Ни художник, ни император не могли объяснить, что значит это изображение, но Михаил Каталакт являл собой великолепное зрелище, когда двумя днями позже отправился в новой короне с крыльями по бокам, хищным клювом спереди и львиным хвостом сзади венчаться со стареющей императрицей.
Это была последняя церемония, в которой харальдовы варяги принимали участие, прежде чем отправиться в поход на отдаленные острова, поэтому они изо всех сил старались оставить о себе добрую память и даже продержались трезвыми до самого захода солнца. Это далось им с трудом, так как гвардейцы-булгары начали праздновать императорскую свадьбу с самого утра.
В полдень Эйстейн подошел к Харальду в трапезной зале и сказал:
– Если мы хотим свести счеты с чернорожими булгарскими обезьянами, сейчас самое время этим заняться. Они валяются по всем улицам и закоулкам, не в силах пальцем пошевелить, не то что поднять копье.
Харальд сурово взглянул на него:
– Эйстейн, друг мой, я отлично понимаю твою мысль. Спасибо, что сказал, но если я решу, что пора посчитаться с булгарами, я позабочусь о том, чтобы они были трезвые и числом втрое превосходили северян. Я свожу счеты только так и никак иначе.
Эйстейн сын Баарда упал на колени и проговорил, прижавшись лбом к башмаку своего командира:
– Харальд, мне стыдно. Если я еще раз скажу подобное, можешь поучить меня уму-разуму тем же способом, каким учил Гирика из Личфилда.
Харальд поднял его и весело сказал:
– Эйстейн, старина, мы многое повидали вместе. Одного нам никогда не увидеть – конца нашей великой дружбы. Пойди, скажи варягам из третьей роты, чтобы сегодня надели шлемы как положено. Они датчане и, чтобы хоть чем-то отличаться от англичан, сдвигают шлемы чуть ли не на затылок. Сам я побаиваюсь идти к ним, как бы они меня чем не шарахнули за такие указания. Так я рассчитываю на тебя?
Эйстейн ответил, посуровев:
– Если какой из данов посмеет не выполнить твой приказ, одним даном на земле будет меньше, уж я об этом позабочусь.
Он направился было к выходу, но Харальд окликнул его:
– Будь с ними помягче. Они неплохие ребята, хоть и бывают не в меру упрямы.
Вечером, когда уже затихал городской шум, за Харальдом послал Михаил Каталакт. Новый император принял его в небольшой внутренней комнате без окон.
Парадные одежды базилевс уже снял и сидел за роскошным столом из серебра с инкрустацией из яшмы и аметистов в одной тонкой полотняной рубахе. Даже свою новую корону он отложил в сторону.
Когда командир варягов прибыл, император, оторвавшись от бумаг, улыбнулся ему и сказал:
– Не кланяйся, не надо, Харальд. А я, с твоего позволения, не буду приветствовать тебя стоя. Сегодняшние церемонии совершенно измучили меня. Если мне удастся пробыть императором достаточно долго, я непременно сокращу церемониал. Он ужасно нудный и делает Византию посмешищем в глазах других народов. Что скажешь?
Харальд хотел было честно сказать, что думает по этому поводу, как вдруг заметил в глазах у императора странный янтарный блеск. Ему почему-то сразу вспомнился лежащий в засаде возле овчарни волк, которого он видел в Курляндии. Поэтому он промолвил лишь:
– Каждый народ имеет право блюсти свой обычай. Я лучше разбираюсь в боевых топорах, чем в церемониале. Как мне советовать тебе в таком деле?
Михаил Каталакт улыбнулся как-то криво и своей рукой налил Харальду вина. Но норвежец покачал головой и сказал:
– Государь, я умру от стыда, если пригублю чашу прежде тебя. Не позорь меня, пей первый.
И он протянул чашу императору, который ошарашено на нее уставился. Потом, через минуту, не раньше, базилевс произнес, качая головой:
– Ты умен, Харальд. К чему нам пить, да еще такое плохо выдержанное вино, нам, которые поклялись друг другу в вечной дружбе. Смотри, я выплескиваю это паршивое вино.
Харальд незаметно отступил чуть в сторону, чтобы вино не попало ему на ноги.
Глаза Михаила вдруг снова приняли волчье выражение.
– Харальд Суровый, скажи мне как мужчина мужчине, что ты подумаешь обо мне, если вдруг услышишь сплетни о том, что это я отравил старика Романа?
Харальд ответил, глядя ему прямо в глаза:
– Думаю, я доверял бы тебе ничуть не меньше, чем раньше. Такие сплетни не могут изменить моего мнения о государе.
Михаил Каталакт поднялся из-за стола.
– Это все, что я хотел знать. Я вижу, что у моих варягов во всех отношениях достойный командир. Покойной ночи. Хорошенько выспись перед дальним походом.
Выходя с поклонами из комнаты, Харальд заметил, что лежавший на полу пергамент, на который попало вино, потемнел и скрючился.
– Покойной ночи, государь, – проговорил он. – Желаю тебе спать так же крепко, как я.
Провожаемый все тем же волчьим взглядом базилевса, он затворил дверь и тут же резко обернулся, как раз во время, чтобы уклониться от удара кривым мечом стражника-булгара. Меч просвистел у него над головой. Харальд тут же ухватил булгара за ворот кольчуги и с силой шарахнул его о каменную стену. Тот без чувств повалился на пол, а Харальд поднял булгарский меч, согнул его об колено и надел стражнику на шею, наподобие ошейника. То-то булгар удивится, когда придет в себя. (А это будет очень и очень нескоро.)
Полюбовавшись делом своих рук, Харальд отправился в казарму.
ЗОЛОТАЯ ЦЕПЬ
Ульв и Халльдор не спали. Оба сидели на ложах, нервно поглядывая на свое развешенное на стене оружие. Завидев Харальда, они вскочили.
– Как хорошо, что ты вернулся живой и невредимый! – сказал Ульв. – Тебе не следует доверять этому типу, императору.
Харальд стянул кольчугу и со смехом улегся в постель.
– Что вы все кудахчете надо мной, как наседки над цыпленком? Что до императора, то он, вроде, не особенно вредный. Нельзя, братцы, всегда думать о людях плохо.
Он повернулся лицом к стене и тут же уснул.
На следующее утро, когда варяги готовились отправиться в порт Контоскалий для погрузки на галеры, в казарму явился старший камерарий в сопровождении протостатора[11] с ларцом черного дерева в руках. Оба поклонились Харальду. Он как раз возился со шнуровкой поножи, так что не обратил на них особого внимания, только дружелюбно кивнул.
Старший камерарий с важностью изрек:
– Нас послал к тебе император мира. Он сожалеет, что тебе вчера была устроена засада. Негодяй-булгар уже получил по заслугам.
Харальд на минутку отвлекся от шнуровки.
– Обидно, что бедняга дважды понес наказание за одну и ту же ошибку. Ни от кого, даже от булгар, нельзя требовать уплаты долга в двойном размере. Надеюсь, он хорошо себя чувствует.
Исполненный сознания важности своей роли как посланца императора, протостатор сухо сказал: