но сейчас, когда все решено, слово — за командиром. А он молчал.
— Соревнование, соревнование, — пробубнил начальник штаба капитан Силин. — Вот здесь оно у меня, соревнование, — показал он на шею и на папку, что лежала перед ним на столе. — Делай, летчик, техник, механик, что положено по плану боевой подготовки, — пришлепнул он ладонью по папке, — вот тебе расчасовка, программа полетов, продвижения по классности — и все дела!
— Ну да, — поддакнул с серьезным видом секретарь парторганизации Козинцев. — Классический выход из положения. Как там, помните: «Собрать все книги, да и сжечь».
— При чем здесь сжечь? — повысил голос нач-штаба. — Читай каждый свою, вот о чем говорю. Первоклашка? С картинками про Муму. Пятиклассник? Вот тебе «Горе от ума» и что-нибудь потолще. А летчику — вот моя папка. Делай, что требуется!
Козинцев улыбнулся его запальчивости. Силина улыбки еще больше вывели из себя:
— Я за соревнование. У меня у самого, черт возьми, три спортивных разряда и опыт тренерской работы. Я крепко уважал себя, когда мою руку или руку того, кого подготовил, поднимали на ринге. А кто поднимет руку Малышева, Касатова, Ясиновского? Им завтра идти наперехват летчиков намеченной вами первой эскадрильи. Асов. Им, как и тем, летать в сложняке, идти на полигон для стрельбы по наземным целям. Я ихнего начштаба очень хорошо знаю. Ну, примет он наш вызов, поморщится, выполнит еще пару схем да экран соревнования, кто, значит, с кем, и точка. Один формализм. У меня соревнование хоть здесь, в папке, а у него — в печенках.
— Ты не прав, Силин, во всем сгущаешь краски, — поднялся со стула замполит. — Это я как летчик тебе говорю. Во-первых, и в той эскадрилье есть молодежь. Во-вторых, коль он есть, формализм, ломать его надо. В-третьих, если рассуждать по-твоему, то на том же ринге второразрядник знай второразрядника и не мечтай о победе над более сильным. Откуда же у нас берутся мастера спорта?
— Ломать что-то надо в самом подходе к соревнованию, — сказал секретарь парторганизации. — Найти новый стиль, формы, методы.
— Ну вот и дошли до главного, — наконец-то заговорил Углов. — Ломку начнем с себя. Насчет стиля и принципов — они незыблемые. Ленинские. А вот формы и методы… Начну с житейского примера. Помните, в высотке заговорили мы впервые о сопернике? Взглянул на лица трех летчиков — полная иллюстрация к учебнику «Эмоции». Первый: «Даешь форсаж!» Второй: «Командиру виднее». Третий — он и рад бы поверить командиру, да в силы свои веры нет. Теперь, представьте, я пробую даже среди них троих организовать соревнование. Это же все равно, что выставить на ринг боксеров пусть и с одинаковым разрядом, но различных весовых категорий. Неясно? Ясно. Значит, первая задача — зажечь всех духом состязательности.
Второе. Для вас, товарищ начальник штаба. Схемы, экраны, графики — это не самоцель. С этим и писарь справится. Что можете сделать еще? У вас, да и у каждого летчика, техника свой почерк, своя крупица опыта. Что нужно сделать, чтобы каждый отдал эту крупицу другому и взял от него? Вопрос, впрочем, ко всем.
Третье. Будем ломать укоренившийся подход к соревнованию. Как привыкли? Обязательства, мол, у нас конкретные, значит, и соревнование от сих до сих. Странно получается. Выходит, летчик может сказать: «Сегодня я не соревнуюсь, а вот завтра на стрельбе…» Абсурд. Как часы идут, так и соревнование. За этот час ты сумел почерпнуть что-то из опыта товарища, хорошо подготовился к полету, доволен рабочей тетрадью, проведенной беседой с солдатами, результатом на беговой дорожке, повторением пройденного — значит, жив в тебе дух состязательности, ты сделал еще один шаг к победе в соревновании. Вот и будем переносить соревнование с аэродрома на тренажеры, в класс, в процесс самостоятельной подготовки, в спортзал, в быт и так далее.
И последнее. Мы не тренеры. Мы — командиры. Командир не только организует, проводит и руководит состязанием, но и полностью отвечает за его исход. Без ссылок на погоду, спортивное везение, объективность судейства. Только так.
* * *
Сергею казалось, что сегодня в классе жарче, чем там, на аэродроме под раскаленным солнцем. Тихо урчали кондиционеры, но, честное слово, воспринимались, как рев турбин. Шла отработка элементов боевой задачи на завтрашний день. И Сергей жил небом, мысленно был там. Рядом — Виктор. Казалось, он уже справился с заданием.
— Перерыв, — объявил майор Углов. — Лейтенантам Малышеву, Касатову и Ясиновскому — остаться.
С Малышевым проще.
— После перерыва покажете у доски ваш метод выполнения упражнения, — сказал ему Углов. — А вот с ними…
Внимательно вглядывался в их рабочие тетради комэск, сравнивал. Будто видел впервые. За минувший час не раз ведь подходил к их столу, что-то подсказывал, советовал.
— Оставьте. Разберем на следующем часе занятий.
— Что там он нашел, как думаешь? — заволновался Сергей. Виктор пожал плечами.
С крыльца было видно, как далеко-далеко в песках поднялись к небу, зашатались, двинулись к далеким горам три столба, три смерча, поднятые ветрами. К перемене погоды. Все ближе осень.
А в классе, когда задание выполнено, — благодать. Кондиционеры помогают. Только как оно выполнено, задание?
— Вот две тетради, — развернув их, майор Углов показал классу. — В первой (Сергей напрягся) — все продумано, выверено с документами, регламентирующими нашу летную работу. Схемы, как видите, вычерчены не только четко, но и образно. Это — полет. Вот он, как на ладони.
Вторая — внешне не хуже. Но в ней — провалы. Вот здесь и здесь, как видите, недостаточно четко отражена динамика полета. На одном из его этапов вообще не отражены параметры. Дело, товарищи, не в том, что лейтенант Касатов умеет рисовать. Он вложил в задание душу. А в рабочей тетради лейтенанта Ясиновского не вижу этой души. Возвращаю на доработку и позвольте рассказать о таком случае. Один летчик считался в полку мастером стрельбы по наземным целям. Впрочем, был это я. И гордился тем, что так считают. Показалось мне, что я точно вывел машину на входной ориентир. Да вот не учел, что рядом оказался такой же ориентир линейного характера, лишь только под углом тридцать градусов к первому. Тут бы и обратить мне внимание на отличие по курсу… Обратил, куда денешься. Понял ошибку, внес поправку, но и секундное замешательство породило неуверенность в себе, сказалось на исходе стрельбы. Вот так-то. Уверенность в стрельбе нельзя рассматривать, как нечто обособленное, чисто снайперское. Она — звено общей цепи. Ну, а теперь лейтенант Малышев у доски расскажет, а затем и покажет нам свой метод выполнения упражнения.
Вычертив схему, Илья четко доложил, что берет за основу приборную высоту, задав машине перед началом стрельбы все необходимые параметры полета.
Майор Углов