Читать интересную книгу Яблоки не падают никогда - Мориарти Лиана

Стэн молчал. Ни словечка. Он даже не выглядел удивленным. Просто встал и тупо протянул руку за телефоном.

«Должна сказать, реакция Стэна показалась мне необычной, – позже говорила Барб знакомым, потом делала паузу и тяжело вздыхала, отчего щеки у нее опадали, отягченные ужасающим грузом ее внутреннего знания. – Даже, можно сказать, подозрительной».

Глава 7

Трой только что звонил, сказал, что Барб нашла мамин телефон под кроватью.

Голос физиотерапевта доносился до того места, где сидела пациентка, читавшая журнал о здоровом образе жизни. Это был ее третий визит на реабилитацию после хирургической операции по поводу разрыва передней связки, ставшего следствием неудачного падения во время пробежки. Явившись на пятнадцать минут раньше, пациентка не стала жать на звонок в приемной на тот случай, если Бруки – так звали физиотерапевта, очень милую, заботливую и спокойную женщину, – занята с другим больным.

Ей хотелось быть полезной, так как Бруки только недавно открыла свой кабинет и у нее пока не было администратора.

Во время первой консультации они сошлись на том, что обе имеют опыт изнурительных мигреней.

Бруки Делэйни объяснила, что решила стать физиотерапевтом, пообщавшись с таким врачом в детстве. «Он сказал, что, вероятно, сможет помочь мне с мигренью, если она вызвана напряжением в верхнем шейном отделе, – поделилась воспоминанием Бруки. – Моя шея не была виновницей, но я до сих пор думаю, что он был одним из немногих медиков, которые восприняли меня всерьез. Знаете, люди часто считают, что другие преувеличивают свою боль? Особенно маленькие девочки».

Ох, пациентке это было прекрасно известно.

Она перевернула страницу и попыталась не слушать явно личный разговор.

– Это объясняет, почему мама не отвечает на звонки. – Голос Бруки звучал свободнее, громче и как будто моложе, чем тот утешительный, тщательно выверенный тон, каким она разговаривала с пациентами. – Просто мы считаем, что дело может быть более серьезным, чем нам сперва показалось.

О боже! Пациентка закрыла журнал. Теперь она уже жалела, что не позвонила в звонок.

– Я знаю. Вне Сети – значит вне Сети, но просто это на нее не похоже – оставить телефон дома.

Пауза.

– Конечно, но помнишь, ты сказал, что вы с мамой поссорились, когда разговаривали в последний раз.

Пауза.

– Да-да, я знаю, папа, просто подумала… Я подумала, была ли это нехорошая ссора?

Слово «нехорошая» сопровождалось сейсмическим тремором эмоций.

Пациентка встала. Бросила журнал в корзину. Такой разговор точно нельзя подслушивать. У всех есть свои секреты. У пациентки, порвавшей связку во время пробежки, их, вообще-то, не было. Она в жизни не бегала. А выпала из такси после двух бокалов шампанского и трех мартини, выпитых на обеде по случаю ее пятидесятилетия. Женщина подозревала, что Бруки Делэйни догадывается: никакого бега трусцой не было. И ценила, как деликатно та не затрагивала лишний раз эту тему.

Пациентка быстро встала и вышла из приемной. Она вернется через пятнадцать минут. Ей ни к чему узнавать, предположительно, ужасные семейные тайны своего милого физиотерапевта.

Глава 8

Прошлый сентябрь

В понедельник утром Бруки Делэйни ехала на работу в машине с тихо мурлычущим радио и опущенными солнцезащитными козырьками. Время от времени она негромко постанывала, эффекта ради. Для кого она старалась, и сама не знала. Вероятно, для себя. На ней были поляризационные очки от солнца, но утренние яркие лучи, лившиеся в салон сквозь тонированные стекла, все равно причиняли боль какого-то неопределенного свойства, как легкая обида, нанесенная незнакомцем.

