— Человек, который такое сделал, совсем не знает английского.
С недоумением подумал, как будут читать этот перевод писем дети сестер Пастернака, Жозефины и Лидии, родившиеся в Англии и знающие английский язык и истинный смысл этих писем к своим матерям.
Я надеялся, что этот конфуз Евгений Борисович исправит в 11-томном собрании сочинений, объявленном как первое полное собрание сочинений Пастернака. В материалах о его презентации[66], состоявшейся 15 ноября 2006 года в бывшей усадьбе князей Шаховских, сообщается: «Евгений Борисович особенно отметил на презентации полного собрания сочинений папочки <…> что это исключительно материалы, подтвержденные фактами, тем, что говорил сам автор». Видимо, Евгений Борисович имел в виду то, что написал сам Борис Леонидович Пастернак.
Прием, с помощью которого Евгений решил выйти из тупика, не исправляя искаженного перевода письма Пастернака, сразил меня окончательно, напомнив пророческие слова Пастернака, сказанные им при Ольге Всеволодовне и Мите о Евгении 28 октября 1958 года в Измалкове. В 10-м томе Евгений Борисович и Елена Владимировна Пастернак на странице 394 повторили тот же искаженный перевод письма, но не поместили его подлинного английского текста. Они вообще устранили из этого собрания сочинений все оригинальные тексты иноязычных писем Пастернака — на английском, французском и немецком языках. Даны лишь их переводы, зачастую, как показано выше, искажающие смысл.
А ведь таких писем, написанных Пастернаком в 1956–1960 годах, несколько десятков. Это письма периода борьбы Бориса Леонидовича и Ольги Всеволодовны с советскими писателями и властями за выход романа, а также яростного и трагического времени после присуждения поэту Нобелевской премии. Это важнейшие, по утверждению самого Пастернака, письма. На английском — к сестрам Жоне и Лиде, к Коллинзу, Брунеру… На французском — к Жаклин, Элен Пельтье, Фельтринелли… На немецком — к Ренате Швейцер, Руге, Крузе, Тэнсу…
Пастернак в 1957 году писал сестрам и Жаклин о том, что специально посылает им письма на английском и французском, так как это увеличит вероятность их попадания адресатам. Ольга Всеволодовна говорила, что Борис Леонидович сообщал сестрам: «Отслеживающим мою переписку на почте органам сложнее проверять иностранные тексты писем, потому они могут дойти до адресата».
Скрывать от читателей «полного собрания сочинений» подлинные тексты иноязычных писем Пастернака теперь, в третьем тысячелетии — полный нонсенс. Потому, на мой взгляд, вышедшие 11 томов точнее будет называть собранием сочинений и переводов писем Пастернака (сокращенно — СС и ПП, 2005).
Символично и то, что из собрания сочинений исключили резкое письмо Пастернака к Евгению от 31 мая 1954 года, где он пишет:
«Отвечаю тебе против воли. <…> Ты страшно все, может быть, под влиянием мамы, преувеличиваешь. <…> Ты пишешь: „Мы с тобой одной крови, папочка“. А на черта мне эта кровь, твоя или моя? Мне брюхом, утробой, а не только головой — ближе всякой крови „Фауст“, за посылку которого ты меня благодаришь».
Это письмо было опубликовано на странице 503 книги «Существованья ткань сквозная» (М.: НЛО, 1998). Евгений Борисович и Елена Владимировна Пастернак не включили в СС и ПП несколько десятков писем Пастернака, которые были раньше известны внимательным читателям как важнейшие. Вот несколько примеров.
В СС и ПП отсутствует откровенное мировоззренческое письмо поэта к Ренате Швейцер, которое Пастернак послал 7 мая 1958 года специально, отмечая важность письма, нарочным через Италию. В нем, в частности, сказано:
Пользуюсь случаем окольным путем написать Вам больше и свободнее. <…> Ольга Всеволодовна Ивинская — Лара моего романа. <…> Она — олицетворение радости жизни и самоотдачи. <…> Ограниченная лишь важнейшим общность самого существа и есть подлинная, почти абсолютная форма взаимного притяжения, притяжения духа, радостного порыва, экзистенциальной родственности…[67]
Далее. В СС и ПП нет письма Пастернака от 28 сентября 1958 года к сестре Лиде в Англию, где он просит присылать отзывы на роман на адрес Ольги[68].
