не доставлю ей такого удовольствия.
Не в этой жизни, Аддамс.
Когда спустя минут пятнадцать шум воды наконец стихает, я чувствую себя практически спокойно. И даже могу оторвать взгляд от светлого кафеля на полу, чтобы увидеть, как изящная рука Уэнсдэй шарит по стене в поисках крючков с полотенцами. Почти непрозрачное стекло душевой кабины надежно скрывает очертания точёной фигурки — и это однозначно к лучшему. Ни к чему мне лишние искушения.
Дотянувшись до полотенца, Аддамс быстро оборачивает вокруг груди белую пушистую ткань и открывает дверцу душевой.
По счастливому стечению обстоятельств, она выбрала самое большое полотенце, доходящее практически до колен. Невольно выдыхаю с облегчением. И хотя её внешний вид по-прежнему чертовски соблазнительный — с мокрых волос цвета воронова крыла срывается капля воды, скрываясь в ложбинке между грудей — но мне удаётся держать в узде свои невовремя разыгравшиеся эмоции.
— Одевайся, — заявляю я самым равнодушным тоном, уверенно выдержав прямой зрительный контакт.
Чертова стерва отчего-то медлит, явно испытывая моё терпение. Ну уж нет, детка.
Я больше не поведусь на твои уловки.
Небрежно подцепляю дулом револьвера лежащие под ногами трусики и делаю два шага вперёд, протягивая ей.
— Я не стану надевать грязную одежду, — Аддамс с вызовом изгибает смоляную бровь, впившись в меня убийственно холодным взглядом. Словно в бездонных чёрных омутах застыли вековые льды Антарктиды.
— Хочешь ходить голой? Я не против, это даже пикантно, — не могу удержаться от колкости.
— Принеси мне другую одежду, хренов извращенец, — её ровный голос так и сочится ядом. Какая всё-таки невыносимая девчонка.
— Это я извращенец? — у меня непроизвольно вырывается ироничный смешок. — Заметь, Аддамс, из нас двоих я единственный, на ком есть трусы. И вовсе не я учинил тут внезапный стриптиз.
Словно в подтверждение сказанного выразительно киваю в сторону крохотного лоскутка чёрного кружева, висящего на дуле револьвера в протянутой руке. Но Уэнсдэй ни на секунду не выказывает смущения — только выше задирает остренький подбородок с едва заметной ямочкой посередине. Её железное самообладание явно будет крепче моего.
Ладно. К черту. У меня совершенно нет времени уговаривать проклятую стерву одеться.
Поэтому просто опускаю руку с оружием, от чего белье Аддамс вновь падает на пол — наплевать, горничная уберёт — и решительно приближаюсь к ней, крепко стиснув хрупкое плечико чуть повыше локтя. Она стреляет в мою сторону едкими угольными глазами с нескрываемым презрением, но держит острый язычок за зубами.
Прекрасно.
Когда Уэнсдэй молчит, она почти терпима.
Если она будет молчать почаще, возможно, мне даже не потребуется обращаться к психологу.
Буквально силком вытаскиваю её в коридор и направляюсь в свою комнату, мстительно сильно сжимая тонкое плечо. Она едва поспевает за моими быстрыми шагами, шлёпая мокрыми босыми ногами по начищенному до блеска паркету. Свободной рукой Аддамс придерживает полотенце, но оно всё равно немного съезжает вниз, слегка обнажая грудь.
Стараюсь не опускать взгляд, целиком и полностью сосредоточив внимание на кукольном личике — одному Дьяволу известно, в какой момент Уэнсдэй решит выкинуть очередной фокус. Лучше не выпускать её из поля зрения ни на минуту.
Но дорога до моей спальни проходит относительно спокойно — если не считать того, что проклятая стерва с явным интересом озирается по сторонам. Словно хирургически внимательно сканирует планировку дома, пытаясь запомнить расположение комнат.
Нехорошо. Совсем нехорошо.
В следующий раз нужно будет надеть ей мешок на голову — незачем Аддамс ориентироваться в окружающем пространстве.
Родовое имение хранит в своих стенах немало тайн — и если они попадут не в те руки или станут достоянием общественности, вся наша семья попрощается со свободой окончательно и бесповоротно. Отец никогда не гнушался применять самые грязные методы, обстряпывая свои дела. И если он будет тонуть, непременно потянет на дно и меня — а такой расклад меня совершенно не устраивает.
Оставив Уэнсдэй на пороге своей комнаты и ни на минуту не спуская с неё глаз, я быстро подхожу к шкафу и наугад вытягиваю из аккуратной стопки вещей длинную небесно-голубую футболку. Уверен, Аддамс будет в восторге от выбора цветовой гаммы — судя по её предыдущему наряду, она не признаёт иного стиля, кроме похоронного.
— Живо одевайся, — небрежно швыряю в её сторону футболку, и не без удовольствия замечаю, как бесстрастное личико едва заметно кривится в гримасе отвращения.
— У меня острая аллергическая реакция на цвет, — у неё хватает наглости спорить. Ну разумеется, иного я и не ожидал. — Особенно на такой тошнотворно-нелепый.
— А у меня острая аллергическая реакция на тебя, — парирую, не моргнув глазом. — Поэтому либо надеваешь это, либо отправишься в подвал в чем мать родила. Кстати, отопления там нет.
Уэнсдэй презрительно фыркает и закатывает глаза — но всё же благоразумие берёт верх над нестерпимым упрямством. Аккуратно придерживая злосчастное полотенце, которое так и норовит соскользнуть на пол, она неловко натягивает футболку прямо поверх него — и лишь после этого пушистая ткань падает к обнажённым ногам.
К счастью, она не стала устраивать очередной акт стриптиза. Неужели сдалась? Вряд ли.
Скорее это затишье перед бурей.
Но всего через несколько минут ей предстоит вернуться в заточение, а я не собираюсь заходить в подвал минимум до завтрашнего утра, поэтому можно ненадолго расслабиться.
Наверное. Надеюсь.
Надежно заперев массивную металлическую дверь импровизированной тюрьмы — и не забыв забрать оттуда туфли, чтобы избавить собственный слух от кошмарной экзекуции — я возвращаюсь в гостиную и достаю из мини-бара непочатую бутылку текилы. Аякс уже прислал сообщение, извещающее о его скором прибытии, так что остаток вечера обещает пройти в приятной атмосфере алкотрипа и азартных игр. Как только я разливаю текилу по стопкам и раскладываю фишки для покера, входная дверь негромко хлопает.
— Салют, бро! — Петрополус сверкает белозубой улыбкой во все тридцать два и вальяжно проходит вглубь гостиной, усаживаясь в кресло напротив меня.
Я коротко киваю в знак приветствия. Друг одобрительно присвистывает, осматривая низкий журнальный столик, и деланно-небрежным жестом ослабляет тёмный галстук.
Аякс не работал ни единого дня в своей жизни — собственно, как и я, нам обоим просто повезло родиться в обеспеченных семьях — но всё равно упорно носит галстук и строгий костюм даже после шести вечера. Просто он твёрдо убежден, что деловой стиль поможет снять в очередном злачном месте очередную симпатичную особу с огромными сиськами и куриными мозгами. Когда-то в юности мы делали это вместе. Но после отношений с Бьянкой я стал более избирательным даже в мимолетных связях — куда приятнее трахать тех, у кого в голове больше трёх извилин. Но