Читать интересную книгу Дальше в лес… - Владимир Васильев

— А ты мог бы и под себя сходить: под тобой ямка есть на лежанке, мхом прикрытая. Когда из тебя отходы выделяются, мох раздвигается и выделяет сок, который сразу начинает разлагать отходы и запах неприятный убивает, а мельчайшие из почвы скапливаются и включаются в работу. Потом мох сдвигается и выделяет сок, очищающий твою кожу от остатков отходов. Так это и происходило. Ну, иногда я тебя еще дополнительно мыла. Мох не везде достает, хотя и старается. Здоровому это не нужно, а больной может не напрягаться и семью не беспокоить.

Сквозь надвигающийся шум мелькнуло смутное воспоминание о городских больницах. Опять этот город! Что такое «город»?

Навины плечи оказались точно у меня под мышкой — так мы с ней удачно соответствовали ростом. Я старался не слишком на нее наваливаться, но мышцы волей не заменишь. Ноги плохо держали. Но девочка оказалась очень сильной. И меня тащила без особых усилий, и болтать не переставала:

— А я пошла посмотреть, не выросла ли твоя одежда. К одежным деревьям ходила. Я давно их попросила вырастить для тебя одежду. Ведь не век же тебе на лежанке лежать, когда-то и ходить по деревне начнешь… Вот уж начал… И зачем поднялся, пока меня нет? А при выращивании одежды самое важное — уследить за размером: недорастет — плохо, перерастет — тоже плохо. Поэтому каждый день смотреть надо да и глаз верный иметь: одно дело — одежда на ветках, а другое — на человеке. Вот сейчас придем домой и померим. Ты мне, конечно, и такой нравишься, но другим женщинам совсем необязательно на твой корень смотреть.

— Нава! — прохрипел я осуждающе.

— Ну ладно, не буду, не буду!.. Ишь какой трепетный — не тронь его корень даже словом. А кто ж его тронет, если жена не тронет? Так и будешь нетронутый ходить. А нетронутые мужчины умом трогаются, это мне женщины говорили. Вот надену на тебя одежду, никто его и глазом не тронет. От слова, конечно, не убережешься — любят у нас эту, как ты говоришь, тему… Вот и меня стал заражать своими словами нечеловеческими. Прицепилось к языку, как репей к одежке. Тема… Это то, о чем говорят?

— Умница, — похвалил я. — Правильно поняла.

— А у нас это называется «шелестеть по ветру», — объяснила Нава.

— Странно, я это понимаю, — признался я. — Откуда? Вас, что ли, наслушался в беспамятстве?.. Но согласись, что «тема» удобней, чем «шелест по ветру». Короче… «Смени тему» — то же, что сказать: «шелести по другому ветру». Слишком длинно.

— Не все, что коротко, правильно, — серьезно заметила моя учительница жизни. — И вообще, с людьми надо говорить не так, как тебе удобно, а так, как они тебя лучше понимают. Может, ты обратил внимание, что здесь коротко не говорят. Короткую речь могут и не понять, не успеть понять, человеку надо повторить несколько раз, чтобы он понял… Вот я тебе сколько раз сказала, что когда ты поправишься, то станешь мне мужем? Ты понял?

— Понял, — хромая, подтвердил я. Достала меня уже с этим замужеством.

— Вот, а если бы я один раз сказала, ты решил бы, что я шучу, а какие тута шутки, когда в лесу одной никак нельзя. Кто меня защитит, если мужа не будет? Кто мне детей сделает, если мужа не будет? Ну, найдутся, наверное, желающие… И сейчас некоторые не прочь, корни распускают да ветками хлопают, семенами брызжут, да сделать детей — не самое сложное, их еще вырастить надо, выкормить. А без мужа не вырастить. У нас вот в той деревне, где мы с мамой жили до того, как ее мервяки утащили, а я спаслась, убежала, одна родила без мужа, девочку родила, так ее мервяк утащил в первую же неделю: пошла по ягоды и грибы — детям нужно разнообразное питание в молоке материнском. Вот из малинника ее мервяк и утащил вместе с дочкой. Некому было защитить и заступиться, плеснуть травобоем на мертвяка или бродилом хотя бы. Или просто палкой помахать, внимание мертвяка отвлечь, пока женщина убежит… Ты тоже хочешь, чтобы меня мервяк утащил?

