— Окружного судьи не было на месте, — вставила Харра, — зато граф был.
Лицо Кейрела посерело, он неподвижно глядел на них, потом с усилием овладел собой, встал в некое подобие стойки «смирно», и с трудом, будто скрипя суставами, изобразил полупоклон.
— Кто… кто Вы такой, господин?
— Лорд Майлз Форкосиган.
Кейрел беззвучно пошевелил губами. Майлз не умел читать по губам, но он был совершенно уверен, что тот произнёс что-то вроде «О, чёрт.»
— Это мой ливрейный слуга, сержант Пим, и мой коронёр, лейтенант Ди из Имперской Службы.
— Вы сын господина графа? — выдавил из себя Кейрел.
— Да, я его сын, и притом единственный. — Майлзу внезапно надоело изображать что-то. Уж конечно, он произвёл уже достаточное первое впечатление. Он спрыгнул с Толстячка, легко приземлившись на пятки. Кейрел проследил взглядом его движение вниз… и ещё дальше вниз. «Да, я маленького роста, ну и что? Погоди, увидишь, как я танцую.» — Ничего, если мы напоим здесь лошадей из вашей колоды?
— Э… это для людей, милорд, — сказал Кейрел. — Одну минуту, я принесу ведро. — Он поддёрнул мешковатые брюки и потрусил за угол хижины. Минута неловкого молчания, потом слабо донёсся голос Кейрела. — Куда ты дел козье ведро, Зед?
Послышался еще один голос, молодой и беззаботный. — За поленницей, пап. — Они заговорили приглушённо, вполголоса. Кейрел прибежал трусцой обратно с помятым алюминиевым ведром и поставил его у колоды. Он выбил деревянную затычку из стенки, и сверкающая струя вылетела дугой, расплёскиваясь и наполняя ведро. Дурачок-Толстячок навострил уши, шумно засопел и стал тереться о Майлза большой головой, обильно облепляя его мундир белым и рыжим волосом и едва не сбивая его с ног. Кейрел поднял взгляд и улыбнулся, глядя на лошадь, но улыбка тут же погасла, едва его взгляд упал на владельца лошади. Пока Дурачок-Толстячок хлебал воду, Майлз увидел владельца второго голоса — мальчика лет двенадцати, который бегом скрылся в лесу позади хижины.
Кейрел разом засуетился, помогая Майлзу, Харре и Пиму привязать лошадей. Майлз оставил Пима рассёдлывать и кормить их и пошёл вслед за Кейрелом в дом. Харра двигалась за Майлзом как приклеенная, доктор Ди снял с седла свой медицинский комплект и тоже последовал за ними. Сапоги Майлза громко и неритмично стучали по доскам пола.
— Моя хозяйка вернётся около полудня, — сказал Кейрел, бесцельно передвигаясь по комнате, в то время как Майлз и Ди сели на скамью, а Харра — на пол, обхватив колени руками, возле очага, выложенного диким камнем. — Я сейчас сделаю чаю, милорд. — Он выскочил в дверь, чтобы наполнить чайник водой из колоды, прежде чем Майлз успел сказать «Нет, спасибо». Ладно, пусть он разрядит свою нервозность в этих обыденных действиях. А Майлз, тогда, может быть, начнёт выведывать, насколько это напряжение вызвано прибытием важного гостя, а насколько (не исключено) нечистой совестью. К тому времени, как Кейрел поставил чайник на угли, он уже заметно лучше владел собой, и Майлз заговорил:
— Я бы предпочёл начать расследование немедленно, староста. Это не должно занять много времени.
— Это вообще… не должно занимать ваше время, милорд. Девочка умерла своей смертью — на ней не было следов. Она была слабая, у неё был кошачий рот, кто знает, что ещё с ней было не так? Она умерла во сне, или от какой-то случайности.
— Просто удивительно, — сухо заметил Майлз, — как часто подобные случайности случаются в этом округе. Сам граф, мой отец… обратил на это внимание.
— Незачем было тащить Вас сюда. — Кейрел сердито поглядел на Харру. Она сидела молча, не тронутая его уговорами.
— Никаких проблем, — любезно произнёс Майлз.
— Честное слово, милорд, — Кейрел понизил голос, — я уверен, что она сама приспала девочку. Она так тоскует о ней, не удивительно, что она не может осознать, что произошло. Лем Цурик, он хороший мальчик, заботливый семьянин. Она ничего такого не имела в виду, милорд, просто у неё рассудок на время помутился от горя.
Глаза Харры, выглядывавшие из-под копны волос, были исполнены ядовитой холодности.
— Я начинаю понимать, — добрым голосом сказал Майлз, как бы подбадривая.
Кейрел слегка просветлел лицом. — Всё ещё можно исправить. Просто ей нужно запастись терпением. Преодолеть своё горе. Поговорить с бедным Лемом. Я уверен, что он не убивал ребенка. Главное, ей не нужно совершать необдуманных поступков, о которых она потом пожалеет.
— Я начинаю понимать, — тут голос Майлза стал ледяным, — почему Харре Цурик пришлось идти пешком четыре дня, чтобы найти непредвзятых слушателей. «Вы думаете», «Вы уверены». «Кто знает, что было не так?» По-видимому, не Вы. Я слышу домыслы — обвинения — намёки — и утверждения. Я явился, чтобы узнать факты, староста Кейрел. Графское правосудие строится не на догадках. Ему не нужны догадки. Сейчас не Период Изоляции. Даже в глуши.
Сейчас я начну исследовать факты. Я не буду принимать никакого — поспешного — решения, пока я не буду знать всё полностью. Виновность или невиновность Лема Цурика будет установлена его собственными устами, под действием препарата фаст-пента, который введет ему доктор Ди в присутствии двух свидетелей — Вас и другого человека, которого Вы выберете сами. Просто, быстро и аккуратно. — И, может быть, мне можно будет уехать из этой чертовой дыры еще до захода солнца. — Староста, я приказываю Вам найти Лема Цурика и привести его ко мне для допроса. Сержант Пим Вам поможет.
Кейрел потянул время ещё немного, наливая кипящую воду в большой коричневый горшок, и потом заговорил:
— Я много путешествовал, господин. Отслужил свои двадцать лет. Но большинство здешних жителей ни разу не выезжали из Лесной Долины. Ваши химические препараты для допроса для них всё равно что колдовство. Они могут сказать, что признание, полученное таким путём — ложное.
— Тогда Вы с Вашим помощником сможете опровергнуть это. Сейчас не те добрые старые времена, когда признания вытягивали под пыткой, Кейрел. Кроме того, если он так невиновен, как вы полагаете, то его невиновность будет доказана, разве нет?
Кейрел неохотно пошел в соседнюю комнату. Он вернулся, натягивая на плечи выгоревшую форменную куртку Имперской Службы с капральскими знаками различия на воротнике. Пуговицы куртки не сходились больше у него на животе. Очевидно, она использовалась только для официальных мероприятий вроде этого. Подобно тому как по барраярскому обычаю воинская честь отдавалась форме, а не человеку, на котором она надета, так, видно, он надеялся, что гнев за исполнение неприятного долга падёт на должность, а не на человека, который её исполняет. Майлз уловил этот нюанс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});