Читать интересную книгу Гром среди ясного неба - Генри Саттон

дело сделано. Она летала за разводом в Хуарес в начале своего отпуска, а на обратном пути из Хуареса в Нью-Йорк остановилась здесь, стараясь прийти в себя; ей хотелось навестить дядю Уильяма и тетю Эмми на ранчо, где она проводила каникулы в детстве, много лет назад. Она давно мечтала обрести спокойствие, побыв на природе, на открытом воздухе. Воспоминания о ранчо и Тарсусе еще в Нью-Йорке казались ей неотразимо притягательными. Но до сих пор ей было тут просто скучно. Только сейчас, проехавшись верхом на Кинге и в нужную минуту воспользовавшись револьвером так же ловко, как она это делала в девичьи годы, Хоуп Уилсон уверилась в мудрости своего решения. Не утомительная процедура в зале мексиканского суда, а выстрел из револьвера — вот что в конечном счете разорвало все путы. Ее теперешние слезы были не по Кейту, не из-за развода, они были из-за всего сразу.

Ее утешало то, что она снова обрела способность плакать. И что эти слезы казались такими же естественными, привычными, как и старая одежда для верховой езды, которую она носила, когда приезжала сюда еще девочкой. Она была удобна, хотя чуточку велика. Джинсы чуть-чуть висели, потому что она похудела из-за нервной, напряженной жизни Нью-Йорка. Но, видимо, похудела не слишком сильно, потому что курточка была ей в самый раз. Она всегда была стройной, тоненькой, точеной… Ее внешность гармонировала с характером, который как будто был отражением ее стройности, правильных черт лица, всегда аккуратно причесанных густых волос и серьезности ясных карих глаз. Ей было приятно найти свою одежду для верховой езды аккуратно сложенной в том же шкафу. Еще приятнее было видеть, что она была ей впору и по-прежнему шла. Но сейчас эта одежда пропиталась потом, а лицо было в слезах. Она была уверена, что, посмотрись в зеркало, увидела бы даже растрепанные волосы. Однако ей было приятно, сознавать, что она была обыкновенным земным человеком, могла вести себя и плакать, как любая молодая женщина.

Кинг заржал. Она бросила на землю сигарету и старательно затушила каблуком. Затем отвязала коня и легко вскочила в седло. Она чувствовала себя прекрасно, была счастлива, что Кинг напомнил ей, что пора возвращаться. Ему — в свою конюшню, а ей — к ужину. Она направилась по тропинке, предоставив Кингу выбрать удобный для него аллюр.

И тут она услышала отдаленный раскат грома. Он напомнил ей о первом свидании с Кейтом, когда они укрылись от внезапной грозы в сарае для лодок на озере Виннепесауки. То, что она вспомнила эти сладостные и нежные минуты без горечи и боли, было хорошим признаком. Она услышала второй раскат грома, еще более слабый, но уже ближе. Хоуп Уилсон пустила коня в галоп. Она хотела вернуться до дождя.

Вылет был ошибкой, но не по его вине. Виноваты были сотрудники метеослужбы. Они заставили Доуза ждать четыре дня, пока погода не наладится, нужный ветер не установится, давление не нормализуется. Затем ему сказали, что можно вылететь. И он поднялся в воздух на старом «грумане», чтобы выполнить особое задание в гарантированный ими «идеальный день».

На самом деле это было безумием. Они ведь урезали недавно ассигнования на проведение этих испытаний, когда объявили о прекращении подготовки к бактериологической войне — ха, ха! А свелось все к тому, что не стало средств на распылители «Портон», которые передвигались на гусеницах, возвышаясь над землей на два фута. Они опыляли сразу пол-акра. Но и стоили полмиллиона долларов, а таких денег сейчас просто не было. Сокращение ассигнований привело к сужению всей программы. И вот военные решили проводить распыление старым способом — с самолетов. Взяли два старых «грумана» и трех летчиков-испытателей. В их распоряжении была целая пустыня для распыления, а там ничего, кроме кроликов. И все же это было рискованным делом. Вот как сейчас.

Казалось, все хорошо. Была прекрасная погода, когда он взлетел и приблизился к цели. Вдруг неожиданно из-за горных вершин Дагуэя на юго-западе неизвестно как появились темные грозовые тучи. Они довольно быстро приближались. Доуза беспокоил не столько гром и даже молнии, сколько сильный ветер. Согласно инструкции, он должен был лететь строго на высоте четырехсот футов, что было рискованно даже в самую лучшую погоду. Но с такими воздушными ямами, которые возникали при буре, было бы самоубийством не подняться выше, какие бы там ни были инструкции!

Чтобы принять решение, ему понадобилось секунд двадцать или даже того меньше. Но когда Доуз принял сознательное решение подняться, он обнаружил, что еще раньше машинально потянул рычаг на себя и самолет уже в течение пяти-шести секунд набирал высоту.

Моторы старого самолета ревели от напряжения, когда его пропеллеры начали вгрызаться в воздух и самолет круто пошел вверх. Тут было коварное место, особенно в такую бурю. Самолет летел над долиной между двумя горными хребтами, и Доузу приходилось сторониться гор, возвышавшихся на юге и на западе. Доуз продолжал подъем до тех пор, пока альтиметр не показал три тысячи футов над долиной. Теперь он видел грозовую тучу под собой: она была несколько левее и позади самолета.

И тут он заметил свет красной лампы, горевшей над ним на бортовом щитке. «О боже!» — вырвалось у него. Доуз дернул за рычаг и закрыл бак на левом крыле, который оставался открытым во время подъема. Он вспомнил, что в момент третьего, и последнего, захода на цель, когда он готовился сбросить «суп», налетел шквал и это отвлекло его от задания, отвлекло от всего, кроме того факта, что его самолет летел слишком низко. Он должен был во что бы то ни стало подняться, и как можно скорее.

Выровняв самолет, Доуз проверил давление в левом баке. Бак был пуст. Он прикинул, сколько секунд длился подъем, но не смог определить. Может быть, бак был пустым еще до того, как он начал подъем? Без сомнения, бак опорожнился до того, как самолет поднялся на тысячу футов. Во всяком случае, он на это надеялся. У него не было ни малейшего понятия, что было в баке на этот раз. Пилотам этого не сообщали, но, конечно же, там ничего хорошего быть не могло. Так или иначе, содержимое бака предназначалось для испытания на свиньях. Он видел свиней, привязанных к кольям, вбитым в коричневую землю, на которой мишени были обозначены крестами в один ряд. Это напоминало ограждения школьных футбольных полей.

Вопрос был в том, что записать в бортовом журнале, о чем доложить, когда он вернется на базу.