Он сел в кабину, подогнал кресло, покрутил зеркало заднего обзора, потом неспешно сдвинулся с места. Он поездил немного по улицам Саппоро, свыкаясь с машиной, определяя ее сильные и слабые стороны.
В пять вечера он позвонил Сакаи. Они опять встретились в кабаре "Император". Только на сей раз Сакаи держался настороженно. Он не верил, что Ватанабэ сумел так быстро раздобыть все необходимое. Ватанабэ нервничал, опасаясь, что его миссия сорвется.
- Хорошо, - сказал наконец Сакаи, - мои друзья предлагают такой вариант. Они передают посреднику деньги. Затем вы отдаете ему же товар, забираете деньги, и все довольны. Идет?
- Кто этот посредник?
- Бармен в кафе "Цудзи". Все произойдет на ваших глазах, посторонние посетители ничего не поймут.
- Куда вы меня везете? - недовольно спросил Аллен. Он плохо знал город, а в ночном освещении не узнавал даже знакомые кварталы.
- На нашу конспиративную квартиру, которой пользуется только резидент.
- А что случилось?
Сегодня они поменялись ролями. Росовски поднял Аллена среди ночи, сказав, что резидент желает его немедленно видеть.
- Что-то связанное с "Храмом", - ответил Росовски. - Шеф получил важную информацию от Нормана.
- Кто такой Норман?
Росовски вел машину очень осторожно. Ночные улицы были оккупированы ремонтными службами. Под лучами мощных прожекторов рабочие в касках приводили асфальт в порядок. К утру они должны были все закончить. Ремонтировать дороги в Токио можно только ночью: днем это привело бы к множеству пробок.
- Норман - личный контакт шефа, он сам с ним встречается и снял для этого квартиру. Норман - японец. Нисэй.
- Нисэй?
- Да, он японец, родившийся в Соединенных Штатах. Его отец работал в так называемом "органе Кеннона". Вы, конечно, вряд ли знаете это имя, но в свое время Кеннон наводил тут на всех страх: руководил сразу после войны армейской разведкой и чувствовал себя полным хозяином в Японии - ведь управление стратегических служб уже расформировали, а ЦРУ еще не создали. Странный был человек. Ковбой в роли разведчика. Любил стрелять и всегда носил с собой пистолет с рукояткой, отделанной десятииеновыми монетами. Потом его заставили уйти с этого места. Говорят, что это сделал сам Макартур. Так вот, у Кеннона работали двое японцев - муж и жена. Когда его отозвали, они тоже уехали в Америку. Боялись, вероятно, своих соотечественников. Кеннон и его ребята вели себя слишком свободно, в методах не стеснялись. Золотое было время - полные хозяева в стране. Не то что сейчас... - В голосе Росовски звучали ностальгические нотки.
- А при чем тут Норман? - прервал его Аллен.
- Эти двое японцев родили в Америке сына и назвали его Норманом. Они хотели, чтобы он американизировался - ведь он имел право на американское гражданство - и остался в Штатах навсегда. Но когда родители умерли, он решил съездить в Японию. Паспортными делами, как известно, занимаются наши люди. Американцев японского происхождения наша разведка всегда старается как-то использовать. Особенно с тех пор, как 120 тысяч американцев японского происхождения в 1942 году загнали за колючую проволоку, язвительно добавил Росовски, - где они просидели до конца войны. За одну ночь после Пёрл-Харбора все нисэи превратились в интернированных лиц и лишились всего имущества, хотя даже министр юстиции и директор ФБР считали, что они не представляли угрозы для национальной безопасности. В то же время гораздо большие немецкая и итальянская общины избежали подобных мер. Только по одним японцам пришелся удар, вызванный смесью расового антагонизма, зависти к процветавшим нисэям и истерии из-за ожидавшегося японского вторжения после Пёрл-Харбора. Инициатором интернирования был командующий вооруженными силами Западного побережья генерал-лейтенант Джон Л. Девитт, который выразился так: "Япошка есть япошка! Какая разница, гражданин он США или нет". Потом-то, когда настоящая война началась, сразу о нисэях вспомнили. В военной разведке служило шесть тысяч японцев. Я думаю, они спасли жизнь многим американцам, которые их так презирали. Они были единственными солдатами в армии, кому полагалась личная охрана. Их приходилось защищать от собственных войск. Впрочем, многих нисэев убили все же сами американские солдаты. Особенно ужасно, когда гибли наши разведчики - нисэи, возвращавшиеся из японского тыла с важными документами.
- Я слышал об этом, - нетерпеливо заметил Аллен. - Но что там с Норманом?
