Но делать было нечего. Я пошла вперёд на своих двоих.
Оглядевшись по сторонам, я заметила в окружающем меня пейзаже нечто новое.
Вообще-то картина была весьма однообразна: плоская, покрытая негустым лесом поверхность тянулась во все стороны, насколько простирался взгляд. Я представляла себе, что в Карелии есть не только скалы и вековые сосновые боры, но и довольно банальные ландшафты… Сумерки постепенно скрадывали местность и неумолимо приближали ко мне горизонт, на который со всех сторон набегали тяжёлые тёмные тучи.
Неожиданно впереди начали проблёскивать огоньки. Я не смогла точно оценить ни расстояние до них, ни размеры светящегося объекта. Я шла вперёд, но в течение целого часа огни не приблизились, хотя их становилось все больше и больше.
Огни горели по-прежнему, более или менее постоянно, лишь изредка несколько расположенных рядом огоньков вдруг резко уменьшали свечение, и некоторое время казалось, что перед ними проплывает какая-то мутная завеса. В какой-то момент мне показалось, что огни находятся где-то далеко внизу, в котловине необъятных размеров, а я стою у края этой котловины, и пытаюсь в надвигающейся темноте различить её контуры.
Становилось все темнее, а ветер хлестал все злее и злее, я поспешно пошла вперёд, стараясь не задумываться об этих странных огнях до тех пор, пока не приближусь к ним на подходящее расстояние.
Свечение впереди вдруг стало ослабевать, и огни стали пропадать целыми группами. Я почувствовала себя так скверно, будто кто-то решил надо мной поиздеваться, и это ему удалось.
Темнота сгустилась, кроме участка дороги, уже ничего не было видно. По моим расчётам, я уже должна была достигнуть того самого безымянного населённого пункта на побережье. И точно, я миновала два столба у края дороги, на которых когда-то, видимо, был укреплён стандартный указатель с названием посёлка. Но, тем не менее, в темноте ничего похожего на жилье разглядеть было невозможно. Я шла по дороге, решив ни на шаг не сходить с грунтовки.
Какие-то едва живые огни появились снова. Но они появились неожиданно близко, прямо перед моим носом, в нескольких метрах. Похоже, что я свернула куда-то в темноте.
Я остановилась.
– Ого! Вот это да! – результат был так поразителен, что я заговорила сама с собой.
Я стояла посреди тихой, пустой и почти абсолютно темной улочки. Какой-то фонарик горел на трёхэтажном здании, около входа в которое скорее угадывалась, чем прочитывалась вывеска «Гостиница».
Похоже, что цель моего путешествия достигнута. Только городок, в который я попала, напоминал летучий голландец.
Я поправила сумку на плече и подошла к входной двери гостиницы. Под ногами лежали ровные небольшие бетонные плитки, и мостовая в этом притихшем закутке отнюдь не походила на развороченный асфальт, который бывает в заброшенных и запущенных городках.
Какое-то движение за моей спиной заставило меня обернуться. В трёх метрах от меня стояла собака. Крупный взъерошенный пёс беспородной наружности. Его силуэт чётко вырисовывался в тусклом свете лампочки. Пёс смотрел на меня, не издавая ни звука.
– Какого черта ты тут делаешь? Пошёл вон! – сказала я псу.
Тот наклонился, понюхал плиты, повернулся и метнулся назад, в темноту. И вот уже оттуда, в полной темноте раздался рык, сопровождающийся ворчанием и поскуливанием ещё не менее, чем полудюжины собак.
Нельзя сказать, что первое впечатление от этого местечка было приятным. Если в затемнённом захолустье бегают только бродячие псы, то что же за люди живут здесь?
Я взялась за ручку входной двери, готовая к тому, что она окажется запертой, но, к моему удивлению, дверь легко отворилась, и я вошла в тёмный холл.
Это была, судя по аскетической обстановке, старая гостиница, построенная давным-давно. Тесный холл с несколькими дешёвыми креслами, деревянная лестница, ведущая из холла наверх, к номерам, а под лестницей – конторка администратора с неизменной толстой книгой на стойке и с ячеистой полочкой для ключей на стене. Весь интерьер, представший передо мной, освещался маленьким бра, укреплённым где-то на уровне стойки администратора. Дверь в комнатку дежурного оказалась отворенной настежь, но за ней, кроме непроглядной темени, ничего не было.
Ничего и никого не было и во всем первом этаже. Только тишина и полумрак.
