Владимир Соловко, Андрей Штром. У нас они частенько бывали. Конечно, они и развлекались вместе – как обычно развлекаются – театр, обеды, именины, зимой – горки…
– Они и учились вместе с Николаем?
– Спешнев и Соловко – да, тоже на юридическом. А Штром, по-моему, занимался естественными науками.
– А вы не могли бы сообщить мне их адреса? – Алексей Иванович быстро записал на отдельном листе продиктованные адреса, – Скажите, Софья Платоновна, а были ли в жизни Николая романтические увлечения? Мы нашли среди его бумаг письмо от девушки, подписанное «В.П.»
– Это, по-видимому, Вера Пожалостина. Только я вас прошу, – Софья Платоновна посмотрела на Алексея Ивановича в упор, дабы убедиться, что он понимает серьезность момента, – не упоминайте её имени, пожалуйста. Она дочь почтенных родителей, отец – действительный тайный советник, имеет право прямого доклада Государю, матушка старинного уважаемого рода. Скомпрометировать юную девушку легко, а я себе этого не прощу. Да тем более, что и не было никаких отношений у Николаши с Верой, о которых можно было бы всерьёз толковать. Я вас очень прошу, Алексей Иванович, – для пущей убедительности своей просьбы Софья Платоновна коснулась рукой рукава Шумилова.
Алексей Иванович неловко кашлянул и со всей возможной почтительностью, на которую только был способен, ответил:
– Обещаю, Софья Платоновна, что без самой крайней нужды имя этой барышни оглашено не будет. По крайней мере я приложу к этому все усилия. А как протекала болезнь Николая?
– Ну, он заболел краснухой. Знаете, это вообще-то детская болезнь, но если заболевает взрослый человек, она протекает долго и мучительно. Коленька никак не мог поправиться, у него через 2 недели после начала болезни сильно распухли лимфатические узлы под ушами, в подмышках, но Николай Ильич, наш доктор, сказал, что это просто такое осложнение, организм борется. А когда переборет, Николаша сразу пойдет на поправку. Мы доктору вполне доверяем, он знает… – она исправилась, – знал Коленьку с младенчества. И его лечение всегда помогало.
- Убийство на Знаменской - Алексей и Ольга Ракитины - Детектив
- Не оглядывайся - Дебра Уэбб - Детектив / Полицейский детектив / Триллер
- Ночь с роскошной изменницей - Галина Романова - Детектив
- Точки и линии - Сэйте Мацумото - Детектив
- Всматриваясь в пропасть - Михайлова Евгения - Детектив