Читать интересную книгу Клиника С..... - Андрей Шляхов

Атриовентрикулярная блокада типа Мобитц-2 — это нарушение проводимости импульса в сердечной мышце, чреватое риском возникновения полной блокады, когда импульсы от предсердий к желудочкам не проводятся вообще. В таком случае сердце может остановиться, что, собственно, и случилось.

Освободившаяся медсестра прикатила аппарат для искусственной вентиляции легких. Моршанцев сменил подуставшего Капанадзе…

К положенным тридцати минутам добавили еще пятнадцать, но пациент так и не «завелся». Капанадзе едва слышно выругался и послал сестер за каталкой.

Перед тем как начать заполнять историю болезни, следовало выпить кофе, хотя бы для того, чтобы прояснилось в голове. Начало четвертого — не самое продуктивное для умственной деятельности время суток. Пока Капанадзе колдовал над джезвой, Моршанцев ознакомился с историей болезни умершего. Вел шестую палату доктор Микешин.

Шестьдесят два года, пенсионер, ИБС в течение последних десяти лет, год назад перенес передне-перегородочный инфаркт миокарда, осложнением которого стала блокада, лечился то амбулаторно, то стационарно, направлен в отделение из районной поликлиники, в которой наблюдался. Провел в отделении восемь дней, операция установки кардиостимулятора дважды откладывалась. В первый раз лечащему врачу не понравился клинический анализ крови, по которому можно было заподозрить, что в организме больного имеется какое-то воспаление, и он решил его повторить, а во второй раз у пациента резко подскочило артериальное давление, во всяком случае именно так было записано в истории болезни. Моршанцев подумал о том, что анализ крови и подъем давления могли быть поводами, и ничем более. Поводами, в итоге приведшими к смерти больного, ведь если бы кардиостимулятор был установлен, то и пациент был бы жив.

От таких мыслей стало противно и гадко, словно испачкался в чем-то липком, зловонном. Так же противно было Моршанцеву во время первого приезда на занятия в Онкоцентр, когда на подступах он увидел множество разномастных и разноцветных объявлений, обещавших полное и окончательное избавление от рака за два часа, два дня, две недели. Объявления были расклеены повсюду — на столбах, на заборах, на деревьях, на гаражах-ракушках, на мусорных баках… Конечно — каждый волен предлагать и каждый волен выбирать, но, по мнению Моршанцева, эти попытки обобрать отчаявшихся, хватающихся за последнюю соломинку были сродни мародерству. Моршанцев не был воплощением бескорыстия. В ординатуре случалось ему несколько раз принимать от пациентов благодарность, скажем так, выраженную в материальной форме. Но одно дело, когда ты не просишь, не вымогаешь и даже не ждешь, а тебе дают по своей воле, и совсем другое, когда ты заведомо обманываешь умирающего, чтобы обобрать его напоследок как липку. Что греха таить — от одного из онкологов Моршанцев услышал цинично-откровенное: «Зачем потенциальному покойнику деньги? Пусть уж лучше они достанутся мне». В ответ захотелось сказать что-то резкое, но мутно-белесые глаза собеседника излучали такую непрошибаемую уверенность в своей правоте, что слова здесь были излишни, потому как бесполезны. Моршанцев предпочел оборвать разговор на полуслове и уйти.

Это была первая смерть в отделении за время работы Моршанцева, поэтому ему было очень любопытно узнать, как отреагирует заведующая отделением. Не в эмоциональном смысле, а в профессиональном. Начнет ли задавать вопросы? Какие? Станет ли разбирать случай на пятиминутке?

Вопросов не было, как не было и разбора. Ирина Николаевна выслушала сообщение Капанадзе, бегло прочла то, что он написал по дежурству в истории болезни, и передала ее Микешину для написания посмертного эпикриза.

— На ходу меня не ловите! — предупредила она. — Пока не прочту — подписывать не стану.

Моршанцеву еще не представилось случая познакомиться с патологоанатомической службой института, но он не раз уже слышал, что с местными служителями Осириса[9] шутки плохи. Любой пробел в оформлении истории болезни пациента, направленного на вскрытие, сразу же доводился до сведения заместителя директора по лечебной работе, после чего лечащий врач вместе с заведующим отделением получали нагоняй. Каждая смерть, будь она хоть тысячу раз обусловлена течением болезни, — это всегда повод для жалобы, а во время разбирательств все «огрехи» в истории болезни трактуются не в пользу врачей, а против них. Невозможно представить, но врачей, работавших в институте с мировым именем, время от времени собирали для того, чтобы напомнить им, как следует оформлять истории болезни, отправляемые в патологоанатомию, и разобрать наиболее вопиющие ошибки, чтобы таковые никогда более не повторялись.

