цене. Едва отъехав от привокзальной площади, Даша задала пару наводящих вопросов, и фонтан забил в полную силу. Субтильный очкарик живописал, как здесь в городе все ужасно для людей думающих и независимых, и как прекрасно живут здесь разные приспособленцы. Вот его двоюродный - такой же инженер, как и он, но сохранил свою работу на оружейном заводе, потому что знает, когда надо лизнуть, а когда гавкнуть. И теперь двоюродный, как и все оружейники, как сыр в масле катается ("Вы же знаете, что госзаказы на оружие каждый год увеличиваются?"). Оружейный завод, с которого очкарика уволили еще два года назад (по его словам, за "излишнюю независимость"), только что построил новый Дом Культуры и начал строить оздоровительный бассейн, уже не знают, куда деньги девать. Очкарик недавно был на дне рождения двоюродного. Сам двоюродный как раз закончил строить дачу - здоровенный двухэтажный кирпичный дом, дочке нанял учительницу музыки. Один приятель двоюродного купил иномарку и сына на теннис отдал, у другого жена вся бриллиантами обвешана.
Даша поддакивала, кивала, ахала, охала, осуждающе цокала языком, возмущалась вместе с очкариком и чуть ли не больше самого очкарика. Внутренне она ликовала: в городе имеется много хорошо обеспеченных людей, которые уверены в своем будущем! Планы, которые она составляла в поезде в свободное от "операций" время, обретали четкие и конкретные формы. Она сделает себе третью группа инвалидности, чего бы это ни стоило, в лепешку расшибется, а сделает! Но ведь это дело долгое и тягомотное. А теперь вырисовывается хороший план: пока у нее не будет третьей группы, она будет промышлять прямо здесь, в городе, деньги здесь у людей есть, и это самое главное, а изымать у них эти деньги - дело техники! А потом, когда будет третья группа, она будет работать и в поездах, и в городе!
Ну, вот и приехали! Очкарик затормозил там, где она велела, в самом начале улицы, около пустой автобусной остановки. Даша не хотела, чтобы дорогие родственники видели, что она приехала на такси. Расплатившись с очкариком и записав на всякий случай номер его телефона, Даша решительно пошла вперед, к Новой Жизни.
Вот такие дела, друзья мои. Мораль сей басни такова: Так выпьемте же за то, чтобы мы всегда въезжали в город только на белом коне!
Глава 7. Как Даше Помойке дважды улыбнулась удача
Даша решительно постучала в дверь. Послышался бабулин голос "Сейчас, иду, иду!" Дверь открылась, и Даша Помойка увидела бабулю, на ней был все тот же неизменный байковый халат, синий в розовый цветочек, в котором она ходила и зимой, и летом. О бабулины ноги терлась большая рыжая кошка, которая пять с половиной лет назад была еще тощим рыжим кошачьим подростком. Даша бодро сказала: "Привет, бабуля!" Кошка, несмотря на такой огромный срок, сразу же узнала Дашу, зашипела на нее, вздыбила шерсть и метнулась назад в комнату, где забилась под шкаф. Реакция бабули на Дашу была почти такой же, как у кошки, вот только вздыбить шерсть и спрятаться под шкаф или под диван она не могла.
Старушка молча, с испугом смотрела на внучку. Наконец Даша не выдержала: "Так и будешь меня на пороге держать? Вот соседи-то обрадуются!" Бабуля посторонилась, Даша Помойка прошла в комнату и поздоровалась с дедом. Теперь, прибыв на место, она понимала, что майор, мягко говоря, преувеличивал. Бабуля, несмотря на явный испуг, выглядела здоровой и шустрой, да и дед вовсе не выглядел ни умирающим, ни даже лежачим больным. Если бы Даша не знала, она бы никогда не подумала, что у него в прошлом году был инфаркт. И вообще никак не скажешь, что ему уже семьдесят три года. Да и все остальное было таким, как помнила Даша, а не таким, как живописал сладкоречивый майор. Машина, о которой говорил майор, была старыми ржавеющими "Жигулями", дом - маленьким и ветхим, обстановка в доме - убогой. Майор говорил еще о даче и о хорошем счете в банке, но какая уж там будет дача, если сам дом такой? Под вопросом оставался еще счет в банке, но по тому, что Даша видела, миллионами там явно не пахнет. А самое главное - дедуля и бабуля живы-здоровы и умирать явно не собираются, так какое уж там "наследство"? Лет через десять, разве что, да и то вряд ли.
Но Даша Помойка прибыла сюда не столько в расчете на наследство, сколько чтобы иметь крышу над головой, базу, с которой она в будущем начнет свои "операции", сначала в городе, а потом и в поездах, и на выезде. Вот этого ей и надо добиться в первую очередь, а с наследством там видно будет.
И Даша, всхлипывая, рассказала, как мамашка с сестрицей бросили ее на произвол судьбы, а ведь она несовершеннолетняя, теперь по закону ее должны содержать бабуля и дедуля, как ближайшие родственники. Она хочет, чтобы все было по-людски, не в полицию же ей на них заявление подавать и не в комиссию же по делам несовершеннолетних идти. Опять же и соседи что тогда скажут... Дедуля, слушая, кивал, а потом, когда Даша замолчала, сказал: "У нас такая гостья, радость-то какая, а мы даже стол не накрыли, будто немцы какие, прости господи! Одевайся, старая, идем, я тебе скажу, что надо будет купить!" И он вывел надевшую пальто бабулю во двор. Даша прислушалась, но совсем не могла разобрать, что говорил дедуля.
И Даша Помойка решила, пока дедули с бабулей нет, очень быстро проверить одну вещь, которая не давала ей покоя еще в Питере. Пять с половиной лет назад она для какой-то своей игры отодвинула диван от стены и, прыгая на одной ножке, услышала, что в одном месте звук совсем не такой, как в других местах. Но когда вошла бабуля, Даша не успела и слова сказать, как бабка коршуном на нее налетела, вытащила за руку в центр комнаты, а диван задвинула вплотную к стене, на прежнее место. Именно после этого бабуля позже пошла на почту, позвонила Мадам Вошкиной и потребовала забрать Дашу, потому что "твоя байстрючка нам все нервы вымотала!" И если до этого Даша спала именно на этом диване, то после этого бабка стала стелить ей на