Читать интересную книгу Из неопубликованного 1970-1995 - Семен Альтов

Лопоухий зачерпнул деньги, взвесил на руке, половину отсыпал и остаток царственным жестом вручил голодранцу.

Тот закрестился, закланялся и, пятясь задом, исчез.

Нищий улыбнулся:

— Первый раз в жизни дал милостыню! Дожил-таки!

Голодранец легкой рысью летел к забегаловке и на перекрестке сбил калеку на деревяшке с колесиками, который двигался, толкаясь кулаками об землю.

Голодранец выронил монеты, и те радостно запрыгали по камням, вызванивая желания.

Голодранец кинулся собирать деньги.

Обрубок с трудом вернулся в вертикальное положение и вытаращил глаза на эдакое богатство.

— Сволочь, подай, Христа ради!

Голодранец насупился:

— Не видишь, что ли, с кем разговариваешь?! Я такой же нищий, как ты! В кулаке все мои деньги.

Обрубок профессионально всхлипнул:

— А у меня в кулаке ничего нет! И ног у меня нет, а у тебя их вон сколько!

— Половинка прав! — вздохнул голодранец. — Я хоть и нищий, зато при руках, при ногах, а у бедняги всего половина. Я против него Аполлон Бельведерский.

— Держи! — голодранец протянул инвалиду пару монет и, закинув шарф за спину, господином зашагал дальше.

Обрубок расцеловал монетки, хохотнул и, мощно отталкиваясь от земли, помчался по улице.

На повороте калека чуть не сшиб чье-то туловище. Оно задумчиво шагало, засунув руки в карманы, натыкаясь на стены и на людей. Ощупав инвалида, туловище сказало:

— Подай, Христа ради, бедному туловищу, потерявшему голову от несчастной любви.

Калека завопил:

— Ты же не видишь, с кем разговариваешь! У меня ног нету, культяшки! Хорошо еще мужское достоинство не пострадало, одна радость в жизни осталась, правда, с трудом! И ты говоришь мне «подай»! Тьфу на тебя! Самому пару монет дали позабавиться с девушкой!

Туловище зарделось:

— О девушках могу только мечтать. Да и мечтать, если честно, нечем.

— Вот беда-то у человека, — смахнул слезу калека. — У меня нет каких-то двух ног, все остальное при мне! А эта бестолочь без головы, считай, все органы псу под хвост — погремушки!

— На! — инвалид вложил в руку туловища монету. — Погуляй за мой счет!

Туловище благодарно закивало и пошло куда глаза глядят, хотя глаз у него не было.

Калека вздохнул:

— Денег, конечно, жаль. На одну монету целую девушку не пригласишь. А с другой стороны, когда еще подашь милостыню! Сделал доброе дело — зачтется. Грехи замолил, теперь и погрешить можем всласть!

А туловище бредет, на всех натыкается.

На углу голова лежит, подаяние просит. Волосы русые, глаза голубые. Как такой симпатяге откажешь! Да еще горе у нее вон какое!

Кидают монеты, голова ртом ловит, за обе щеки запихивает. Довольная. Еще бы.

Полный рот денег!

И тут туловище ногой ка-ак голову поддаст! Голова покатилась, деньги сыпятся, крик. Туловище споткнулось, по земле шарит руками, монетки хватает и по карманам, по карманам. Без головы, а соображает!

Голова деньгами плюется:

— Что ты сукино туловище делаешь, а?!

А оно знай зудит:

— Подайте, Христа ради, бедному туловищу, потерявшему голову от несчастной любви!

Голова аж поперхнулась деньгами:

— Это ты-то несчастное?! Кто ж тогда я! У тебя руки, ноги, задница, прочие органы и тебе плохо?!

Туловище захныкало:

— Но без головы я же не знаю, как этим пользоваться. Хожу под себя, а под кого же еще?! Могу пойти куда хочу, а куда я хочу?! Любая баба моя, но не знаю какая!

Голова от злости завертелась волчком:

— Но ты все можешь, а мне нечем! Ходить под себя и то не могу! Бабу вижу, хочу, знаю как, а как?! Пинка дать под задницу не могу! Ни задницы у меня, ни пинка! А ты еще ноешь: «Подайте, Христа ради!» Побойся бога! Счастливчик!

А туловище свое гнет:

— Подайте, подайте…

Голова задумалась:

— Сплюну-ка пару монет. Пусть подавится. Верно говорят: помоги ближнему! Раз кому-то помог, значит, ему хуже чем тебе. Выходит, тебе чем ему лучше! За то, что кому-то хуже чем тебе, последнее отдать можно!

Голова сплюнула деньги, покатилась по земле, по камням, набивая шишки, радуясь жизни и улыбаясь во весь рот. Потому что пока у тебя есть рот, не улыбаться им глупо. Эх, научиться бы ценить то, что у тебя есть, пока оно есть, а не потом, когда нету!

Охрана

Одни воруют, потому что хотят жить лучше, другие воруют оттого, что просто хотят жить. Сегодня, засучив рукава, тащат все: от варенья, до банки из-под варенья, которую можно продать.

А у меня дачка не бог весть какая, но если разобрать по кирпичику — сумма! Пять лет строил, недоедал. Так что, это все без боя отдать?