Царевна Лебедь

У руководителей фармацевтических фирм есть Заветная Мечта — включить свои препараты в документ с длинным названием: «Перечень лекарственных средств, отпускаемых по рецептам врача (фельдшера) при оказании дополнительной бесплатной медицинской помощи отдельным категориям граждан, имеющим право на получение государственной социальной помощи». Проще говоря — это перечень лекарств, которые врачи поликлиник могут выписывать льготникам.

Льготников у нас хватает (начиная с детей в возрасте до трех лет и заканчивая инвалидами войн), и лекарств им выписывается много. А перечень невелик — не дотягивает и до трех сотен препаратов. Можно представить, на какие ухищрения готовы пойти иные фирмы, чтобы только протолкнуть, пропихнуть, внести свою продукцию в заветный перечень.

Не нахвалишь — не продашь, это общеизвестно. Реклама — двигатель торговли. Некоторые лекарства (обычно те, которые можно купить без рецепта) рекламируются широко, в расчете на конечного потребителя, а некоторые только в профессиональных врачебных журналах. Можно просто напечатать рекламу: «Трахтарароксин незаменим при лечении язвенной болезни», а можно и поизящнее и поубедительнее — в виде научной статьи, в которой рассказывается о клинических испытаниях и приводятся убедительные статистические данные. Что-то вроде: «Динамика клиникоиммунологических показателей в оценке эффективности применения трахтарароксина при язвенной болезни двенадцатиперстной кишки». Вроде и не реклама уже, а авторитетная научная рекомендация.

Так уж сложилось, что на рынке антиаритмических препаратов было сразу два лидера, два гиганта, которые шли, как выражаются англичане, «neck and neck», что дословно переводится как «шея в шею», а художественно как «голова в голову». Компания «Перк, Сэндс энд Хаус», основанная более ста лет назад тремя предприимчивыми нью-йоркскими аптекарями, еще совсем недавно была абсолютным лидером, но в последние годы ее догнала и потеснила «Эбигейл лэбораториз», образовавшаяся в результате слияния двух солидных фирм — «Эбигейл» и «Лаборатуар Индюстриель де Сервильи». Обе компании активно сотрудничали с медицинскими кафедрами и научно-исследовательскими институтами. Обе компании стремились к абсолютному лидерству. Обе компании умели мягко постелить, но спать на этой постели иногда было жестко.

— Инна Всеволодовна, мы сотрудничаем с вами не первый год, и все это время вам не в чем было упрекнуть нашу компанию. Наша компания выгодно отличается от других своими взглядами на сотрудничество и умением ценить хорошее отношение…

Сочный баритон Оливье Жермена, директора российского представительства «Перк, Сэндс энд Хаус», умиротворяюще обволакивал и навевал сон. Инна Всеволодовна тряхнула головой, отгоняя колдовской морок.

— Тот, кто не умеет ценить хорошее отношение, быстро его лишается, — сказала она, подбавив в голос резкости, чтобы дать понять сладкоречивому месье Жермену, что он слегка перегибает палку.

В конце концов, не только он один выражает свою признательность кэшем. Другие тоже не лыком шиты, понимают особенности и традиции той страны, в которой они работают. Да, нельзя отрицать того, что «Перк, Сэндс энд Хаус» не скупится ради достижения своих целей и никогда не торгуется. Но это только потому, что кроме них Инна Всеволодовна дружит и с «Эбигейл лэбораториз». И не только с «Эбигейл лэбораториз», но и с другими фармацевтическими компаниями рангом поменьше. Глупо было бы «ложиться» под монополиста, как бы тебя ни обольщали. Как только деловой партнер поймет, что стал для тебя единственным и любимым, так сразу же начнет выкручивать тебе руки, выдвигая одно требование за другим. И ведь придется принять — деваться-то все равно некуда. Кстати, все сказанное касается не только деловых партнеров.

— Мы очень ценим ваше хорошее отношение, Инна Всеволодовна, — проникновенно сказал месье Жермен, улыбаясь во все свои тридцать два белоснежных зуба.

— Настолько, что даже научились правильно выговаривать мое отчество, — поддела его Инна Всеволодовна.