Я подошла к стойке и осторожно заглянула внутрь конторки. Я не удивилась бы, обнаружив там что-нибудь из ряда вон выходящее, но там никого не было. Только книга, лежащая на стойке как бы подтверждала то, что это действительно гостиница, и здесь даже кто-то останавливался, начиная с…
Я открыла первую страницу. В этой толстенной книге было не меньше двухсот страниц, но заполняли её мелким аккуратным почерком всего только… шесть лет. Я перекинула половину страниц и попала как раз на записи трёхлетней давности. Сентябрь… Медленно опускаясь по строчкам, я нашла то, что и ожидала найти: «Орешин Юрий Иванович, 4 сентября, номер 9, служебная командировка». 9 сентября Юрка был ранен, а 11 сентября доставлен в Петербург, в госпиталь.
– Что вам угодно? – раздался за моей спиной холодный резкий голос. Я обернулась назад. Из дальнего угла холла шёл мужчина в темных брюках, темной жилетке и в белоснежной рубашке, которая выделялась в темноте, словно подсвеченная изнутри. Когда он обошёл меня, встал за стойку, стало ясно, что он не доволен моим появлением.
– Мне угодно снять номер.
– К сожалению, мы не сдаём номера приезжим, – отчеканил мужчина.
– Насколько я поняла, это гостиница.
– Не совсем. Это была гостиница. Сейчас это почти… музей. Местная достопримечательность. Историческая ценность. Хозяин использует её только для своих избранных гостей. Поэтому, извините, но вам придётся немного пройти вперёд по улице, и вы найдёте там неплохую современную гостиницу… для всех.
– Неужели нельзя хотя бы одну ночь провести здесь? Представьте, мне хочется остановиться именно здесь…
– Извините, но это невозможно…
Странные цокающие звуки, раздавшиеся с деревянной лестницы, заставили мужчину оборвать возражения на полуслове. Сверху спускалась большая чёрная собака, похожая на пинчера, но таких невероятных размеров, что была больше самого крупного ньюфаундленда. Собака, казалось, не обращала внимания ни на меня, ни на мужчину. Она пробежала мимо, царапая когтями по деревянному полу, и направилась в открытую дверь комнаты администратора. Так и не произнеся больше ни слова, мужчина проследовал за ней и прикрыл за собой дверь. Несколько минут все было тихо, никто не показывался в холле, никто не зажигал свет.
Новое цоканье когтей по полу раздалось где-то совсем рядом, но никого не было. Похоже, очередная собака не решалась сойти с лестницы в холл. Не сводя глаз с нижних ступенек, я напряжённо вслушивалась, но звуки не повторились.
– Слушаю вас, – раздался вежливый голос, и я вздрогнула от неожиданности.
За стойкой стоял совершенно другой человек, одетый так же, как и предыдущий, только лицо его, гораздо более бледное и даже влажное, совсем не было таким деревянным и бесстрастным, как у его предшественника.
– Я хотела снять номер, но мне тут только что сказали…
– Я должен попросить прощения за своего работника, – прервал меня собеседник, развернул к себе книгу и взял откуда-то снизу ручку. – Произошла ошибка.
– Тогда мне нужен обычный одноместный номер.
– Номер 9 вас устроит, я полагаю? – осведомился странный администратор.
– Отчего же вы так полагаете? – я постаралась ничем не показать, что подобная проницательность не на шутку напугала меня.
– Я полагаю, что он вам подойдёт, – так же ровно пояснил администратор.
– Что ж, если он не хуже прочих.
– Отнюдь. Представьтесь, пожалуйста, – он занёс ручку над страницей.
Что-то вселило в меня твёрдую уверенность, что придумывать вымышленное имя нет смысла. Только не в этой странной гостинице не для всех.
– Орешина Екатерина Ивановна.
– Цель посещения вы сообщать не обязаны, но если пожелаете…
– Нет, не пожелаю. Это моё частное дело.
– Я провожу вас, – он никак не отреагировал на мои слова, вынул их ячейки ключ, прикреплённый к тяжёлой деревянной груше, вышел из-за стойки и пошёл впереди меня к лестнице. Как только мы приблизились к ступенькам, цокающие звуки возобновились и стали неторопливо удаляться вверх по лестнице. Невидимая собака простояла все это время за углом лестницы и подслушивала наш разговор.
– Не волнуйтесь, здесь, в стенах этого дома, вам ничего не угрожает, – сказал вдруг мой спутник.
– Я просто терпеть не могу собак, – пояснила я.
– За собак я ручаюсь, – быстро сказал он, сделав ударение на слове «собак», и после паузы добавил: – В стенах этого заведения, по крайней мере.