Летом-то дежурили с ружьями, а зимой, когда никого не будет? Естественно, на охране народ чокнулся.

Кто во что горазд: колючая проволока на заборе, волчьи ямы, замки, запоры, капканы, мигалки, ревуны. К сентябрю линия Майергейма получилась! Мне повезло: сосед, Михалыч, мужик смекалистый, он и себе и нам напридумывал всякого. Ток пустил по проволоке, причем, какое-то там реле с прерывателем, все время потрескивает, и в ночи видно, как по проволоке искра мечется в поисках жертвы.

Жуть!

Не скажу где, а то вы с места сорветесь, достал Михалыч взрывчатку, туалет заминировали и подходы к дому. На окнах секретки — если кто решетку взломает, за раму схватится, там крохотные иголочки, а на кончике — яд! Так что, милости просим! Ну а кто замок выломает, в дверь войдет — его ждет сюрприз. Планочку заветную не отвел, только дверь распахнул, тут гарпун на пружине сквозь тебя — фить! Так что, извини, по второму разу не сунешься. Словом, к зиме подготовились. Один только Петрович, старый лентяй, со своей хибарой, как бельмо на глазу: ни решеток, ни замков, дверь на одной сопле держится.

На зиму уезжали спокойные. Только смертник, камикадзе с голодухи сунется.

По первому снегу в ноябре решили проверить. Подъезжаем и чуем неладное.

На снегу следы, вещи раскиданы. Кинулись по домам. С горя о предосторожности позабыли. Тимофеич на своей же проволоке сгорел, за искру ухватился. Митрюхины на родном минном поле подорвались. Сигналова в волчью яму ухнула, а там волк неделю без пищи!

Я к своей избе подбегаю. Окна выбиты. Обнесли! Влетел на крыльцо, про гарпун-то забыл, дверь на себя дернул. Мама родная! Как он просвистел под мышкой и кроме соседа никого не задел — загадка!

Бог ты мой, внутри что делалось! Все вверх дном, будто искали чего-то. Но на первый взгляд вроде все здесь, учитывая, что в принципе, брать-то нечего.

Считай, последнее в охрану вбухали.

Смотрю: на столе записочка ножом приколота: «Что же ты, сука, столько нагородил, будто внутри все из золота, а ни хрена нету! Сволочь нищая!»

Обнесли всех в садоводстве.

Один дом не пострадал. У Петровича, как была дверь на сопле, на той сопле и болтается. А он, ненавистный, хохочет: «Хочешь жить в безопасности — позаботься об охране соседа!»

Вишенки

Одному богу известно, сколько эта вишня порожняком простояла. Выскочит летом, десятка два ягод как прыщи, без бинокля и не видать. А в этом году словно очнулась: ягодами усыпалась от и до.

Жара, ягода светом-теплом наливается, на глазах краснеет, как девушка, будто при ней кто-то матом, честное слово. Я прикинул: ведра три будет минимум, а максимум — всю зиму варенье ложками ешь. Картошка с вареньем — как-нибудь до весны дотяну. Смотрю на вишню-кормилицу, не нарадуюсь. Но не я один. Дрозды уголовные на юг пролетали, сверху ягоды засекли, вниз попадали. Мол, чего переть в Африку, если тут все накрыто! Но неспелую клевать не хотят. На проводах расселись, как в ресторане, ждут, когда блюдо поспеет! Я посчитал: дроздов на проводах тридцать штук. Банда! Хоть в милицию звони. И начались бои местного значения. Только дрозды на вишню спикируют — я из дома с топором. Они из листьев фырш-фырш! Я в дом — дрозды на вишню, я за топор — они на провода!

Я с каменюгами! С третьей попытки попал! Никогда не думал, что дрозды матерятся. Оказалось, соседу лапу предпоследнюю перебил. Дрозды от хохота чуть с проводов не попадали. А я в армии служил подрывником. Решил — взорву на фиг!

Черт с ней, с вишней, с женой, с дачей, но дроздов окаянных положу как врагов народа!

Тут сосед присоветовал: старинное средство — пугало. Сам бы оформился, да перед соседями стыдно. Из досок сбил крест, нацепил китель деда в чине полковника, с жены юбку из крепдешина содрал, вместо головы пригвоздил тыкву, глаза — перегоревшие лампы, в левую руку швабру, в правую — лом. На конкурсе пугал мое бы первое место заняло! Бабки замертво падали, а дроздам хоть бы хны!

Под мышками у полковника внаглую вжик-вжик! А каждый вжик — ягодка!

Сосед сказал: птица, в виду того, что мозг в клюв ушел, шарахается от всего блестящего и шумливого, типа фольги. Приволок коробку с елочными игрушками, на ветках развесил мишуру, дождик, шары серебристые, внизу Деда Мороза определил, словом, не вишня — новогодняя елка образовалась. Сосед с бодуна приперся с шампанским и в валенках. Дрозды опешили, головами мотают — какой Новый Год, когда вокруг июль, жара сумасшедшая. Чирикают, совещаются: пока снег не выпал, надо срочно устроить налет. А я мимо иду, но все слышу.