— Прощай, тюрьма! — И кой-кто оглядывается на нее, по поводу чего получает замечания от уголовника, что коли оглядываешься, так еще побываешь в ней.
Настроение бодрое, приподнятое. Ведь не в тюрьму, а из тюрьмы на волю. Что ж ссылка — все-таки воля!»
СТОЛКНОВЕНИЕ НА ЯРМАРКЕ
После небольшого затишья жизнь кыштымцев взбудоражило два события.
В августе 1909 года произошла стычка с ингушами, которых губернатор прислал для охраны «порядка и общественного покоя». Ингуши гарцевали по Кыштыму на лошадях и частенько пускали в ход нагайки. Действовали они заодно с местными полицейскими.
На площади, как всегда, открылась ярмарка. В Кыштым приехал губернатор и остановился в господском доме. По случаю его приезда улицы заполнили усиленные наряды ингушей. На площади крутилась карусель. Народ толпился вокруг нее, веселый и нарядный по случаю праздника. Шла бойкая торговля пряниками и конфетами. Под гармошку парни лихо отплясывали барыню. Вот один из них, облюбовав деревянного коня на карусели, ловко вскочил на него и поманил пальцем кареглазую толстушку: мол, давай вместе прокатимся. Невдалеке маячило трое конных ингушей. Одному из них что-то не понравилось в парне. Ингуш натянул поводья и, направив коня к карусели, схватил парня за шиворот, стащив его с «коня». Новая рубаха-косоворотка порвалась. Парень ошалел от обиды. Кто-то крикнул:
— За что? Что он тебе сделал?
Ингуш развернул лошадь и огрел нагайкой первого подвернувшегося мужика. На спине, на белой рубахе, отпечатался кровавый след. Мужик изогнулся от боли и со слезами на глазах спросил:
— Да ты что?
Тогда ингуш замахнулся еще раз, но нагайку перехватили. Несколько человек схватили его за ногу и сбросили с коня. Кто-то закричал:
— Бей царских холуев!
Недалеко от завода лежала поленница дров. Мужики кинулись к ней, похватали поленья и с ними ринулись на ингушей. Урядник, побагровев от злости, потребовал прекратить безобразие. Мастеровой Михаил Дурашкин налетел на урядника, схватился с ним и порвал ему погон. Здоровенный бородач сорвал с околоточного шашку. Ингуши ускакали с площади, но скоро вернулись с подмогой и открыли огонь. Началась паника. Кое-кто побежал домой за берданками. Ингуши, воспользовавшись бестолочью и паникой, врезались в толпу и стали ее избивать.
Люди разбежались. Начались аресты. Четверо человек было отдано под суд. Михаил Дурашкин, подравшийся с урядником, отсидел в тюрьме восемь месяцев. Многие считали, что он отделался легко.
Нижне-Кыштымский медеэлектролитный завод был пущен в ноябре 1908 года. Через два года управителем его акционерное общество назначило американского инженера Горация Эмрича. Это был формалист и человеконенавистник. Он штрафовал рабочих из-за всяких пустяков. Издал приказ, запрещающий курить в рабочее время. Тех, кого заставал курящим, немедленно увольнял. Установил десятичасовой рабочий день.
Эмрича возненавидели. И он это почувствовал. По-русски американец ничего не понимал. Ходил по заводу с охраной. Из дома, где жил, устроил потайной ход на завод.
5 октября 1911 года Эмрич вернулся домой, поужинал и лег на диван с книгой. Раздался выстрел, тренькнуло разбитое стекло, и Эмрич был убит наповал.
Убийца скрылся. Полиция с ног сбилась, а найти никого не могла. Местные власти готовы были замять неприятное дело. Однако из Лондона настаивали — убийца должен быть найден. И царские сатрапы пошли на подлог. Они сфабриковали обвинение, подкупили лжесвидетелей и арестовали 19-летнего Седельникова. Явной была лишь одна улика. Когда-то Эмрич уволил Седельникова с завода за то, что он курил в цехе. После смерти управителя Седельникова вновь приняли на работу. Восемь дней бился исправник, чтоб вырвать у парня признание. Наконец, пошел на крайность — пообещал расстрелять Седельникова, если он не сознается. Мол, если сознаешься, то дадут тебе каторгу, но зато останешься жив.
