– Ты, мудак, хоть понимаешь, с кем на встречу идешь?
– Ну, со спецназом, – не слишком уверенно промямлил Митя и добавил через паузу: – Только Хаттабыча все равно не будет, я серьезно, его из АГС в подмышку…
Лицо Примакова озарилось идиотской улыбкой. Он долго молчал, массируя большим и средним пальцами надбровные дуги, а потом сказал почти ласково:
– Уйди, Митя. Уйди на хуй. Над нашей психбольницей реет вертолет…
Завьялов ничего не понял, но на всякий случай решил больше ничего не переспрашивать, отдал честь и вышел из палатки.
А Примаков еще долго сидел над картой, сопел, потирал грудь и матерился. Отошел он, впрочем, без валидола, встал и вышел на воздух, где практически столкнулся с Самохваловым. Майор мгновенно оценил погрустневший взгляд Примакова и ничего не стал спрашивать, коротко кивнув:
– Понял!
Полковник достал сигарету, размял ее, прикурил от зажигалки Самохвалова и вздохнул:
– А раз понял… Числов! Где он?
– Да ищут, – с досадой отозвался майор, – где-то тут был только что.
– Да-а, – философски заметил Примаков, выпуская дым ноздрями. – Весело тут у тебя. То лейтенанты, которые встречи с Хаттабычами не боятся… То цельные капитаны пропадают прямо в расположении… Его что – собаки ваши съели?
Самохвалов отмолчался. Примаков горько вздохнул:
– М-да… Кликни хоть бойца, умоюсь, пока Числова ищут…
Между тем полковник почти угадал насчет Числова и собак – но с точностью до наоборот. Капитан Числов сидел на корточках за камбузом и кормил тушенкой из банки Рекса. Пес свиную тушенку не столько ел, сколько пытался облизать руку Числову. Капитан улыбался и заглядывал псу в глаза:
– Наглая ты псина, Рекс. Мусульманин, что ли? Свинину не жрешь… Совсем оборзел в корягу…
Рядом с Числовым стоял плотный солдатик лет девятнадцати и гораздо более умильно, чем пес, поглядывал на тушенку. В руках солдатик вертел маленький радиоприемник. Капитан поднял на бойца невеселый взгляд:
– Ну что смотришь, как мышь из-под веника? Тушенки хочешь?
Солдатик сглотнул слюну, но покачал головой:
– Не… Я не потому, товарищ капитан… Просто я собачий язык изучаю. Я его, товарищ капитан, почти изучил. Еще на гражданке, когда в зоопарке работал…
– В отделе грызунов? – усмехнулся Числов. – За это тебя Грызуном прозвали?
Грызун пожал неопределенно плечами и продолжил свою мысль:
– Между прочим, товарищ капитан, лексика боевых собак очень сильно отличается от лексики, скажем, болонок…
Числов хмыкнул:
– Все как у людей. Тоже – лексика.
– Не все, – не согласился Грызун. – Собака вам никогда не завернет фигу в кармане. Только надо их язык понимать. Вот Рекс, к примеру, ест и прямо говорит: «Говно – ваша тушенка, товарищ капитан. Жир один. Ем исключительно из любви и уважения к совместному боевому прошлому».
Капитан рассмеялся:
– И откуда ты такой умный и грамотный, а, Грызун?
Грызун улыбнулся в ответ:
– А то вы не знаете, товарищ капитан. Из Питера я. За «Зенит» болею. А вы, товарищ капитан, за кого болеете? Давно хотел спросить, а пацаны – кто что говорят…
Числов перестал улыбаться, потер щеку и снова попытался поймать взгляд Рекса. После короткой паузы он ответил:
– А я, друг мой, за себя болею. Причем чем дальше, тем больше.
В этот момент за камбуз заглянул запыхавшийся боец, увидев Числова, он облегченно выдохнул и заголосил:
– Товарищ капитан! Товарищ капитан!
Числов поднял на него глаза:
– Чего орешь-то? Аж пес присел! Ну, я – товарищ капитан… И?…
– Боец глотнул воздуха:
– Товарищ капитан, вас срочно ротный ищет. И Примус с ним…
Числов заломил бровь, и солдат тут же поправился:
– В смысле – и товарищ полковник Примаков! Срочно!
Числов извиняющимся жестом развел руками перед мордой Рекса, отдал банку с тушенкой Грызуну, неторопливо поднялся, ловко одернул обмундирование и пошел за солдатом к штабной палатке. Грызун дождался, пока они немного отойдут, и, скорчив Рексу рожу и вздохнув, начал докармливать пса прямо пальцами из банки…
Тем временем, пока Числов шел к штабной палатке, умывавшийся Примаков натолкнулся взглядом на живописную группу из пяти невероятно грязных солдат, которые с оружием и стокилограммовыми комьями глины на ногах плелись прямо на него. А это были бойцы из взвода Панкевича – питерец Серега Родионенко, за угрюмость получивший кличку Веселый, москвич Андрей Мургалов – Маугли, ростовчанин Аркадий Азаретян, которого звали Арой и у которого акцент появлялся лишь тогда, когда он сам этого хотел, Ваня Коняев из Псковской области и по прозвищу, естественно, Конюх и узкоглазый сержант Пимен Николаев, известный больше как Тунгус.
Перехватив оживившийся взгляд Примакова, Самохвалов вздохнул, а полковник, стряхивая брызги с лица, молодецки гаркнул:
– Это что за красавцы? Подразделение армии Наполеона, отступающего к Березине?
Сержант Николаев подтянулся и как мог доложил:
– Товарищ полковник, секрет в составе пяти человек прибыл в расположение роты. Разрешите начать приводить себя в порядок?! В стогу ночевали…
Примаков резво обернулся к майору. Самохвалов страдальчески закрыл глаза.
– В каком стогу?! Какой секрет?! Самохвалов?! Ты же докладывал, что все сто процентов сжег? В каком стогу, сержант? Отвечай, ядрен-батон!
Тунгус уже понял, что сболтнул что-то лишнее, но теперь уже деваться было некуда:
– Да здесь рядом. По дороге. В километре с небольшим.
Примаков засопел и снова повернулся к Самохвалову:
– Ты же докладывал, что по дороге сжег все стога на пять километров… А эти – что?!
Самохвалов катнул желваками под щеками, но сдержался:
– Этот стог я специально оставил, вроде приманки. А рядом – секрет.
Полковник потряс несогласно головой:
– Дорога чья?
– Старшего лейтенанта Панкевича…
– А-а-а-… малахольного этого, который баранов давит у мирных граждан… А ну-ка, сержант, вызови-ка его срочно!
Самохвалов вздохнул. Он уже понял, что, скорее всего, будет цирк, только грустный. Когда полковников «несет», цирк редко бывает веселым.
Тунгус пошлепал к палатке старшего лейтенанта Льва Панкевича, который еще на первом курсе воздушно-десантного института в Рязани получил погоняло Рыдлевка – так он привычно по-белорусски назвал выданную лопату. Ну, кличка и прилипла сразу. Левка-Рыдлевка. Да к тому же и рожа у Панкевича была действительно плосковатой и какой-то простоватой. Это если в глаза не всматриваться…
Старший лейтенант подшивался в своей палатке и угрюмо слушал доклад сержанта Бубенцова, сидевшего рядом с ним на дровах. Бубенцов выкладывал одну «пилюлю» за другой, а Рыдлевка невозмутимо подшивался:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});