- А как же наши взаимные суверенитеты?
- Точно так же, как в случае с дипломами. Как быть с суверенитетом, я не говорю Сирии, но самих Соединенных Штатов, с тех пор как они признали право хирургов с нашими дипломами вмешиваться во внутренние дела американских желудков? Уж собственный желудок каждому ближе, чем соседняя база за углом.
- Ты это сам придумал, или в сослужении с остальными министрами?
- В сослужении. Я всего лишь оформляю их чаяния в рамках протокола.
- И чаяния Стеллы в виде взаимной присяги?
- Ну, Сэнсей, ты хочешь слишком многого. Она слишком долго варится в этой системе и не может не впитать в себя предрассудки окрестных генералов. Иногда нужно ставить перед фактом. Мы в Киеве договоримся - и ей придется оформить наши договоренности своим приказом.
- А если не договоримся?
- Мы выигрываем в обоих вариантах. Договоримся - хорошо, нет - станет ясно, кто против доверия в дверях.
- Как?
- Доверие всегда выражается в дверях: распахнута дверь, полуприкрыта, заперта, заколочена наглухо, заложена кирпичами.
55
Перед отъездом Стрельцов решил прибегнуть к совету Селивохина. Негласно, само собой. Советы Селивохина всегда даются негласно.
Кремлевские предания гласят, что советами Селивохина пользовался еще Александр II. И Витте. О Столыпине достоверно неизвестно, но остается в подозрении.
После революции Селивохин покинул Россию - по собственному своему своевременному совету. Но и на Аляске его разыскал Леонтьев.
А при Ельцине маститый советчик вернулся.
Селивохин сумел удачно законсервироваться: он активно живет только четыре часа в сутки, чего вполне достаточно, чтобы держаться в курсе событий. Остальное же время глубоко спит. Если считать, что обыкновенные люди бодрствуют часов по шестнадцать (да и спят поверхностно, но качеством сна можно пренебречь для грубых расчетов), то ясно, что отпущенный ему срок Селивохин собирается растянуть по крайней мере лет на четыреста. Пока что ему всего сто шестьдесят - то есть биологически в пределах сорока.
Примерно ровесник Стрельцова.
56
Возраст вообще вещь вероятностная.
Когда перед выборами Стрельцова корили молодостью, он отвечал:
- Почти через десять лет мне исполнится пятьдесят. А что такое десять лет - пролетят, как поезд мимо полустанка. Значит, считайте, пятьдесят. Возраст более чем зрелый. Александр Невский в двадцать лет устроил Ледовое побоище.
На Александра Македонского он тогда еще не ссылался, а то бы пришлось сказать, что Македонский к пятидесяти уже умер. Да даже и к сорока.
57
Даже и перед маститым советчиком, тайным советником двух царственных Александров, Стрельцов оставался самим собой.
- Юлиан Ионович, в сущности, дело у меня почти семейное, но хочется слышать ваше мнение. Мой сын все-таки на виду: уместно ли ему жениться на украинской принцессе? Я говорю, на дочке пани-президентки? Вы ведь удачно посоветовали в свое время Александру Освободителю относительно наследника и принцессы датской.
Селивохин приподнял веки и сказал коротко:
- Женись.
- Нет, Юлиан Ионович, вы, наверное, не расслышали: я интересуюсь про сына.
Веки Селивохина уже совсем смежались, но он повторил, впадая в суточную спячку:
- Женись.
Оставалось встать - и благодарить уже спящего Селивохина.
Провожали президента постельничие, которые, по обычаю, не слышали речение оракула - и теперь пытались прочесть удовлетворение или разочарование в глазах владетельного клиента.
Стрельцов выписал щедрый гонорар, но распрощался рассеянно.
58
Против обыкновения, Стрельцов приказал Парфену ехать медленно. Малый кабинет был далеко - Селивохин хранил свой сон в тихой Пахре - и уйти в себя пришлось прямо в уютном броневике, катя по Калужскому шоссе.
"Женись" был совет Селивохина.
Но не в том же состоял совет, чтобы попросту прекратить разведенное существование, ввести в Кремль первую леди. Совет Селивохина был дан в связи с украинской принцессой.
Так что же, стать соперником собственному сыну, на смех всему свету жениться на едва совершеннолетней Олесе, получив в тещи президентку Украины?!
Плохо по всем пунктам: и соперничество с сыном, и умиления медового месяца с юной принцессой - на радость Мымре Сковродиной и всем подписчикам "МыМыМы". Получился бы прямо оперный сюжет, "Дон Карлос", а ведь нет ничего нелепее оперных сюжетов. И просто невозможно политически, чтобы президент России терпел тещей президентку Украины! Сама независимость великой державы подвергнется осмеянию.
