Она действительно говорит это? Она и правда приготовилась пройти через все это? Она так решила, придя сюда.
Эстрелла собрала все силы, какие у нее остались.
— Вот именно.
— Вы хотите, чтобы я женился на вас?
— Да, хочу.
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Рамон, пожалуйста!
Только это Эстрелла и смогла вымолвить. В его глазах она встретила недоверие.
— Это шутка, да?
— Н-нет.
Уверенность, которая переполняла ее еще совсем недавно, сменилась чувством потерянности.
— Я вовсе не шучу.
— Так вы это говорите серьезно?
Рамон вскочил на ноги и быстро заходил по комнате. Звук его шагов на лакированном деревянном полу отдавался нервными отрывистыми ударами в ее сердце.
— Почему, черт возьми, вы предлагаете мне это? Что за сумасшествие…
— Это не сумасшествие. Я все хорошо обдумала.
Отчаяние заставило ее решиться произнести эти слова. Рамон замолчал и уставился на нее. Ей надо быть с ним на равных и смотреть ему прямо в глаза, а не снизу вверх. Поэтому Эстрелла заставила себя встать и сделать пару шагов ему навстречу.
— Это не сумасшествие, Рамон! Это должно сработать — вы получите вашу телевизионную компанию, а я…
— Вот именно этого я и не понимаю. Что получите вы?
— Свободу.
Одно простое слово, но как много оно значило для Эстреллы.
— Свободу?
— Да. Вы видели моего отца, он отчаялся выдать меня замуж, чтобы восстановить доброе имя семьи, которое, как он считает, я запятнала.
— Кажется, вы, неплохо расправлялись с женихами. Вы ведь отказывали каждому, кто просил вашей руки.
— Но вы не знаете всего.
Ее ноги внезапно ослабели. Она шагнула назад к большому кожаному креслу у камина и присела на подлокотник.
— Вы же не видите, что происходит, когда мы остаемся с отцом вдвоем. Мне приходится выслушивать долгие нотации, мириться с его яростью, когда он говорит, сколько неприятностей я ему приношу и как позорю семью. Я всячески пыталась образумить его, уговорить оставить меня в покое. Он не унимается и по-прежнему пытается выдать меня замуж, предлагая деньги этим мужчинам, чтобы они сделали мне предложение. Вы бы только видели их, когда они приходят предлагать мне руку и сердце. Как мерзко они разглядывают меня, словно я скаковая лошадь на аукционе. И думают, стоит ли предложенная им сумма женитьбы на женщине со столь ужасной репутацией. Я так устала от подобных сцен, Рамон. Это слишком унизительно.
— Тогда сделайте что-нибудь.
— Вот я и хочу сделать.
Эстрелла попыталась улыбнуться, но черты ее лица не смягчились.
— Я хочу раз и навсегда прекратить все эти брачные игры. А единственный способ добиться этого — поступить так, как этого хочет мой отец. Если я выйду замуж, и у меня появится кольцо на пальце, а вдобавок заслуживающее уважения имя, то люди, наконец-то, забудут о моем прошлом. И главное — отец оставит меня в покое.
— Но у вас не будет жизни в этом настоящем.
— Понимаю. Неужели вы считаете, что я об этом не подумала? Эта мысль крутилась в моей голове постоянно, мне уже даже стало казаться, что я схожу с ума. Вы думаете, я не пыталась найти другое решение?
— Но почему я?
— Я вам говорила, что…
Но Рамон хотел большего. Эстрелла видела это по его лицу. Но не была уверена, что может ему сказать всю правду сейчас.
— Я говорила, что… — повторила Эстрелла безнадежно.
— Скажите еще раз.
Рамон двинулся в сторону Эстреллы. Он наклонился над ней, положив одну руку на высокую спинку кресла, другую на подлокотник, где она сидела. Попав в этот капкан, она не могла теперь пошевельнуться.
Рамон стоял так близко, что она чувствовала тепло его кожи, и ее ноздри затрепетали от лимонного запаха мужской туалетной воды.
Его бедра находились рядом с коленями Эстреллы. Она с трудом сдерживалась, чтобы не прикоснуться к нему.
В этот момент Рамон взял Эстреллу за подбородок и приподнял ее голову резким движением.
А это уже гораздо хуже. Потому что если сейчас она посмотрит вверх, то утонет в серебряных озерах его глаз. Или увидит прекрасные чувственные губы, которые целовали ее только один раз, и которые она никак с тех пор не могла забыть. Этот поцелуй свел ее с ума от желания, и это сильное, горячее желание возникло теперь вновь только от одного воспоминания.
— Объясните мне, что вы получите от этого! Ї приказал Рамон.
Жесткий, резкий тон подействовал на Эстреллу, словно ушат холодный воды. Все ее романтические грезы тотчас рассеялись.
— Я же говорила — свободу. Я получу свободу.
— И этого достаточно, чтобы привязать себя браком к первому встречному?
— Во-первых, не к первому встречному, а к десятому. А во-вторых, этот встречный — вы.
Рамон со свистом выдохнул, было видно, что он пытается взять себя в руки.
— А почему я? Я уже спрашивал об этом и буду снова задавать этот вопрос, пока не получу ответа. Почему я?
Ну как же ей ответить на этот вопрос? Надо сказать правду. Это единственный способ. Она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза и сказала:
— Из-за того, что вы сказали раньше. Потому что вы не собирались делать мне предложения, когда мой отец заставлял вас. Вы не пошли на сделку, хотя и мечтали получить телевизионную компанию. И…
— И? — подтолкнул ее Рамон. — И почему?
— Потому, — выдохнула Эстрелла.
Она подняла голову и нежно его поцеловала.
Эстрелла почувствовала удивление Рамона. Он весь напрягся, и страх пронзил ее мозг. Наверное, она делает что-нибудь не то. Неужели воспоминания о том, первом, поцелуе были ошибкой, обманом, который она выдумала, игрой воображения, плодом ее страстного желания. Но секунду спустя его губы ответили на ее поцелуй.
Это была полная противоположность того страстного, почти грубого поцелуя. Но нежный и медленный, он будил схожие чувства. Как будто слабый тлеющий огонь разгорался в теле Эстреллы во всепоглощающее пламя, унося ее в другой мир. Мир чувственности, заставлявший ее голову кружиться.
«О, спасибо небесам» — это была единственная мысль, которая успела пронестись в голове Эстреллы до того, как она совсем потеряла способность думать. Спасибо небесам, она все правильно сделала. Она ничего не придумала, эта дикая, неистовая страсть и правда существовала между ними. Та страсть, которую она помнила и мечтала испытать вновь. Та, что привела ее к этому сумасшедшему плану, который ей так хотелось довести до конца.
Слова Эстреллы еще звучали в голове Рамона, когда она впервые приникла к его губам, и эти слова стали последней здравой мыслью, которую он был в состоянии сформулировать. С того момента, как он почувствовал вкус губ Эстреллы, все его мысли куда-то исчезли, превратились в пылающее месиво, и он не чувствовал больше ничего, кроме ненасытного жара.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});