И парень сдался. Судили его в Екатеринбурге. Когда судья спросил, считает ли он себя виновным, Седельников встал и честно сказал — нет, не считает. Суд пришел в замешательство, ибо материалы следствия подтверждали, что Седельников в убийстве признался. Но ни суд, ни власти не были заинтересованы в объективном разборе дела. Акционеры из Лондона грозили поднять международный скандал, если преступник не будет наказан. Эмрич был гражданином Северной Америки. Поэтому из Петербурга последовал сильный нажим, и суд приговорил Седельникова к 12 годам каторги. Но учитывая то обстоятельство, что подсудимый не достиг совершеннолетия (тогда совершеннолетними считались те, кто достиг 21 года), срок наказания был снижен на одну треть. Подтасовка оказалась настолько очевидной, что публика в суде после вынесения приговора заволновалась. Раздались крики:
— Судебная ошибка! Невиновного засудили!
Но какой справедливости можно ожидать от царского суда, тем более, если судил он простого рабочего?!
А вскоре кыштымцев потрясли вести с далекой Лены, где была зверски расстреляна мирная демонстрация рабочих. Россия забурлила. Не остались в стороне и кыштымские рабочие. Они организовали сбор пожертвований в пользу семей, у которых во время дикой расправы погибли кормильцы. Деньги собирали тайно, но кто-то донес об этом в полицию. Становой пристав вызвал к себе Логинова, который был казначеем, и учинил допрос. Отрицать о сборе денег Логинов не стал. Его административно выслали за пределы Пермской губернии. Одновременно с ним, тоже за сбор средств в пользу ленских рабочих, были высланы Соломатин А. А., Крючков М. О., ссыльный Заикин Ф. Г. Они поселились в Челябинске, поскольку город входил в Оренбургскую губернию.
В конце января 1914 года забастовали рабочие Нязепетровска, их требования были удовлетворены. Однако в апреле забастовка вспыхнула с новой силой. Повторилась она и в августе.
* * *
Империалистическая война принесла лишения и горе всему русскому народу. Многих кыштымцев мобилизовали на фронт. Были призваны запасники сразу 8 возрастов, а потом проходили новые мобилизации. Цены на продукты и предметы первой необходимости бешено подскочили.
Среди рабочих зрело недовольство. Они требовали увеличения заработной платы. Большевики разъясняли им грабительскую сущность войны, ее антинародный характер.
Верхне-Кыштымский завод был приспособлен для литья бомб. Начали строиться два новых завода — динамитный и сернокислотный. Сернокислотный выдал первую продукцию весной 1916 года, а динамитный чуть позднее. На заводах работало много военнопленных.
Появились первые признаки хозяйственной разрухи. Карабашский медеплавильный и Кыштымский электролитный заводы резко снизили выпуск меди. Не хватало квалифицированных рабочих. С огромными перебоями доставлялись кокс, каменный уголь и необходимое сырье. В конце 1916 года на Верхнем заводе потухла первая домна, а немного погодя и вторая.
Позднее, после победы Октябрьской революции, в Екатеринбурге собралась уральская конференция фабрично-заводских комитетов. В газетном отчете об этой конференции, в частности, говорилось:
«Из докладов с мест вырисовывалась печальная картина уральской разрухи, точный сколок с действительности. Обнаружилась особенно эта разруха в тех округах, которые находятся под непосредственной диктатурой финансовых акул. Тут прежде всего бросается в глаза Кыштымский округ. Это вотчина «самого либерального на свете» английского капитала, вотчина мирового медного синдиката. В ней от каждой затопленной копи, от каждой мастерской, уголка выжженного леса протягиваются невидимые нити к Лондону… Кыштым — это разбойничье гнездо шайки мародеров и, разумеется, там о рабочем контроле слышать не хотят. Тут предстоит борьба».
ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Народный дом набит до отказа — семечку негде упасть. Собрались представители обоих заводов, пришли и обыватели. На белом свете творилось невероятное — царя Николая II рабочие Питера сбросили с престола. Объявлена свобода. А какая она будет эта свобода — многие не знали. Днем на площади состоялся митинг. Ораторы поднимались на трибуну, сделанную наспех из ящиков, один за другим. Кричали «ура». Старушки крестились и не понимали, как же теперь жить без царя, не иначе придет конец света. На шубах и пальто красные банты, даже конторские нацепили. Попил народной кровушки царь Николай. Сначала Златоустовскую бойню устроил, потом Кровавое воскресенье в Петербурге, потом на Лене, виселицами да расстрелами усмирял непокорных. В довершение мясорубку устроил — эту проклятую войну. Дали ему по шапке, хорошо. А дальше что? На заводах, к примеру, что будет? Кто станет командовать?
В литейном цехе Верхнего завода рабочие посадили на тачку ненавистного мастера и вывезли вон, крича: