Читать интересную книгу Шпионские и иные истории из архивов России и Франции - Петр Черкасов

В погожий майский день 1790 года некий чиновник, служивший в Министерстве иностранных дел Франции, встречается с секретарем посольства Машковым и делает ему предложение. Он готов за умеренную плату регулярно снабжать его конфиденциальной информацией о негласной внешнеполитической деятельности своего правительства, в частности, в Турции и Швеции, с которыми Россия была в то время в состоянии войны.

Особый интерес для дипломатов Екатерины II представляла открывающаяся возможность знакомиться с секретной перепиской французского поверенного в делах в Петербурге Эдмона Шарля Жене с министром иностранных дел Франции графом Арманом-Марком де Монмореном.

Машков поставил в известность о сделанном ему заманчивом предложении тайного советника Ивана Матвеевича Симолина, полномочного министра и посланника императрицы Екатерины II при дворе Людовика XVI. Симолин сразу же в полной мере оценил возможности предложенного сотрудничества и, не дожидаясь высочайшего одобрения, в коем не сомневался, поручил Машкову наладить постоянный контакт с французским дипломатом.

Уже первые полученные от него сведения оказались столь важными, что Симолин отправил с ними в Петербург самого Машкова, не доверяясь случайностям обычной курьерской почты. При этом он просил вице-канцлера графа И. А. Остермана ходатайствовать перед императрицей о награждении Машкова орденом Св. Владимира за приобретение столь ценного осведомителя в Министерстве иностранных дел Франции. Забегая вперед, можно отметить, что из Петербурга секретарь Машков вернется уже в чине советника посольства.

Итак, обратимся к датированному 4 июня 1790 года донесению, которое Симолин поручил Машкову доставить в Петербург вице-канцлеру Остерману вместе с полученной от французского агента информацией. В донесении достаточно подробно излагается суть дела. Читаем:

«…Неожиданная и крайняя нужда заставила одного чиновника Департамента иностранных дел Франции предложить мне через посредство г. Машкова свои услуги и засвидетельствовать полную преданность нашему Двору. Я счел полезным и даже совершенно необходимым в интересах Императрицы не упустить такой благоприятный для нас случай заручиться надежным источником информации. Вышеуказанный чиновник начал с того, что доставил мне шифр, употребляемый г. Жене при его переписке с графом де Монмореном, и шифр последнего для переписки его с вышеупомянутым поверенным в делах, – эти шифры совершенно различны. Затем он доставил шифр, служивший для общей переписки королевских министров при иностранных дворах, которым они пользовались еще в прошлом году, причем он не уверен, что шифр не был изменен с тех пор; затем копии нескольких депеш из Константинополя и ответа г. де Монморена… оригиналы которых проходили через мои руки. Шифр так сложен, что без особой инструкции невозможно им пользоваться. Г-н Машков постарался его изучить под руководством упомянутого чиновника. Это обстоятельство вместе с другим, которое я не хотел бы доверить бумаге, побудило меня без всяких колебаний предложить г. Машкову отправиться в отпуск в С. – Петербург по семейным обстоятельствам, отвезти как шифр, который, ввиду его сложности, очень объемист, так и настоящую депешу и передать их Вашему Сиятельству, а также лично сообщить Вам о тех обстоятельствах, которые я не хочу и не могу изложить письменно, ввиду того, что судьба человека, решившегося посвятить себя службе нам, зависит от тайны, которая должна остаться сокровенной.

Я, без сомнения, желал бы иметь предварительно распоряжение Вашего Сиятельства относительно требующегося для этой цели расхода, но я вынужден был решиться произвести его, ибо все зависело от момента, и если бы я его упустил, то другой едва ли бы представился. Я надеюсь, что Ее Императорское Величество и Ваше Сиятельство не откажете в одобрении этого решения, которое я принял по собственному почину, предварив ответ своего начальства.

Чиновник, о котором идет речь, потребовал от меня десять тысяч ливров наличными, нужных ему для выхода из затруднительного положения, от чего зависела судьба его семьи.

Мне казалось, что я не должен был колебаться еще и потому, что эта сумма не может идти в сравнение с той важной услугой, которую он оказывает нашему Двору, и той опасностью, которой он себя подвергает, если когда-нибудь будет уличен. Ограничиваясь такой умеренной суммой, он надеется на щедрое вознаграждение в будущем, и притом сообразно важности сообщений, которые он будет мне делать. Я сделал все, что мог, чтобы укрепить в нем эту надежду, уверив его, что нет Государя, который вознаграждал бы с такой щедростью, как Императрица, за оказываемые Ей полезные услуги, и что я, со своей стороны, с готовностью сделаю для этого все зависящее от меня.

Чтобы еще больше обеспечить себя в отношении его, я заставил его выдать мне вексель на предъявителя на авансируемую ему сумму, сроком на три месяца, из которых один месяц уже истек.

Не располагая здесь никакими фондами и не осмеливаясь выписать вексель на имя Вашего Сиятельства, чтобы добыть сумму в десять тысяч ливров, я не имел другого выхода, как только заложить часть моей посуды в ломбарде, где берут 10 процентов. Я выдал более трех тысяч ливров г. Машкову на его путевые издержки…

Я осмеливаюсь настоятельнейше просить Ваше Сиятельство не медлить с пересылкой мне суммы в тринадцать тысяч ливров для покрытия моих расходов…

И еще одной милости прошу я у Вашего Сиятельства: соблаговолите вернуть ко мне г. Машкова возможно скорее, ввиду неотложной необходимости поддерживать сношения с нашим осведомителем, что во время его отсутствия будет очень затруднительно, как за невозможностью иметь другого посредника, так и по причинам, которые будут объяснены лично Вашему Сиятельству…

В уверенности, что Ваше Сиятельство соблаговолит получить от Императрицы всемилостивейшее одобрение моего поведения, мне остается лишь просить Ваше Сиятельство сохранить свое благоволение ко мне и быть уверенным, что ничто не может сравниться с той почтительностью и непоколебимой преданностию, с которыми я имею честь быть, Милостивый государь, Вашего Сиятельства нижайшим и покорнейшим слугою

И. Симолин».

В Петербурге одобрили инициативу Симолина по приобретению ценного агента в Министерстве иностранных дел Франции. Императрица соблаговолила утвердить единовременный гонорар шпиону в 10 000 ливров и ежемесячный – в размере 1000 ливров. Необходимые суммы немедленно были перечислены на счет российского посланника в Париже, что позволило ему выкупить из ломбарда заложенные там серебро и фарфор.

Так было положено начало тайному сотрудничеству русского посольства с чиновником из французского дипломатического ведомства, имя которого ни разу не названо даже в шифрованной переписке. Симолин слишком ценил услуги своего осведомителя, чтобы доверить его имя бумаге. «Наш канал» или «конфидент» – только так называл он агента в донесениях в Петербург на протяжении двух с лишним лет, пока продолжалось это интенсивное сотрудничество.

Агент регулярно передавал Симолину шифры и секретные документы, относящиеся к переписке министра иностранных дел с французскими послами в Константинополе, Стокгольме, Копенгагене, Варшаве и, конечно же, с поверенным в делах в Петербурге.

Благодаря его содействию Екатерина II и ее министры были в курсе закулисной деятельности французского поверенного в Петербурге Жене, который, будучи озабочен возможностью присоединения России к создаваемой антифранцузской коалиции европейских держав, желал выяснить намерения императрицы в этом направлении, а заодно пытался даже заниматься революционной пропагандой среди гвардейских офицеров столичного гарнизона. «Наш канал информирует меня, – с тревогой писал Симолин 10 октября 1791 года в шифрованном донесении вице-канцлеру Остерману, – что г-н Жене в своем предпоследнем письме сообщал о крайней сложности в распространении идей их святой революции в России, но что ему тем не менее уже удалось обольстить многих офицеров гвардии…» А в другом донесении из Парижа, датированном 12 декабря 1791 года, русский посланник, ссылаясь все на того же «конфидента», ознакомившегося с последними депешами Жене, предупреждает свое правительство, что французский поверенный «создал в Петербурге партию Друзей Человечества и что он нашел здесь значительное число достаточно твердых людей, способных остановить Императрицу в ее планах» (имеется в виду возможная военная интервенция России против революционной Франции. – П. Ч.).

Разумеется, подобная информация не оставалась без внимания Екатерины II, приказавшей изолировать Жене от нежелательных контактов и перлюстрировать всю его корреспонденцию. После неудачного вареннского бегства Людовика XVI за пределы Франции (июнь 1791 года), когда король и его семья стали фактическими заложниками «жакобинов», русская самодержица начала склоняться к мысли о разрыве дипломатических отношений с революционной Францией. Она укрепилась в этом намерении после подписания королем 13 сентября 1791 года навязанной ему конституции. Первым шагом на пути к разрыву стал отзыв из Парижа в начале февраля 1792 года полномочного министра.