заниматься сводничеством, − в тон ему ответила Олинн и, усмехнувшись, добавила: − Свахам усы не идут.
− Зря ты, пичужка, −Торвальд погладил усы и подмигнув, добавил: − Уж я в мужчинах разбираюсь. И вволю бы мёда попил на твоей свадьбе.
− И не надейся! — лишь рассмеялась Олинн в ответ, направляя лошадь по тропинке. — Мне сводники с усами не нужны! А понадобится найти мужа, так и сама справлюсь!
Весь день она бегала по замку, как белка в колесе и круговерть хозяйственных дел не оставляла времени на раздумья. И даже приснившийся ночью кошмарный сон как-то позабылся. Пришли подводы с севера, с кораблей, что причаливают в Серебряной бухте. Привезли лён, ячмень и ещё много всего, и всё это нужно было пересчитать и проверить. Проследить, чтобы заперли в кладовых, а потом ещё записать в книгу. Расставить снадобья, прочитать письмо от отца с наказом, что отправить к Перешейку, и собрать туда новые подводы. Но нет−нет, и закрадывалась шальная мысль: как же там Бьорн? Не стало ли ему хуже? И она не знала, почему так тревожится об этом монахе. Стоило о нём подумать, и она сразу же смотрела на ладонь, туда, где растаяла серебряная звезда, но никаких следов от неё не осталось.
Когда закончился обед, и большая зала опустела, Олинн только-только добралась до стола. И едва успела наспех перекусить, как в дверях появилась Фэда — её единокровная сестра. Она впорхнула, как птичка, подбежала легко и опустилась рядом на лавку. Расправила складки голубого платья с белым шитьём на груди и, оглянувшись на двери кухни, откуда доносился звон котелков, заговорщицки зашептала:
− Ах, Линна! Я так счастлива! Просто не могу молчать! Я должна обязательно всё тебе рассказать!
− Что случилось? — Олинн отодвинула пустую миску и посмотрела на сестру.
Та сияла, как только что отлитая серебряная бляха, а значит, если и случилось что-то, то видимо хорошее, слава Луноликой!
− Ярл Бодвар дал добро Хельду на наш брак! — торжественно прошептала Фэда. − Сказал, что как только Перешеек покроет вода и туман, он приедет к нашему отцу с брачным подношением! Ох, Линна! Я сегодня молилась полночи, чтобы отец побыстрее вернулся!
− А твоя матушка? Что сказала эйлин Гутхильда? — спросила Олинн, подумав, что мачеха явно не знает об этом, иначе ей бы ещё утром выдали тысячу заданий по подготовке замка к будущему пиру.
− Ох, что ты! Матушка, как только узнает, так сразу же запрёт меня на пять замков! И скажет, как бы чего не вышло, да от дурного глаза! Ты же знаешь, какая она суеверная! Я только тебе рассказываю, не хочу, чтобы кто-то проговорился ей. А ты меня не выдашь! Дай я тебя обниму!
Сестра обняла её в радостном порыве, и Олинн в ответ улыбнулась. От того, как сияет Фэда, ей и самой стало даже как-то теплее. Фэда, она всегда такая искренняя, так и не скажешь, что она — старшая дочь суровой Гутхильды. Уж чего−чего, а лукавства, как ни странно, в ней не было ни капли. Хотя красоту матери она унаследовала сполна. Сегодня она вся просто сияла. Золотистые волосы, перевитые серебряными бусинами, были уложены на голове как корона. В ушах янтарные серьги, и такая же россыпь янтаря на шее. И когда смотришь на неё, кажется, что Фэда спустилась из светлых божественных чертогов, только крыльев не хватает за спиной. Не даром же её считают самой красивой девушкой от Перешейка до Серебряной бухты.
− Ладно, ладно, − улыбнулась Олинн и отстранилась, разжимая объятия, − испачкаешь своё платье, я только что из кладовых пришла, видишь, вся в муке. А свадьба? Когда ты хочешь свадьбу?
Олинн встала, отстегнула от пояса кольцо со связкой ключей и стянула огромный передник, который не успела снять, садясь за стол.
− Я думаю на Рябиновый день, − мечтательно ответила Фэда.
Рябиновый день — лучше не придумаешь. День всех свадеб и осеннего равноденствия. И до него времени совсем немного осталось. Рябиновый день — удачное время!
Олинн и Фэда пошептались ещё немного. Вернее, Олинн слушала, а Фэда всё рассказывала о том, как же она счастлива. И Олинн стало даже немного грустно. Упорхнёт из замка Фэда, кто станет петь и играть на тальхарпе*? От кого можно будет услышать рассказы о страшном Яг Морте, или о том, как приходит на Север Бог−Олень в день осеннего равноденствия? Фэда умеет рассказывать эти истории лучше любого скальда, каждый раз приукрашивая их какими-то новыми подробностями.
− Надо и тебе жениха найти, − внезапно произнесла Фэда, как будто устыдившись своего счастья и накрывая руку Олинн своей. — А то я всё болтаю и болтаю про себя, а как же ты? Может, у ярла Бодвара тебе кого присмотреть? Жили бы все в одном месте!
− Да ладно тебе, я не пропаду, − улыбнулась Олинн, − придёт время, найду себе кого−нибудь. А сейчас мне ехать пора.
− Когда оно придёт, твоё время? Тебе уже девятнадцать! Ещё год и всё! — воскликнула Фэда. — Ты вчера не ночевала в замке, а сегодня будешь? Я хотела ещё с тобой поговорить.
− Нет, − Олинн на мгновенье задумалась, − сегодня я тоже, скорее всего, не вернусь, − надо съездить в дальнюю ситту. Проверить, сколько рыбы навялили и накоптили. Пока сухо, надо всех поторопить, а то эйлин Гутхильда будет потом меня ругать. Да и отец писал… Так что я заночую у Тильды в избушке, скорее всего… И она мне обещала ещё кое−какие снадобья…
Олинн чувствовала, как даже краснеет от этих слов. Ложь ведь. И почему ей так стыдно вдруг за то, что она утаивает от Фэды истинную причину? Раньше между ними не было тайн.
− Как ты можешь ночевать у этой вёльвы?! Вот не понимаю! — выдохнула Фэда и даже всплеснула руками. − Я боюсь эту болотную старуху… А как ты не боишься? От одной её избушки дрожь пробирает! А уж рога эти красные на дверью, б−р−р−р! Как вспомню их, так мороз по коже!
− А чего мне бояться? — усмехнулась Олинн. — Я же полукровка. А она мне как тётя.
− Ой, ладно! Какая тётя! Ты−то совсем не такая! Мало ли, какое колдовство она творит!
Олинн только пожала плечами. Как объяснить Фэде, что для таких, как Олинн, то, что люди называют колдовством, часть их жизни и натуры? Жаль только, ей от этой части досталась самая малость. Да и от той больше