— Ну, и что мне теперь с тобой делать? — все же осипшим голосом спросил Лик.
Я усмехнулась и перестала ерзать, так как по ощущениям Безликий был полностью одет.
— Отнеси меня в мою комнату.
— Может мне тебе еще и колыбельку спеть?! — ядовито фыркнул Лик, при этом резко одернул мою рубашку, но не рассчитал, и от рывка тесемки на вороте развязались. Н — да, легче было бы снять ее с меня вовсе, и это не выглядело бы столь провокационно, как сейчас, но Безликий не искал простых путей — начал завязывать тесемки, тихо рыкнув, — Темный и все Демоны!
— Зачем? — улыбнулась я, так как после возни в подушках на меня накатило прямо‑таки бесшабашное веселье — Я ж уже сплю.
— Что‑то ты подозрительно весёлая, — буркнул Лик, справившись с тесемками.
Не дав возможности ляпнуть что‑нибудь этакое, Безликий подхватил меня на руки и понес прочь из хрустальной комнаты. В последний раз я печальным взглядом окинула сказочные покои. Все‑таки до чего же красиво! Этот полумрак, это завораживающее сияние хрусталя, огромная кровать с полупрозрачным балдахином, мягкие перины, подушки… и сладострастные стоны. Не поняла, они, что, снова там?! Я вывернулась в руках Лика, чтобы убедиться в этом. Так и есть, под полупрозрачным балдахином два тела снова сплетались в чувственном танце страсти. Я тоскливо вздохнула.
— Зависть, чувство черное, Рита. Им крайне легко воспользоваться, — неверно истолковал мой вздох Безликий, — Хочешь выжить в этом мире, научись скрывать свои слабости.
Я удивленно посмотрела туда, где должно было быть его лицо, и нахмурилась.
— Я не завидую, — положила голову ему на плечо, — Мне грустно.
— Я тебя не осуждаю, — усмехнулся Лик, видимо решив, что я пытаюсь оправдаться, — Эта женщина умела сводить с ума, а потом наслаждалась тем, что влюбленные безумцы готовы были пойти ради нее на что угодно, лишь бы добиться ее внимания. Один взгляд, одно прикосновение, одна мимолетная улыбка.
— Эта женщина? — приподняла я брови, ведь прозвучало это так, словно белокурая красавица много для него значила, и сейчас Лику неудобно произносить ее имя.
— Да, она была удивительной женщиной, — не попался на удочку Безликий, — Ослепительно красивой, безукоризненно элегантной, необычайно умной, но, в то же время, ужасающе жестокой. Ей не ведомы были ни любовь, ни нежность, ни сострадание.
После его слов я решила не продолжать разговор на эту тему и замолчала, задумавшись о своем. Как мне показалось, Лик был благодарен за то, что я не стала ничего у него выпытывать, и, внеся меня в комнату, бережно опустил на постель.
— Рассказывай, — постояв надо мной, со страдальческим вздохом, завалился он на постель, и, судя, по затемнениям, подпер кулаком голову.
— Что рассказывать? — сделала я удивленно лицо.
— Все.
— Лик, мы же уже это проходили. Какая тебе разница, что у меня там происходит? Это не твоя головная боль.
— Я сам решу, моя она или нет. Рассказывай.
— Не дави на меня.
— Хорошо, тогда я сделаю так.
Безликий развернулся и его рука начала упорно искать что‑то в пространстве, а найдя, на покрывало был кинут дневник, потом вмерзший в кусок льда жуткий гребень, и, наконец, листовка. Сверху он положил «руку» и сказал:
— Предупреждаю, все эти вещи я могу оставить прямо здесь или заставить тебя, когда ты проснешься, никогда их не найти. Поверь, я на это способен.
— Э — эм? — опешила я от его заявления.
— Ну, так, что, ты рассказываешь или мы вместе ждем, твоего пробуждения? — голос Безликого был обманчиво ровен, но мне все же удалось расслышать отголоски того гнева, который он испытал, когда нашел меня в хрустальных покоях.
Сев прямо, укрыв ноги подолом рубашки, я посмотрела туда, где предположительно у Безликого должно быть лицо, а, значит, и глаза.
— Я не стану вестись на шантаж. Эти улики нужны, чтобы выяснить, кто покушается на жизнь хранителя книг и какая у него цель, но это не значит, что я не в состоянии найти другие улики.
— Проклятье! — рыкнул Безликий, — как знал, что ты опять во что‑то ввяжешься! Рассказывай!
Я скосила глаза на дневник под его рукой и затосковала. Н — да, без такой улики, доказать что либо будет почти невозможно. Тем не менее, отвечать на приказной тон мне не хотелось.
— Рита, не зли меня, — рассердился Лик, — Я и так едва себя сдерживаю. Это там, — мужчина махнул рукой куда‑то вверх, — я могу показаться сдержанным и терпеливым, но здесь все иначе. Почему ты не хочешь поговорить со мной?
— Когда хотят поговорить — не приказывают, — четно ответила я.
— Я не приказываю, — искренне удивился Безликий, — С чего ты взяла? Я всего лишь предлагаю тебе рассказать о том, что тебя беспокоит.
— Возможно, — облизнула я пересохшие губы, — Но твои слова звучат, как приказ.
— Хорошо. Давай, я попытаюсь забыть, что ты каким‑то образом пробралась на мою территорию и увидела то, что видеть не должна была, и мы просто поговорим.
— Ой, да, ладно, ничего особенного я там не увидела.
— Рита! — потемнел Безликий и зло прошипел, — А, что если я сейчас пойду и гляну на твою личную жизнь? Открою первую попавшуюся дверь. Как думаешь, что я там увижу?
«Тридцать минут позора и побег „золушки“», — подумала я, но вслух ничего не сказала. Лик и так спалился со своим возмущением, так что лучше отвлечь его рассказом о моем расследовании, чем продолжать злить. Может, он и подскажет, что я упускаю.
* * *
Проснулась я резко. Дернулась и села на постели. Разговор с Ликом оказался столь плодотворным, что на мгновение я даже растерялась, недоумевая, за что мне хвататься в первую очередь: идти в дом родителей Кристины, трясти хранителя за грудки, искать беглую ведьму — Марту или явиться изворотливой Эдит в облике Риммы. Радует одно, что новостей о псах пока не поступало, иначе мне останется только разорваться на три равные части.
Судя по количеству ударов — сейчас девять часов утра, но, несмотря на пятичасовой сон, чувствую я себя вполне отдохнувшей. Протянув руку, я взяла дневник с тумбочки и непроизвольно вздрогнула. В него были вложены согнутые листы бумаги, на которых я стенографировала выборочный перевод Лика из дневника Марты. Повернув голову, я с облегчением выдохнула. Гребень Лик не забрал, хотя и грозился.
Я не ошиблась в его ритуальном назначении, но, как объяснил Безликий, ничего жуткого или кровавого в нем не было — все самое страшное пришлось на создание гребня, а по сути — это временное хранилище дара ведьмы и передается из поколения в поколение от матери к дочери.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});