все понял гораздо раньше и лучше нас. Он на следующий день собрал нас, своих «близких», в своей «резиденции» — в большом зале, до Катастрофы бывшем офисом какого-то серьезного банка — и сказал то, что не только у меня, но и у многих вызывало беспокойство:
— Так, друзья мои! Знаю, что я скажу сейчас то, что у многих на уме. Слыхал даже, что некоторые шепчутся за моей спиной, что, дескать, я взял на себя функции лидера, а веду народ куда-то не туда. Что работа наша здесь, и вообще в наших краях бессмысленна, что нам ничего не противопоставить глобальному изменению климата, хоть мы пупы надорвем на работе. А знаете что? — тут он обвел нас своим серым, стальным взглядом, — я с ними согласен!
Наша небольшая толпа загудела, потом многие зашикали, и мы, затаив дыхание, стали слушать дальше:
— Да, — продолжал Артем, — я совершенно согласен. Думаю, что я пришел к этому выводу раньше многих из вас. Климат Земли изменился, и мы должны с этим смириться. Так же, как миллионы лет назад наши предки смирились с похолоданием и надвигающимся ледником, и отправились жить на юг, так же и мы должны смириться с жарой, обезвоживанием и опустыниванием земель средней полосы и двинуться на север!
Идти на юг, понятное дело, совсем бессмысленно! Еще лет десять назад это были плодороднейшие земли, теперь же там все превратилось в выжженную пустыню, не подлежащую восстановлению. Единственный способ восстановить жизнь в более или менее сносных условиях — уходить на север, куда-нибудь ближе к Северному Полярному кругу. Только эти области еще остаются пригодными для проживания на нашей быстро разогревающейся планете.
Вчера ко мне пришли несколько человек из Архангельска, — продолжал Артем, глядя на нас своими серыми стальными глазами. Причем в его взгляде не было ничего специально пугающего или мрачного — просто несомненная твердость, воля и ум, светившиеся в его глазах, вызывали совершенно осознанное и добровольное желание ему подчиняться. — Там у них, на Севере, воздух более или менее чистый, реки, конечно, обмелели, но вода в них все же есть, а если запустить установки по опреснению морской воды, то можно будет жить. У них самих нет достаточных сил и знаний, чтобы обновить жизнь в городе и обустроить ее на новый, технологичный, современный лад. Они предлагают переселиться в их края тем из нас, которые не боятся тяжелой работы, бытовых неудобств и всякого рода лишений, тем, которые молоды и сильны. Там мы сможем — обратите внимание — не постараемся, а именно — сможем! — восстановить то, что разрушено за годы наводнений и пожаров, и дать толчок развитию новой жизни, новой цивилизации. Итак, те, кто уверен в своих силах, предлагаю последовать за мной!
Помню, мы все, как один, восторженно загудели, послышались одобрительные крики и даже аплодисменты. Но наш Добрый Друг Артем жестом прекратил изъявление восторгов, и крикнул:
— А ну, потише! — и, когда все притихли, продолжил, — здесь не театральные подмостки и сейчас не время для аплодисментов и восторгов. Наш исход отсюда — не пьеска для забавы зевак и бездельников! Готовьтесь к тяжелой, напряженной работе — работе для настоящих мужчин и сильных женщин!
И мы стали готовиться к исходу. Слава нашему ДД, его стратегическому уму, его поистине железной воле. Прежде всего, он велел кинуть все силы на восстановление железных дорог. Не сразу нам удалось это сделать, но в числе наших приверженцев оказались квалифицированные железнодорожники — инженеры и машинисты, и через месяц-другой железнодорожное сообщение северных направлений удалось восстановить. Один за другим отправляли мы на обетованную северную землю товарные и пассажирские составы, загружая их под завязку людьми, водой, топливом и разнообразным оборудованием.
В сгоревшей смрадной Москве мы оставляли немощных, неизлечимо больных, стариков и тех слюнтяев, которые не хотели их бросить. Они изо всех сил цеплялись за отжившие и вредные идеи какого-то абстрактного милосердия и напрочь отвергали ДД и его главную идею — выжить должны те, кто этого достоин! Впрочем, многие из тех, кто не пожелали тогда покинуть своих доходяг, присоединились к нам позже, испытав на собственной шкуре ошибочность своих прежних воззрений. Иссушающая жара, голод и жажда — хорошие учителя, они умеют вправить мозги даже самым упертым. Эти великолепные наставники у кого хочешь отобьют охоту к разглагольствованиям на тему призрачной «любви к людям», и во всем великолепии явят могущество неоспоримого постулата: «выживает сильнейший», то есть тот, кто крепок, здоров, силен, психически и морально устойчив, кто не поддается на пустые, отжившие разглагольствования о «доброте», «милосердии» и «сочувствии»!
Когда первый десант из нескольких тысяч человек прибыл в город, который в те годы носил название Архангельск, мы начали практически с нуля строить нашу страну. Архаическое название города было образовано от каких-то крылатых небесных созданий, в которых всерьез верили люди в незапамятные времена. Но мы-то сразу стали называть его «Новая столица», а теперь, спустя полвека, он носит официальное название «Столица мира», и это — не просто название города, а истинная и непреложная реальность. Отсюда пошла вся современная цивилизация, ведь буквально через несколько лет со дня того памятного десанта повсюду в высоких широтах на Евразийском и Североамериканском континентах стали возникать города, созданные по образу и подобию нашей Новой столицы.
Мы стали работать одновременно по всем фронтам, но прежде всего, конечно, воздвигать нашу новую столицу. Город Архангельск и его окрестности были практически полностью разрушены, поскольку растаяла вечная мерзлота, которую всегда учитывали при любом строительстве на тех территориях. Но нам это сыграло на руку — строительство теперь велось семимильными шагами, и буквально лет за двадцать мы смогли построить вот этот прекраснейший город, вид на который открывается сейчас из моего окна.
Я облокотился на стол и спрятал лицо в ладонях — так мне всегда было легче сосредоточиться. Воспоминания мелькали в голове, как красочные картинки.
Особенно трудными были, конечно, первые 10 или даже 15 лет нашей северной эпопеи! Возродить полноценную жизнь после того ущерба, который нанесла цивилизации Катастрофа — все равно, что пытаться строить дом на разрушенном фундаменте. Помню себя в те первые годы нашего подвига (другого слова и не подобрать). Вконец измочаленный после рабочего дня я почти без памяти падал на постель и тут же проваливался в крепкий, бесчувственный, без сновидений сон! Должен сознаться: иногда бывало,