Читать интересную книгу На тайной службе Ее Величества. Живешь лишь дважды. Человек с золотым пистолетом - Ян Флеминг

Было бы забавно невзначай упомянуть некоторые из этих имен, пусть они залпом прозвучат в тихой комнатушке — забавно рассказать Марк-Анжу, что ему известно и о старом заброшенном пирсе около деревушки Галерия, который именуют портом Корвани, и о древнем серебряном руднике Аргентелла в горах за деревней — лабиринты подземелий рудника служили перевалочной базой, здесь скрещивались пути самых, крупных партий героина. Да, неплохо бы припугнуть того, кто так бесцеремонно обошелся с ним, пусть тоже переживет несколько неприятных мгновений. Впрочем, куда торопиться, он прибережет эту информацию на крайний случай, а пока надо больше слушать! Пока достаточно того, что он знает, как выглядит передвижная штаб-квартира Марка-Анжа Драко. Он знает, что во Втором управлении у Драко есть свой человек, сообщающий всю важную информацию. А вот зачем «послали» за ним и девушкой, еще предстоит выяснить. Ну а то, что для их захвата «одолжили» спасательную лодку «Бомбар», — дело простое, заплатили, кому надо, а береговую охрану угостили как следует, дали «кувшинчик вина», чтобы не возникали. В береговой охране все сплошь корсиканцы. Во всяком случае, на первый взгляд — ну просто как на подбор. Для такой мощной организации, как Корсиканский союз, подобная операция — дело плевое, они работают здесь так же беспрепятственно, как мафия на территории почти всей Италии. Ну что же, попробуем раскрыть еще несколько тайн! Джеймс Бонд потягивал виски и почтительно следил за выражением лица своего визави. Перед ним находился один из самых великих профессионалов!

(Как это похоже на Корсику, подумал Бонд, главарь бандитов носит имя ангела! Он вспомнил, что двух других известных корсиканских гангстеров звали Грасье и Туссен — они «все святые».) Марк-Анж прервал молчание. Он говорил на хорошем, но иногда довольно неуклюжем английском, было такое впечатление, что когда-то он учил этот язык, но ему не часто приходилось им пользоваться.

— Мой дорогой коммандер, — сказал он, — пусть все, о чем мы будем говорить, останется «херкос о донтон». Вам известно это выражение? Нет? — Его лицо расплылось в улыбке. — В таком случае, позвольте мне заметить, что в вашем образовании имеются пробелы. Это на древнегреческом. Дословно — «держать язык за зубами». Древнегреческий синоним вашего «совершенно секретно». Так что, договорились?

Бонд пожал плечами.

— Если вы посвятите меня в тайны, которые связаны с моей профессией, боюсь, придется сообщить о них куда следует.

— Это я прекрасно понимаю. Но говорить с вами собираюсь о деле сугубо личном. Речь пойдет о моей дочери, Терезе.

Вот это да! Вот так все повернулось — лихо закручено. Бонд, однако, и бровью не повел.

— Ну что ж, согласен, — сказал он и улыбнулся. — Пусть будет этот самый «херкос о донтон».

— Благодарю вас. Вы человек слова. Да в вашей работе иначе и нельзя, впрочем, у вас и так на лице все написано. Так вот. — Он закурил «Капораль» и откинулся в кресле. Весь разговор он вел, уставившись в одну точку на алюминиевой стене над головой Бонда, и только иногда, когда хотел подчеркнуть что-то особо, смотрел Бонду прямо в глаза. — Я был женат один раз, на англичанке, на английской гувернантке. Это была весьма романтичная особа. Она прибыла на Корсику в поисках настоящих бандитов, — он улыбнулся, — ну совсем как те англичанки, что отваживаются отправиться в пустыни на поиски шейхов. Позже она мне призналась, что, даже не отдавая себе отчета в этом, подсознательно мечтала быть изнасилованной. Итак, — на этот раз он не улыбнулся, — она нашла меня в горах и была изнасилована мною. В то время я скрывался от полиции, кстати, мне приходилось делать это большую часть своей жизни, и девушка была большой обузой. Но почему-то она не желала расставаться со мной. В ней было что-то диковатое, она обожала нестандартные ситуации, бог знает почему ей нравилось месяцами скрываться в пещерах, добывая пропитание ночными грабежами. Она даже научилась свежевать муфлонов и готовить из их мяса еду, муфлоны — это наши горные овцы, она ела мясо этих животных, а оно твердое, как подметка, и на вкус почти такое же. Вот в эти безумные месяцы я и влюбился в нее, увез тайком с острова в Марсель и там женился на ней. — Он замолчал и посмотрел на Бонда. — В результате, мой дорогой коммандер, появилась Тереза, мое единственное дитя.

Так, подумал Бонд. Вот чем объясняется взрывной характер девушки; диковатая дама — вот что так сбивало его с толку. Что за любопытное сочетание, смесь крови и темпераментов! Корсиканская англичанка. Не удивительно, что он не смог определить, какой она национальности.

