Мечтал ли с детства Михаил Иванов (таково мирское имя о. Макария) о монашестве? По-видимому, нет. В дворянской семье Ивановых из Орловской губернии было пятеро детей. Богобоязненная и любвеобильная мать рано скончалась от чахотки. 14-летнему дворянскому сыну пришлось пойти в столь раннем возрасте на службу бухгалтером. Михаил Иванов служил усердно и ответственно и уже через три года обратил на себя внимание начальства и получил должность начальника стола счетной экспедиции в Курске. Отличался он от своих молодых сверстников тем, что не поддавался соблазнам большого губернского города, а в свободное время много читал и прекрасно играл на скрипке.
В 18 лет Михаил потерял отца, и это изменило всю жизнь молодого человека. На семейном совете решено было, что он войдет в управление орловским имением. Поселившись в деревне, он понял, что вести хозяйство ему в тягость, однако сельское уединение давало возможность предаться любимым занятиям — чтению духовной литературы и музыке. Повинуясь воле братьев, Михаил поехал в соседнее имение свататься, но дело не сладилось — то ли от того, что жених был на вид неказист, то ли от того, что совершенно не имел желания жениться…
В 1810 году отправился он на богомолье в Площанскую пустынь, расположенную в 40 верстах от имения. Уединенный монастырь и иноки произвели на 22-летнего Михаила столь сильное впечатление, что он решил домой уже не возвращаться. Из монастыря он уведомил братьев о своем решении покинуть мир. Принадлежащее ему имение отписал в их пользу — при единственном условии, чтобы из вырученных от его продажи денег тысячу рублей употребить на строительство каменной церкви в селе Турищеве, где был похоронен отец.
Пять лет провел здесь молодой подвижник, исполняя возложенные на него послушания письмоводителя обители, чтеца, ризничего, певца. В монастыре услышал он рассказы о высокой духовной жизни подвижников с Афона и из Молдавии, которые, приняв учение преподобного Паисия Величковского, уединялись в скиты Брянских лесов. Поэтому, когда в 1815 году в Площанскую пустынь переселился сподвижник Паисия — схимонах Афанасий, он сразу привлек к себе сердце только что постриженного в монашество Михаила, получившего иноческое имя в честь святого Макария Великого.
За 16 лет, проведенных в Площанской пустыни, о. Макарий вырос в «мужа совершенна», восприняв от старца Афанасия искусство духовного рассуждения, незыблемо утвердившись в истине. Потому и назначили 38-летнего о. Макария благочинным обители и духовником ближайших монастырей.
Тогда же он лишился своего первого старца.
Как уже сказано, на смену ему явился другой — Лев, проживший в Площанской пустыни полгода и сразу же привлекший к себе внимание о. Моисея. Хотя о. Лев считал о. Макария равноправным сотоварищем в монашеском деле, однако, уступая смиренным просьбам, решился обращаться с ним как с учеником. Их совместное пребывание скоро закончилось — старец Лев был приглашен в Оптину. Но между ними не прекращалась интенсивная переписка, завершившаяся переездом в 1834 году о. Макария в Оптину пустынь.
Семь лет провел смиреннейший о. Макарий под руководством старца Льва. Он был назначен духовником монастыря, а после отъезда в Малоярославецкую обитель о. Антония — начальником скита и тем не менее никогда не пренебрегал духовными наставлениями о. Льва.
«Поучительны и назидательны были отношения между двумя старцами — о. Львом и о. Макарием, — вспоминал современник. — Умилительно было видеть единодушие и взаимную любовь двух старцев».
«Сидят они, как Ангелы Божии, рядом, а мы стоим пред ними на коленях и двум открываем свои души — как бы одному… Поистине в них были сердце и душа едины», — рассказывала игуменья Павлина, ученица обоих старцев.
Смерть старца Льва в 1841 году глубоко потрясла душу преданного его ученика. Крест старческого служения вместе с многочисленными заботами по устроению скита лег на плечи о. Макария. И если до этого времени преподобный Макарий оставался как бы в тени, то теперь истинная высота его духовной жизни и обилие духовных дарований были явлены всем.
День его шел по заведенному порядку 20 лет. Жил о. Макарий в келье с левой стороны у самых скитских ворот. Помещение было разделено коридором на две половины — для него и для келейника. Тут проводил он частые бессонные ночи и вставал на молитвенное утреннее правило при ударе скитского колокола в 2 часа ночи. Так продолжалось до 6 утра. Выпив чашку чая и чуть отдохнув, старец принимался за письма или за чтение. С 9 часов начинала скрипеть входная дверь — появлялись первые посетители. В это время приходили в основном люди простого звания — крестьяне, мещане, мастеровые, которые ждали выхода старца в приемную. Здесь он давал советы и наставления, всегда принимая во внимание различие характеров, способностей и уровень духовного состояния человека. Все эти личные качества старец распознавал тут же, при первом недолгом общении. Женщин о. Макарий принимал за воротами скита, в особой келье.
В 11 часов звонили к трапезе, старец отправлялся чуть подкрепиться, после чего немного отдыхал. В два часа дня о. Макарий имел обыкновение ходить из скита в монастырские гостиницы, где его дожидались посетители из обеспеченных и высших сословий — помещики, военные и государственные чиновники, купцы, ученые, литераторы и богословы. Старец имел к таковым особый ключик, недаром к преподобному Макарию приезжали известные писатели — Н. В. Гоголь и братья И. В. и П. В. Киреевские.
В иные дни его ждали сотни людей, и старец, отличавшийся слабым от природы здоровьем, покорно шел — с костылем в одной руке и четками в другой — к страждущим и обремененным.
Измученный, едва переводя дыхание, порой не в состоянии говорить от усталости, возвращался старец в скит со своего ежедневного подвига. Но вместо отдыха следовало новое молитвенное правило. Далее, до вечерней трапезы, а иногда и во время ее, принимал о. Макарий монастырскую братию — тех, кто не успел днем побывать на ежедневном откровении помыслов. Если кто-то из приходящих к нему монахов долго не появлялся, старец сам шел к тому в келью — всегда вовремя, чтобы уберечь от отчаяния, уныния или других искушений. Старец всегда оставлял после себя успокоение и увеселение души скорбящих.
Заканчивался день большим вечерним молитвенным правилом. Когда входил старец в свою спаленку, на столе его ждала кипа требующих ответа писем. Тело ныло от изнеможения, а сердце — от сопереживания открытым ему человеческим страданиям. Наступала молитвенная ночь. Молитва в нем никогда не прекращалась — был ли старец в многолюдии, за трапезой, в беседе или наедине с самим собой. А в 2 часа — как считать: ночи или утра? — о. Макарий был опять уже на ногах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});