Росовски благополучно проскочил на красный свет, надеясь на спасительную ночную темноту.
- Словом, на Нормана обратили внимание у нас в управлении. К счастью, поручили им заняться человеку, который в пятидесятом году разбирал бумаги, оставшиеся после Кеннона. Он вспомнил о родителях Нормана.
Они выехали на какую-то ярко освещенную улицу, на которой, одинаково расставив ноги и заложив руки за спину, стояли двое полицейских. Увидев машину Росовски, один из них повелительно махнул рукой, приказывая остановиться. Росовски затормозил.
- У вас же дипломатический номер, - запротестовал Аллен.
- А зачем с ними ссориться? - пожал плечами Росовски.
- Тогда не нарушайте правила. Проскочили на красный свет, а они зафиксировали.
Подошедший к машине полицейский наклонился, чтобы разглядеть лица сидящих в машине. Внимательно посмотрев на Аллена и Росовски, он кивнул: "Проезжайте".
Росовски дал газ.
- Ищут кого-то, - неуверенно пробормотал он.
- Так что с Норманом? - Аллен был настойчив.
- С неделю слушали его разговоры, всадили аппарат ему в телефон. Норман собирался уехать в Японию насовсем. Своей девушке он несколько раз говорил, что больше всего боится, как бы в Японии ему не припомнили службу родителей в американской разведке. И без того нисэй - человек второго сорта, а уж работа на иностранную разведку... Наши психологи, понаблюдав за ним, сказали, что к нему можно подобрать ключи. С ним встретился наш нынешний резидент, он как раз собирался в Японию. Резидент принес на встречу все документы, относящиеся к деятельности его родителей. Он не стал угрожать Норману. Напротив, обещал полностью скрыть его прошлое, подготовить новые документы, дать денег, поклялся, что взамен не станет требовать обычных услуг. Психологи инструктировали резидента: главное - не затронуть самолюбия Нормана, надо, наоборот, подчеркивать его исключительность. Шеф сказал Норману, что лишь иногда они будут встречаться как равный с равным и беседовать об американо-японских отношениях. Норман согласился, - констатировал Росовски, - у нас были все козыри. Он уехал в Японию с новыми документами и поступил на государственную службу. Это было пять лет назад.
- Где он сейчас?
- Года три никто, кроме шефа, вообще не знал, где Норман. Потом он стал работать в государственном комитете по обеспечению общественной безопасности, который подчинен непосредственно канцелярии премьер-министра. Не путайте с бюро расследований при министерстве юстиции. Это разные ведомства.
- Да-да, - кивнул Аллен.
- По-прежнему с ним встречается только шеф. Мы не знаем Нормана в лицо, не знаем даже его японского имени. Я увижу его сегодня в первый раз. Однако все работники резидентуры отметили, что в последнее время шеф располагает важной информацией, получаемой не через наши каналы. Видимо, от Нормана. Насколько я понимаю, шеф попросил Нормана заняться "Храмом утренней зари". И если он нас пригласил, значит, Норман что-то узнал.
Они подъехали к обычному многоквартирному дому недавней постройки. В лифте Аллен посмотрел на часы - три часа ночи.
Дверь им открыл широкоплечий блондин. Аллен знал его: блондин занимался обеспечением безопасности нелегальной агентуры, в посольстве ведал вопросами культурного обмена и имел дипломатическое звание второго секретаря.
Имаи с удовлетворением отметил, что его еще не забыли. Начиная от охранника и кончая начальником отдела, его сослуживцы по токийскому полицейскому управлению кивали, кланялись и приветственно поднимали руку в зависимости от занимаемого ими поста и меры симпатии к Имаи, который вообще-то не относился к числу всеобщих любимчиков.
В комнате инспекторов его приветствовали вполне дружелюбно.
- У вас там, на Хоккайдо, кажется, тоже лето? Я смотрю, ты без теплого пальто. Или ты здесь переоделся?
- Имаи закаляется: даже в мороз ходит в одном костюме!
- Зато в каком! Нам теперь на Хоккайдо и ехать неудобно: скажут, оборванцы какие-то заявились.
Имаи с завидным хладнокровием выдержал порцию шуточек, без которых инспекторы не могли обойтись, принимаясь за ежедневные дела.
- Не смейтесь над Имаи, - подмигнул самый старый из инспекторов, Нагано. - На Хоккайдо он привык к уважительному отношению. Я слышал, тамошнего начальника снимают, хотят тебя назначить на его место, а?
Кое-кто ухмыльнулся, но инспекторы уже погрузились в работу. Несколько человек говорили по телефону, двое вышли. Появился незнакомый инспектор из патрульной службы. Тогда Имаи подсел к Нагано: