– Что ты сказала? – заорал бош.
– Ничего, – ответила мама дрожащим голосом.
– То-то! – В голосе нациста звучало удовлетворение. – Будешь теперь говорить?
– Да, – прохрипела мать. – Да.
– Где передатчик?
– Передатчик? – удивилась она. – Я не понимаю, о чем вы. Какой ещё…
Удар! Удары следовали один за другим, каждый последующий сильнее и хлестче предыдущего. Мать застонала и упала на пол совсем рядом с их убежищем. Элен сейчас видела ее всю. Корчась от боли, мама стояла на коленях, лицо ее распухло, изо рта и носа текла кровь. Стыдясь своего унижения, она старалась отвернуть лицо от лифта.
Бош подошел к корчащейся на полу женщине. Со своего места Элен видела только его сапоги и черные бриджи. Он громко откашлялся.
– Так вот, о передатчике…
– Не понимаю, о чем вы! – закричала мама, глотая кровь. – Клянусь, я ничего не знаю!
– Врешь!
В воздухе мелькнул сапог: бош ударил маму в живот. Раздался звериный агонизирующий крик. Эдмонд заткнул уши и беззвучно зарыдал.
Элен закрыла глаза: невозможно больше смотреть на страдания матери, невозможно смотреть, как она пытается подняться, прикрывая руками живот и тем самым стараясь защитить не родившегося еще малютку.
– Мама, – тихо шептала Элен. – Что они с тобой делают?..
Бош отдал какую-то команду. Элен открыла глаза. Солдаты в серых мундирах разделились на группы; часть из них бросилась вверх по лестнице, а другая спустилась в погреб. Они перевернули весь дом, обыскали всю мебель, их голоса раздавались повсюду.
– Нас убьют, – выдохнула Элен.
– Замолчи! – шепотом приказала Катрин.
Казалось, прошла целая вечность и этот ужас никогда не кончится. И вдруг с лестницы что-то весело закричали. Нацист, который стоял рядом с мамой, схватил ее за волосы.
– Дура! – рассмеялся он. – Они уже нашли что искали! Гестапо не проведешь, ясно тебе?
Мама откинулась назад и застонала. Немец ударил ее по лицу, затем плюнул. Элен видела, как плевок стекает по маминой щеке. Она морщилась и моргала. Немец выпустил мамины волосы, но, прежде чем он выпрямился, Элен успела рассмотреть его лицо под козырьком высокой фуражки.
Она глазам своим не верила. Перед ней скорее был череп, обтянутый кожей, и тонкие, жестко очерченные, без единой кровинки губы. Его подбородок рассекал шрам в виде полумесяца. Но что потрясло ее больше всего, так это его кожа: она казалась бледной, как у мертвеца, в то время как глаза были отвратительного розового цвета. Если бы ему приставить рога, то перед ней был бы сам дьявол во плоти.
Немец распрямился, одернул мундир и стал подниматься по лестнице. Элен облегченно вздохнула: его уродство испугало ее даже больше, чем жестокость. Два солдата в сером встали рядом с мамой и каждый раз, когда она пыталась подняться, носками сапог возвращали ее на место.
Послышался громкий топот, все вернулись в столовую. По всей вероятности, они нашли то, что искали. Это был громоздкий металлический ящик со множеством проводов и лампочек.
Бош-альбинос кивнул солдатам, охранявшим маму.
– Покажите ей, как мы наказываем лжецов и предателей, – приказал он. – А когда закончите, везите в штаб.
Заложив одну затянутую перчаткой руку за спину, он покинул комнату.
Солдаты прищелкнули каблуками и затем посмотрели на женщину. Мать молчала, но в глазах ее застыл испуг. Ее поставили на ноги, и она закачалась из стороны в сторону. Элен видела, как один из бошей в черном подошел к ней и, сжав кулак, изо всех сил ударил ее в живот.
– Предательница! – выкрикнул он.
Мать зашаталась.
– Мой ребенок! – закричала она. – Я теряю ребенка!
Слезы градом катились по ее щекам.
Кулак снова врезался ей в живот. Мама закричала еще отчаяннее.
Элен, пылая убийственной ненавистью, внезапно заметила какое-то движение возле кухонной двери. С проворством огромной кошки к солдатам кралась Мишель. Ее большая красная рука осторожно зашевелилась, и перед глазами Элен что-то блеснуло. Кухонный нож! Самый длинный и острый в доме!
С криком бросившись на одного из бошей, Мишель ударила его ножом в спину. Тот вскрикнул и упал на колени. Из открытого рта потекла кровь, а глаза удивленно расширились. Постепенно они сделались стеклянными, он упал вниз лицом, и Элен увидела нож, торчавший у него в спине.
Солдаты ошалело уставились на Мишель, и вот один из них поднял ружье. Мишель инстинктивно вскинула руки, словно пытаясь защититься, но грянул выстрел, и женщину отбросило к стене, затем она стала медленно оседать, словно тряпичная кукла. На животе ее растеклось большое кровавое пятно. Затухающий взгляд, казалось, уперся прямо в Элен сквозь отверстие в двери лифта.
Подхватив маму под руки, нацисты потащили ее к двери. Лицо ее заливала кровь. Элен заметила, что и серые шерстяные чулки ее тоже в крови. Дважды она падала на колени, но ее продолжали тащить дальше.
– Да здравствует Франция! – закричала мама, собрав остатки сил. – Да здравствует Республика!
Эти звонкие слова эхом отдавались на улице и звучали, словно запрещенная песня. Их ясно слышали даже спрятавшиеся в лифте дети. Затем наступила зловещая тишина, после чего взревели моторы и сопровождаемые мотоциклистами грузовики уехали.
И все же в комнате оставили двух бошей – приглядывать за домом и ждать дальнейших распоряжений.
Солдаты сняли каски и поставили ружья у кухонной двери, где лежала Мишель.
Один из них чиркнул спичкой и закурил сигарету. Второй, прохаживаясь по комнате, наткнулся на стул, и тот упал.
И как раз в это время заплакала Мари.
Солдат тотчас замер, затем осторожно подошел к лифту, заслонив от Элен своим телом всю комнату.
Глава 2
Дверцы с шумом разъехались, и детей ослепил яркий свет.
– Посмотри-ка, кого я здесь нашел! – закричал солдат.
Повернувшись к партнеру, он жестом пригласил его к лифту.
Дети тотчас сгрудились вокруг Катрин, как испуганные щенята. Она дрожащими руками прижимала Мари к груди, а та кричала все сильнее.
В мерцающем свете спички Элен отчетливо различала губы солдат, растянутые в плотоядной улыбке. Игнорируя ее, Эдмонда и Мари, боши жадно вглядывались в лицо Катрин. Она, самая старшая из них, внезапно превратилась в маленькую испуганную девочку: в ее широко раскрытых карих глазах застыл страх.
– Ты, – сказал один из нацистов на плохом французском, – ну-ка выбирайся!
Катрин вся сжалась от страха, а дети прижались к ней еще теснее.
– Ты, – ледяным тоном повторил солдат. – Мне что, вытаскивать тебя оттуда?
Катрин неуверенно передала Мари Элен. И, не говоря ни слова, вышла из лифта. Ноги не держали ее, и она упала на колени.