— Тогда подумай о том, что начальник этих недоумков может быть в тысячу раз башковитее их. Они даже не потрудились тебя обыскать.
— А что меня обыскивать-то… У меня оружия нет.
— У тебя есть листок со схемой дачи. Если этот листок найдут, то и дураку будет понятно, что мы с тобой на эту проклятую дачу не за дармовыми яблоками пришли.
— Ой, я об этом совсем не подумала!
Достав из кармана листок, я стала рвать его на мелкие кусочки.
— Можешь эти клочки съесть, надежнее будет, — посоветовала подруга.
— У меня желудок может засориться, — возразила я. — Я их очень мелко порвала, не прочтут. Господи, и как я сразу об этом листке не вспомнила…
Расправившись с листком, я почувствовала, что больше не могу сидеть на месте. Это вообще было не в моих правилах — пребывать в неведении и не знать, что будет дальше. Я стала метаться по кладовке, как бешеный зверь, и стучать ногой по грязным стенам.
— Что тебе не сидится! — донесся до меня раздраженный голос подруги.
— Не могу просто так сидеть. Меня то в холод, то в жар бросает. Даже голова под париком вспотела.
— Тогда сними этом парик к чертовой матери! Сейчас он тебе меньше всего нужен.
— Как это я без парика, если у меня еще волосы не отросли?! Это все равно, что загорать без лифчика на пляже.
— Скажешь тоже, — отмахнулась подруга.
Я снова ударила ногой в стену и почувствовала, что провалилась в какое-то пространство. Не удержав равновесие, я грохнулась на пол.
— Тебя что, уже ноги не держат?
— Держат, только тут стена не совсем в порядке, тут есть какой-то ход.
Потерев ушибленную коленку, я поднялась истала ощупывать стену. В стене оказалась небольшая дверца. Видимо, махая ногами, я нечаянно открыла ее.
— Милка, я открыла какую-то дверцу, — задыхаясь, проговорила я.
— Какую еще дверцу?
— Хорош сидеть, вставай, вместе посмотрим. Ты же у нас дерешься, как Рембо, значит, и впереди должна идти ты.
— Нашла крайнюю, — проворчала подруга, но все же поднялась и подошла к открытой двери.
— Прямо чертовщина какая-то. Не нравится мне все это…
Она тяжело задышала и ухватилась за мою руку.
— А мне даже очень нравится. Может, черезэту дверь мы и выберемся.
— А вдруг там тупик?
— Ну хотя бы попробовать надо!
Как я и предполагала, бесстрашная Мила полезла первой. Дверца была не больше окошка, поэтому лезть приходилось на четвереньках, согнувшись в три погибели. Мы очутились во второй темной комнате.
— Был бы у нас фонарик… — прошептала я.
— У нас бы не только фонарик был, но и пистолет, если бы ты себя нормально вела, — сердито отозвалась подруга. — Не дом, а какой-то склеп. С виду нормальная дачка, вполне рабоче-крестьянская… А внутри сплошные лабиринты.
Я медленно шла рядом с Милой, не выпуская ее руку из своей, и чувствовала, как сжимается мое сердце.
— Тебе страшно? — подавляя собственный страх, спросила я.
— Конечно. Ты думаешь, мне никогда не бывает страшно?
— Не знаю… У тебя такая работа…
— Это не играет никакой роли. Любому бывает страшно. У меня вообще психика расшатана. Я почти каждый день под пулями. Рискую своей жизнью ради совершенно чужого человека, который иногда так из себя выведет, что хочется заехать ему в ухо.
— Я думала, ты вообще ничего не боишься.
— Я мышей боюсь и крыс тоже. Сердцем чувствую, что их здесь полно. Повсюду скрежет слышится.
Скоро мы убедились, что эта комната не имеет второго выхода. Пахло здесь еще более скверно. Я с трудом сдерживала приступырвоты.
— Если мы сейчас отсюда не уйдем, я не выдержу. Пошли отсюда поскорее.
— Тут где-то покойник, — не обращая внимания на мою жалобу, сказала Мила. — Это трупный запах, я не могу ошибиться.
— Какой это запах?
— Трупный. Глухая, что ли?
— Ты хочешь сказать, что где-то тут лежит труп?!
— Не знаю. Но в помещении трупный запах.
И тут мы наткнулись на что-то лежащее у самой стены.
— Мила, что это? — заикаясь, спросила я.
Сев на корточки, она потрогала странный предмет.
— Это труп.
— Что?!
— Труп женщины.
Мне показалось, что я схожу с ума. Еще немного, и я просто потеряю сознание.
— Это труп женщины, — повторила перепуганная не меньше, чем я, подруга.
— А откуда ты знаешь, что это женский труп?
— На ней юбка.
— Юбка?!