Бруки остановилась у пешеходного перехода, чтобы пропустить маленькую девочку-школьницу. Та благодарно помахала ей рукой, как взрослая, и торопливо перешла на другую сторону. У нее плоскостопие. Сердце Бруки заныло. «Ты в порядке, – сказала она самой себе и надавила на газ, при этом ее глаза наполнились слезами. – Ты чувствуешь себя странно, тебе хочется плакать, ты вот-вот развалишься, все вокруг сюрреально, но ты в порядке».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Она потрогала свой лоб.

Боль – это лишь воспоминание о боли, а не сама боль.

Мигрень атаковала ее зверским ударом в правый глаз рано утром в субботу. Она была готова к этому. Знала, что пытка приближается, а потому в предчувствии худшего отменила все, что было запланировано. И провела выходные одна в своей спальне с закрытыми жалюзи и холодным полотенцем на лбу. Никого – только она и мигрень.

Это был первый приступ с тех пор, как Грант уехал от нее шесть недель назад. Никого, кто принес бы лед или стакан холодной воды, никого, кто заглянул бы к ней, проявил бы заботу или положил бы ей на лоб крепкую руку. Но она и сама справится. Мигрень – не роды. Хотя она читала одно исследование, в котором говорилось, что женщины, испытавшие и то и другое, ставили боль при мигрени выше родильной, что странным образом вселяло бодрость.

Бруки помнила рассказ своей подруги Инес о том, что после развода она сама собрала стол из «ИКЕА» под песню «I’m woman» Хелен Редди, но, когда закончила сборку, ей хотелось одного – позвонить своему бывшему и рассказать об этом.

Такое же желание испытывала и Бруки – позвонить Гранту и рассказать ему, что она справилась с мигренью одна. Глупо и смешно! Ее мигрени ему больше не интересны. А может, никогда и не были.

«У тебя постдром[1], моя дорогая?» – сказала бы мать, если бы увидела ее сегодня утром, потому что теперь благодаря своему подкасту она легко распознавала симптомы мигрени и с небрежной легкостью пользовалась профессиональным жаргоном.

В таких случаях Бруки хотелось рявкнуть: «Не пользуйся медицинским сленгом, мама, если у тебя никогда не было мигрени!»

Но ее мать так полна раскаяния, что это просто невыносимо. Бруки знала о желании своей родительницы искупить вину и не думала, что намеренно отказывает ей в этом, но, определенно, не давала матери того, в чем та нуждалась.

– Понимаешь, – говорила Джой, – в том году, когда у тебя начались головные боли, то есть мигрень, я была так занята, это был действительно плохой год для нашей семьи, наш annus horribilis, как сказала бы королева. Может быть, я неправильно произношу эти слова – мой старый ворчливый учитель латыни, мистер О’Брайен, поправил бы меня, он утонул, бедняга, на пляже Авока-Бич, очевидно, заплыл за буйки и попал в волну, – так что некого винить, кроме себя, но все же, как бы там ни было, тот год, тот ужасный год, тогда было просто много всего… мы думали, что можем потерять свой бизнес, и обе ваши бабушки тяжело болели, и я не представляла, как ты мучаешься…

Тут Бруки обрывала ее, потому что слышала это уже множество раз – все, начиная с того, как утонул учитель латыни.

– Не переживай, мам. Это было так давно.

У ее матери избыток свободного времени. Вот в чем проблема. Она немного теряла связь с реальностью. Часами рассматривала старые фотографии, а потом звонила своим детям, чтобы сказать им, какие милые они были в детстве и как ей жаль, что тогда она этого не замечала.

Правда состояла в том, что сама Бруки не помнила, чтобы мама отмахивалась от ее мигреней. В памяти не сохранилось воспоминаний о тех «непростительных» случаях, когда Джой кричала на нее за то, что она лежала, не в силах приподнять голову с подушки, если они куда-нибудь опаздывали.

Что Бруки помнила, так это невероятную, потрясающую боль и свою злость на мать за то, что та не может с ней справиться. Она не рассчитывала в этом ни на отца, ни на врачей. Она ждала, что мать поможет ей, исправит все.

Теперь Бруки сама справляется с мигренями: эффективно, со знанием дела, без паники. Следи за симптомами. Быстро начинай принимать лекарства. Это первый приступ за шесть месяцев. Она сама в ответе за то, чтобы держать монстра в цепях, но иногда монстр сбрасывал с себя оковы.