Тещей Украину невозможно. А женой?
"Женись" был совет Селивохина.
Оракул не унизил подробностями. Как и полагается оракулу.
"Женись на самой пани-президентке, на Оксане Личко! На ровеснице, на молодой еще красавице!" Вот что посоветовал Селивохин!! А вернее, лишь развязал, высвободил из подсознания мысль самого Стрельцова.
Конечно же, Стрельцов сам пришел к великому решению! С момента избрания Оксаны Личко, его подсознание начало нарабатывать соответствующий пакет доку... тьфу! Его подсознание начало растить и лелеять мечту о прекрасной возлюбленной - во всем ему ровне, во всем подстать...
Стрельцов вышел из себя в наилучшем настроении.
- Чего тащимся?! Гони!
Вострубили ликующие сирены, и президентский бронепоезд в сиянии фар, мигалок, бликуя зеркальным лаком, помчался по осевой.
До старта специального самолета "Россия" оставалось восемнадцать часов.
59
Проводы президента - всегда как бы подтверждение присяги на верность. Каждый провожающий мнится оком государевым, бдительно следящим как за возможными брожениями в городе и стране, так и за товарищами на вершинах власти.
Мания преследования - профессиональная болезнь президентов (психологи изящно пишут: "синдром королевской подозрительности") и шахматистов. Всегда переспрашивают: "А почему шахматистов?" - про президентов переспрашивать не приходится. И провожающие, присматривая друг за другом, взаимно нейтрализуют себя в глазах своего патрона.
Провожал Феоктист Огуренков со своими намеками на дела похуже Уотергейта; провожала Стелла Стрепетова, обиженная, что ее не взяли, заранее не взлюбившая Оксану Личко.
И всегда ведь Стрельцов оставлял столицу с некоторой тревогой, а сегодня оснований тревожиться оказалось даже больше обычного. Но все заметили, что президент был светел.
Сновали телевизионщики, отвлекаясь от отца, ловили в кадр сына - сын провожал папу в Киев, и следовательно, предстояло продолжение волнующего сериала.
60
Командир корабля, по обычаю, пригласил президента в кабину. Стрельцов любил панораму, открывающуюся из пилотской кабины. Совсем не то, что смотреть из маленького бортового окошечка.
Неохватные взглядом дали терялись в дымке. С десятикилометровой высоты еще не видно, что Земля круглая - но уже начинаешь догадываться.
Со сходным чувством Стрельцов всегда смотрел на знаменитую карту в кремлевском кабинете: бескрайняя ширь, в которой неизбежно растворяются подробности. Жизнь под крылом - которую не постичь.
- Уже Украина, - доложил командир.
Вот она какая - в мареве теплых испарений...
- Что, Парфен, придется с мужем знакомиться? - вернулся к прозе президент.
- Только не сразу, Сэнсей, не у трапа самолета. Раз вы сам друг с сыном, Личко симметрично с дочерью. Разменять один к одному договорились.
61
Небесный левиафан с саженными буквами "РОССИЯ" вдоль крутого бока, приземлился минута в минуту, как и полагается по протоколу. Истребители эскорта прошли на высоте ста метров, оставив за собой шлейфы цветных дымов: три полосы русского флага и две - украинского. Голубые полосы из обоих флагов четко читались даже на фоне безоблачного неба.
- Платон Выговский сейчас злится, - пошутил Богдан, глядя сквозь пилотский фонарь. - Говорит: "И тут москалям преимущество: в нашем собственном небе три своих полосы развесили против двух наших!"
Стрельцов, естественно, показался первым. И пока он спускался по трапу, никто из свиты не смел и высунуться из чрева левиафана. Он был один и одинок - и это уже "синдром королевского одиночества".
Они шли навстречу друг другу по красной дорожке. В руках у Оксаны Личко в последний момент возник букет гладиолусов.
Ситуация создалась странная: как хозяйка она встречала гостя цветами, но как женщина дарила цветы мужчине - и это парадокс. Дарят, правда, цветы поклонницы обожаемым артистам, но это совсем другой стиль.
И по внезапному побуждению, никак не сообразуясь с протоколом, Стрельцов, приняв гладиолусы, обнял свободной рукой статную хозяйку и сочно расцеловал в обе щеки, после чего ей же и вручил только что полученный букет. Она явно не ожидала такого поворота - но не отпихивать же высокого гостя на глазах всего мира! Она только посмотрела ошеломленно и прошептала: "Вы что?!", но он уже властно увлекал ее, приобняв за талию, навстречу дивчинам из какого-то плясового ансамбля, подносившим протокольные хлеб-соль, навстречу репортерам, расстреливавшим президентов в упор из сотен объективов. И она не могла не покориться его порыву.