— Да, только труп черви уже почти съели.
— Черви?! Какие еще черви?!
— Ну какие? Трупные…
Схватившись за голову, я издала пронзительный крик и бросилась искать выход из этой комнаты. Как только мне удалось найти дверцу, прошмыгнула в первую комнату, упала на пол и заревела. Следом за мной вернулась Мила. Плотно закрыв потайную дверь, она села рядом со мной и погладила меня по плечу:
— Давай заканчивай реветь. Ты что, трупов никогда не видела? Я трупов не боюсь. Бояться нужно живых, а не мертвых. Жизнь научила меня сдерживать эмоции. Раньше я такой же размазней была. Помню, когда мать умерла, я испугалась, совершенно не знала, что делать. Стою посреди улицы, реву. Люди проходят, бросают в мою сторону безразличные взгляды, ни одна сволочь не подошла, никто не спросил, что у меня случилось. Понимаешь, никому нет никакого дела. У каждого свои проблемы. А я ведь осталась совсем одна, отец еще раньше скончался. В кармане ни гроша, а в пустую квартиру даже зайти страшно. Я ведь тогда специально на улицу вышла… Думаю, вокруг люди. Они поймут и помогут. Мне ведь не много нужно было. Обыкновенное человеческое участие, и только. Хотелось, чтобы кто-то за плечи обнял, сказал доброе слово… Я тогда пошла куда глаза глядят и поняла одну простую истину — в этой жизни мне надеяться не на кого, кроме себя самой. Теперь ни одна собака не узнает, что творится у меня на душе. Ни одна… А покойников ты зря боишься. Это я тебе говорю. В нашей школе телохранителей знаешь сколько народу погибло… Работа у нас такая — за других своей жизнью рисковать. Я не одного друга и не одну подругу похоронила… Так что, я с мертвыми на «ты».
Мила замолчала. Я немного успокоилась и спросила:
— Слушай, а кто убил эту женщину? Почему она там лежит?
— Этого я не знаю, я же не частный детектив и никогда им не была.
— Я просто подумала, почему ее в землю не закопали или в реку не скинули. — Опыт у этих сволочей имеется… Почему от одних трупов избавляются, а другие прячут прямо там, где живут.
— Это и в самом деле странно. Зачем эту женщину в подвале держать, ведь такой запах разносится. — Мила встала и сделала несколько кругов по комнате. — Ну и поездочка у нас с тобой получилась. Пистолета нет, время пропало даром и еще неизвестно, чем все это закончится. И какого черта я пошла на эту авантюру…
— Ты жалеешь?
— Ну, а ты как думаешь?
— Значит, жалеешь. Но я ведь не знала, что так получится. Думала выкопаем шкатулку — и все. Эта дача принадлежит Костиному отцу…
Я рассказала Миле обо всем, что произошло между мной и Костей на больничном балконе. Мила дослушала меня до конца и ни разу не перебила. Когда я закончила свой сумбурный рассказ, она встала и ударила кулаком в стену.
— Ну почему ты мне сразу не рассказала?
— А что это могло изменить?
— А ты что, сразу не могла догадаться, к чему может привести эта поездка?!
— Не могла, — растерянно повела я плечами.
— Ну ты даешь! Я думала, ты хоть немного сообразительнее. Я с первого взгляда поняла, что Костин отец — законченный мафиози, к таким, как он, доверия нет. По нему сразу все видно: холеный гусь, морда хитрая, а что у него на уме, одному Богу известно. Если бы я знала, откуда ветер дует, никогда бы не согласилась на эту авантюру.
— Но откуда я могла знать, что на этой даче трупы валяются да убийцы греются?!
— А тут и знать нечего. Если бы ты рассказала мне эту историю сразу, то я бы тебе спокойненько объяснила, что никакой шкатулки тут нет.
— Как это нет?
— Молча. Нет и никогда не было.
— И с чего ты так решила?
— С того! Костя тебе это говорил почти при смерти. У него боли были страшные. Он на стуле не мог и пяти минут просидеть. Его папашка таскал сильные наркотики и давал медсестрам, чтобы они ему кололи. Наркотиков наколят, у него начинаются галлюцинации. Вот у него приход пошел, планка съехала, он и стал придумывать про какую-то любовницу. Он все это придумал, понимаешь? Помнишь тот вечер, когда нам сильно действующий наркотик вкололи? Мы с тобой тогда летающую тарелку увидели. Улавливаешь?
— Улавливаю… Ты хочешь сказать, что вся эта история не что иное, как болезненный бред Кости?
— Вот именно.
— Что-то мне в это с трудом верится. Мне кажется, что все, что говорил Костя, было самой настоящей правдой. Ты бы видела его глаза… Ты бы видела, каким он был искренним…