Нет в СС и ПП важнейшего «пятитомного» письма (так назвал это письмо сам Пастернак) к Жаклин от 17 января 1960 года, где он пишет о конфликте между Фельтринелли и Жаклин, который усугублялся атмосферой разлада на даче и откровенной слежкой за ним и Ольгой. В этом письме есть такие строки:
Жаклин, мне так мало осталось жить! <…> Жорж мог бы описать Вам замаскированную зависимость, в которой тайная полиция (МГБ) постоянно нас держит (меня и всю семью Ольги, ее сына, дочь и ее саму, как бы заложников), все время шпионя и следя, судя по собственным открытым и бесстыдным признаниям этого учреждения[69].
В 11-м томе СС помещены воспоминания современников о Пастернаке, уже выходившие в 1993 году в издательстве «Слово», которое выпустило и СС и ПП, 2005. С удивлением обнаружил, что из числа составителей и авторов комментариев к воспоминаниям из тома 11 исключена фамилия известной писательницы Маэль Фейнберг, которая готовила и подробно комментировала книгу воспоминаний в 1993 году. Взамен устраненной Фейнберг появился Евгений Борисович Пастернак, даже не упомянувший об огромной работе Фейнберг, что резко контрастирует с нормами этики, принятыми в цивилизованном мире. Вспомнилось замечание Мити относительно оценки качеств Евгения Борисовича и Елены Владимировны Пастернак, которую им дал Иосиф Бродский: об этом написано в комментарии к стихотворению Пастернака «Магдалина».
Евгений Борисович исключил из 11-го тома интереснейшие воспоминания писателя Даниила Данина, а также воспоминания любимого адресата Пастернака в Германии — Ренаты Швейцер, входившие в сборник воспоминаний 1993 года.
Отсутствие ярких и бескомпромиссных воспоминаний Данина особенно огорчило меня потому, что главный редактор «Слова» Диана Тевекелян — дочь писателя Тевекеляна, главного редактора издательства «Московский рабочий». Мне дважды приходилось быть гостем в его доме — он приходился дядей моему ближайшему школьному другу Эдику Новицкому.
Варткез Арутюнович говорил с нами о трудной судьбе честного писателя в стране. Именно в «Московском рабочем» у Тевекеляна впервые в 1996 году вышла блистательная книга Данина «Бремя стыда». В ней приведена документальная хроника жизни и противостояния Пастернака бесчеловечной системе и бездарной, завистливой писательской массе.
Советские писатели не любили правдивости и таланта Данина. Его ненавидели писательские бонзы за презрение к холуйству и восхищение творчеством Бориса Пастернака. При встрече с Даниным в 1996 году в доме-музее Марины Цветаевой на представлении его книги я подарил ему книгу Ивинской «Годы с Борисом Пастернаком». И услышал:
— Я с Ольгой Всеволодовной был близко знаком. Это была очень красивая и талантливая женщина, дважды спасшая Пастернака для России[70].
На мой немой вопрос Данин ответил:
— Первый раз Ольга Всеволодовна спасла Пастернака в нобелевские дни от самоубийства, а затем спасла для России живой образ Бориса Пастернака, написав о нем замечательную книгу.
О Ренате Швейцер кратко написала в своей книге Ольга Ивинская. В 2004 году мне посчастливилось узнать много нового о Ренате через мою добрую знакомую в Германии — Лилию Цибарт-Фогельзанг. Ее интервью со столетней жительницей Берлина Лизелоттой Лаабс, хорошо знавшей Ренату и дружившей с ней, приведено в главе «Пастернак и Рената Швейцер».
Евгений Борисович не допустил в собрании ни строчки из воспоминаний Зои Маслениковой, о которых он с восторгом отзывался в период суда по делу об архиве Ивинской. Он также не включил в СС и ПП, 2005 ни одного слова из личных воспоминаний Ирины Емельяновой о Пастернаке, которые были опубликованы в ее книге «Легенды Потаповского переулка». При этом в своих публикациях о «папочке» он неоднократно пользовался «Ирочкиным архивом», полученным от нее в 1962 году.
Борис Леонидович был очень привязан к Ирине и говорил о ней Ольге: «Лелюша, ее устами всегда говорит правда. Тот будет счастливый человек, кто поймет, какая это тонкая и особенная душа». На книге перевода «Фауста», подаренной Ире, он написал: «Ирочка, это твой экземпляр. Я верю в тебя, и уверен в твоем будущем. Будь смела душой и мыслью, мечтой и волей. Доверяй природе, духу судьбы, крупным событиям, а из людей — только тем, немногим, тысячу раз проверенным, достойным твоей веры. Почти отечески, твой Б. П. 3 ноября 1955 года, Переделкино».
Из письма Пастернака сестрам в Англию от 11 мая 1958 года: «Ирочка, о которой в ее институте распространили легенду, будто она моя приемная дочь (она прелестная, очень смелая и одаренная девочка), за моей спиной зовет меня Классюшей (от слова „классик“). Она очень в курсе всего, относящегося ко мне».