— Моя жена умерла десять лет назад. — Марк-Анж остановил Бонда, собиравшегося выразить свое сочувствие, жестом. — Дочь воспитывалась в Швейцарии. Я был уже богат в то время, меня избрали главой Корсиканского союза, я стал купаться в деньгах, добывая их теми путями, мой дорогой коммандер, о которых вы можете догадываться, но не должны спрашивать. Дочь была для меня — как вы там выражаетесь? — красивое такое выражение, она была «светом очей моих», и я исполнял все ее желания. Но она росла дикаркой, неприрученной пташкой, дома настоящего у нее никогда не было, я постоянно находился в разъездах, и присматривать за ней было некому. Через свои школьные швейцарские связи она попала впоследствии в некий круг избранных, международную элиту, о светской жизни которой можно прочитать в газетах, — здесь крутились и южноамериканские миллионеры, и индусские князьки, англичане и американцы, живущие почему-то в Париже, плейбои из Канна и Гштада. Она без конца попадала в какие-то скандальные истории, и когда я пытался увещевать ее, урезал бюджет, начинала вести себя еще безрассуднее, наверное, чтобы насолить мне. — Он выдержал паузу и взглянул на Бонда. Прежде такое радостное, лицо его теперь выражало страдание. — И в то же время за всей этой бравадой скрывалось то, что она унаследовала от матери, что заставляло ее ненавидеть, презирать себя все больше и больше, и, в этом я теперь уверен, в ней поселился червь сомнения и саморазрушения, маскирующийся под личиной безрассудства и беззаботности, и этот червь, как мне кажется, не оставляет ее в покое, гложет душу. — Он посмотрел на Бонда. — Вы же знаете, мой друг, что такое случается и с мужчинами, и с женщинами. Они сжигают себя в стремлении взять от жизни все, но вдруг оглядываются на прожитые годы и понимают, что все — тлен. Они все уже перепробовали, все радости жизни пронеслись как один большой кутеж, и не осталось ничего. Она сделала, как я теперь понимаю, отчаянную попытку снова встать, так сказать, на ноги. Уехала, не сказав ни слова, и вышла замуж, возможно, в надежде обрести покой. Но муж, ничтожный итальяшка по имени Винчензо, граф Жулио ди Вичензо, сначала начисто обобрал ее, а потом бросил с маленькой дочерью на руках. Я заплатил за развод и купил для дочери небольшой замок в Дордонье, поселил ее там, и на какое-то время, занятая уходом за ребенком и прекрасным садом, расположенным рядом с замком, она, казалось, обрела покой. И вдруг, друг мой, полгода назад, ребенок умирает — умирает от одной из самых ужасных детских болезней — спинномозгового менингита.

В комнатке, похожей на цинковый гроб, воцарилась тишина. Бонд думал о девушке, находившейся в нескольких ярдах от него, в другом конце коридора. Все правильно. Он был близок к истине. Он уже видел проявления этой трагедии в том самом упорном отчаянии Трейси. Она действительно потеряла надежду увидеть свет в конце туннеля.

Марк-Анж не спеша поднялся со стула, обошел стол и налил еще виски себе и Бонду.

— Простите меня, — произнес он, — я плохой хозяин. Но, рассказав эту историю, которую всегда держал в себе, другому человеку, я словно камень с души снял. — Он положил руку на плечо Бонда. — Вы меня понимаете?

— Да, понимаю. Но она прекрасная девушка. У нее еще вся жизнь впереди. Почему бы вам не попробовать психоанализ? Почему бы не прибегнуть к помощи церкви? Она католичка?

— Нет, жена не допустила бы этого. Она пресвитерианка. Но подождите, я не закончил. — Он вернулся к креслу и тяжело опустился в него. — После трагедии она исчезла. Взяла все драгоценности и укатила в этом своем крошечном авто; время от времени я кое-что слышал о ней, знал, что продает свои побрякушки и мечется по всей Европе в компании старых друзей. Естественно, я следил за ней, оберегал, когда мог, но она избегала встреч со мной, не хотела разговаривать. Потом от одного из своих агентов я узнал, что она забронировала номер здесь, в отеле «Сплендид», и я тут же примчался из Парижа, — он повел рукой в сторону, — вот на этом средстве передвижения, потому что как чувствовал что-то, ждал самого худшего. Дело в том, что именно здесь мы проводили лето, когда она была маленькой, здесь ей всегда нравилось. Она прекрасно плавает, а в море была буквально влюблена. И когда я услышал, что она собирается сюда, вдруг с ужасом вспомнил, как однажды, когда она чересчур расшалилась, ее оставили дома на всю вторую половину дня, заперев в комнате и лишив купанья. Именно в тот вечер она совершенно спокойно заявила своей матери: «Ты сделала меня такой несчастной, потому что не пустила на море. Когда-нибудь, если я действительно буду несчастной, то уплыву в море, далеко-далеко, по лунной или солнечной дорожке, и буду плыть долго-долго, пока не утону. Вот так!» Жена пересказала мне эту историю, мы оба посмеялись над ней, над детской вспышкой отчаяния. И вот я внезапно опять вспомнил об этом случае и мне показалось, что она могла сохранить в себе эту детскую фантазию и теперь, решив свести счеты с жизнью, вытащила на свет тот каприз, запрятанный глубоко в сознании, и попытается привести свой план в исполнение. Вот почему, мой друг, я установил за ней надежное наблюдение, за ней следили с самого прибытия. Мне сообщили о вашем благородном поступке в казино, за что, — он посмотрел на Бонда, — я вам очень признателен, меня информировали также о других ваших совместных действиях. — Драко остановил Бонда движением руки, когда тот, почувствовав себя неловко, заерзал на стуле. — Вам нечего стыдиться, и не надо изменяться за то, что случилось прошлой ночью. Мужчина остается мужчиной — и кто знает… хотя об этом позднее. То, что вы сделали, то, как вы вообще вели себя, могло стать началом своеобразного курса лечения.