Читать интересную книгу Наследник волхва - Вадим Иванович Кучеренко

метнула чемодан в птиц. Бросок был точен и губителен, он пробил серьезную брешь в рядах гусиного воинства, помимо физического урона лишив его привычного морального превосходства, а с ним и веры в себя. На этот раз Голиаф был если не повержен, то посрамлен. Перепуганные полусонные птицы, забыв о своей воинственности и былом бесстрашии, бросились прочь. При этом они взволнованно гоготали и, по привычке сбиваясь в кучу, безжалостно теснили, толкали и топтали друг друга в поднявшейся суматохе. Вскоре гуси скрылись в одном из ближних переулков, потеряв несколько перьев, которые устилали путь их бегства подобно трофеям, обычно достающимся армии, преследующей своих отступающих в панике противников.

Торжествующая Ирина подняла одно перо и, подойдя, вручила его отцу Клименту как доказательство своей победы.

— Я свою часть договора выполнила, — сказала она, возбужденно дыша и блестя глазами. Было видно, что недавняя схватка доставила ей удовольствие. — Слово за вами.

Глава 6. Искушение

Отцу Клименту не оставалось ничего другого, как выполнить свое обещание.

— Проводи ее, — сказал он юному звонарю. — Но сам близко к Усадьбе волхва не подходи. Покажешь издали — и назад. Когда вернешься, то прочтешь молитву о прощении грехов Иоанна Златоуста, начинающуюся со слов «Верую, Господи», исповедуешься, причастишься — и грех твой будет тебе прощен.

— Благословите, батюшка, — попросил Владимир, целуя руку настоятеля.

— Благословляю, — произнес тот. — Иди с Богом!

Ирина насмешливо подмигнула юноше и шепнула ему на ухо:

— Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься. Так что благодари меня за свое будущее спасение, отрок!

После этого она велела ему взять свой чемодан, сама подхватила клетку с голубями, и они пошли.

Владимир шел впереди, показывая дорогу, Ирина следом. Эта пара выглядела комично — юноша в длинной рясе и молодая женщина в коротком платье, едва прикрывающем ее бедра, подол которого, и без того почти ничего не скрывающий, часто подхватывал порыв налетевшего ветра, задирая его, как шаловливый бесстыжий мальчишка, и показывая всему свету крошечные кружевные трусики женщины телесного цвета. Но отцу Клименту, провожавшему их взглядом, было не до смеха. Промолвив: «Срамота!», он трижды перекрестился, словно отгоняя от себя беса искусителя, и скрылся в дверях храма, что-то сердито бормоча себе под нос.

В храме отец Климент подошел к иконе Богородицы «Умягчение злых сердец» и надолго замер перед ней. Его губы шевелились, беззвучно произнося покаянную молитву. Будучи человеком честным, в глубине души он чувствовал себя виноватым в том, что подверг юного звонаря искушению.

— Прости меня, Матерь Божья, Царица небесная, ибо грешен! Помоги отроку невинному угасить пламень греховный, очисти ум его от лукавых помыслов…

С давних времен обращались к «Семистрельной» верующие христиане, прося о прощении их греховных деяний и даже помыслов. Не раз отсылал к этой иконе своих прихожан отец Климент. Но в этот день пришел и его черед…

А виновница этого даже не подозревала, что натворила. Добившись своего, она уже забыла об отце Клименте. Это был эпизод из прошлого, которого, как Ирина всегда считала, не существует, как и будущего, а есть только настоящее. А в настоящем у нее были дела и заботы поважнее, чем думать о настоятеле храма. Даже о Владимире, чья тощая спина в потрепанной рясе мельтешила перед ее глазами, не думала она в эту минуту. Все мысли молодой женщины были заняты хозяином Усадьбы волхва, к которой она приближалась с каждым шагом.

Несмотря на свой беспечный нрав, Ирина втайне опасалась предстоящей встречи. Ведь хозяин Усадьбы волхва ведать не ведал о ее визите, и еще неизвестно было, как он воспримет эту новость. Судя по тому, что она успела узнать даже за столь короткое время своего пребывания в Куличках, случиться могло все, что угодно. И даже то, что еще год тому назад они были коллегами и работали в одной школе — она учителем физкультуры, а он учителем истории, — могло не иметь никакого значения. Это было прошлое, и сама Ирина не подала бы и ломаного гроша никому из тех, с кем когда-то была знакома, вздумай они обратиться к ней за подаянием, не давая ничего взамен.

Поэтому сейчас молодая женщина усиленно размышляла над тем, что она могла бы пообещать хозяину Усадьбы волхва в обмен на его гостеприимство. На ум ей приходило только одно — ее собственное тело, которым она всегда расплачивалась, не задумываясь и ничем не смущаясь, за все то, что желала получить. И получала, потому что не было мужчины, который бы отверг ее предложение. Вернее, почти не было. И, к сожалению, это был тот самый редкий случай. Нынешний хозяин Усадьбы волхва раньше всегда игнорировал ее более чем красноречивые намеки, глядя на нее равнодушными глазами. И мало шансов на то, что за минувший год ситуация и его отношение к ней изменились, с тревогой думала молодая женщина.

Эта непривычная неуверенность в себе тяготила ее. Но Ирину беспокоило не то, что хозяин Усадьбы волхва отвергнет ее. Женщину тревожило, что она не сумеет получить то, из-за чего ей пришлось совершить свое путешествие в забытый богом и людьми поселок, носящий символическое название Кулички. От этого зависело очень многое в ее жизни. Ирина была красива, но бедна. Она мечтала разбогатеть. И Кулички были первой ступенью золотой лестницы, по которой она собиралась подняться к своей мечте. Главное было не оступиться и снова не упасть в бездну нищеты, из которой она так долго и упорно пыталась выбраться, словно из описанного Данте Алигьери ада, самым ужасным кругом в котором была работа учительницей в школе. Ирина до сих пор вздрагивала, вспоминая об этом.

«Не дождетесь», — упрямо встряхнув головой, подумала Ирина, обращаясь ко всему миру, который с самого рождения был жесток по отношению к ней, невзирая на ее красоту и молодость. Пришло время все изменить. И, спрашивая саму себя, готова ли она к этому, молодая женщина всегда слышала один и тот же ответ. Ее второе «я», та, что жила в потемках ее подсознания, неизменно говорила «да». И они прекрасно ладили друг с другом.

Хорошее настроение снова вернулось к ней. Ирина не любила долго предаваться грустным размышлениям, они наводили на нее смертную тоску и вызывали головную боль. Встряхнув головой, словно прогоняя назойливые мысли, она весело окликнула юношу:

— Эй, Володимер, в земле русской просиявший, или как там тебя! Долго еще идти? А то я уже ноги стоптала до колен.

Они шли по извилистой улочке с хаотично разбросанными вдоль нее домами. Владимир,