— Нет, конечно не хочу, Нава! — искренне испугался я. Уж чего не хочу, того не хочу. — Как же я без тебя?!

— Это пока больной, а поправишься… Я же вижу, что тебе не нравится, когда я говорю, что ты будешь моим мужем. А как же в лесу без мужа — из-за любого куста мертвяк может выскочить. Или бандит. Неизвестно, что хуже. У бандитов женщин нет, вот они их и воруют, потому что без женщин у них ствол перекореживает и крона облетает. И бандитами они стали, потому что у них всех женщин мертвяки потаскали. Они и хотят обратно их получить. Только кто ж им даст. А если одну на всех украдут, то живой она обратно не возвращается. Никакой не возвращается. Не отдавай меня бандитам, Молчун!

— Не отдам, девочка моя! — вдруг испытав ошеломляющую нежность и жалость, воскликнул я и изобразил объятие рукой, которой на нее опирался.

Конечно, это было мало похоже на объятие, но она меня поняла, остановилась, подняла взор на. меня, и я увидел, что поняла и верит. И даже на пару секунд прислонилась головой к моей груди, как это делают дети и женщины, прося защиты или доверяя себя защитнику. А потом опять подставила плечо, и мы двинулись дальше. Тем более что уже завернули за последний угол и увидели проем двери.

Хотя я неправильно это называю: дверь без двери — не дверь. Просто проем входа мы увидели. Интересно, почему они не запирают вход? Мертвяки тут разные страшные бегают, женщин таскают. Правда, кажется, к деревням они не приближаются, как я понял. Тут и травобой, и бродило в каждом доме найдется.

Нава вошла в проем свободно, а мне пришлось пригнуть голову. Потолка я головой не доставал, но только чуть-чуть. Судя по этому признаку, лесные жители в основном ниже меня ростом. Когда я на них смотрел с лежанки, они мне не казались выше Навы.

Мы миновали сени, где были сложены какие-то инструменты и плетеная обувь маленького размера, и девочка помогла мне присесть на лежанку. Дальше за спальней еще чернел проход в другое помещение.

— Кладовка, — объяснила Нава, проследив за моим взглядом. — Там продукты хранятся и вообще.

Я тут же ощупал место на лежанке, где должен был находиться мой зад. И на взгляд был заметен провал, а на ощупь под слоем мха ощущалась пустота. Но все равно в здравом рассудке испражняться под себя казалось противоестественным. Все правильно я сделал — хватит валяться на лежанке, пора женщину свою защищать! Я вздохнул полной грудью и погладил по голове Наву, сидевшую на корточках рядом со мной. Она повела головой, прижимаясь и отвечая на мою ласку, как это умеют кошки. Когда-то у меня в доме была кошка, вспомнилось вдруг. Вспомнилась даже не сама кошка, а ощущение ее спины под ладонью.

— У вас тут кошки есть? — поинтересовался я.

— В лесу есть, в деревне нет, — ответила она. — Нечего им делать в деревне. У них своя жизнь, кошачья, а у нас своя, человеческая. У нас все так: звери живут по-звериному, люди — по-людски. Наши тропы редко пересекаются, но, если пересекутся, мы мирно разойдемся, потому что понимаем друг друга. Все они слово человеческое понимают. Это только в последнее время стали появляться твари всякие неразумные: мертвяки, рукоеды и такие, что вслух и произнести страшно. Вот они слова не понимают. Не живые они, значит, живые слово человеческое понимают, что кошки, что собаки, что кабаны, даже крокодилы, но крокодилы плохо понимают, поэтому к ним в болото лучше не лезть. Они не очень-то разбирают, кто к ним свалился на обед. Да и кто свалился, обычно ничего вразумительного сказать не может. Но бывали случаи, когда договаривались, — отпускали крокодилы. Живое с живым всегда договориться может, а вот живому с мертвым разговаривать не о чем… А почему ты про кошку спросил?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});