текст несколько раз. Здесь явно какая-то ошибка! Но почти сразу приходит ещё одно сообщение: «Деньги перевёл. Владимир».
На автомате пишу «Спасибо» и еду до нужного этажа. Наверное, здесь и на продукты для Лёши.
– Мы дома! – говорю громко, чтобы меня услышали.
Мою Вальтеру лапы и отпускаю к хозяину, чтобы тот не нервничал. Вешаю свою куртку и захожу в комнату. Алексей гладит здоровой рукой своего любимца. Думаю, что собакотерапия пойдёт ему только на пользу. Только надо как-то задействовать и вторую руку.
– Звонил Владимир. Он сказал, что завтра заедет, – говорю Алексею.
Он поворачивается ко мне и смотрит в лицо. Немного зависаю на его красивых глазах. Взгляд глубокий. Никогда не думала, что по глазам можно читать слова. Но мне кажется, что Алексей «спрашивает»: зачем?
– Он сказал, что сходит в магазин. Поэтому нам надо придумать, что нужно. Главное – купить Вальтеру курицу. Я ему обещала, – зачем-то объясняю.
Общение – вот главная сложность. Если бы Лёша мог сказать, что хочет, или чем ему помочь, было бы намного легче.
– Алексей, а ты можешь писать? – спрашиваю его. В ответ лёгкий наклон головы. Непонятно, это «да, или же всё-таки «нет»? – Ты пробовал?
Лёша отрицательно качает головой.
Странно. Должны же были у него проверить мелкую моторику. Хотя. Это при частном лечении будут заниматься мелочами, а в общем отделении – угрозу жизни сняли, и до свидания.
Достаю телефон и кладу перед Алексеем.
– Буквы помнишь?
Утвердительный кивок.
– Попробуешь что-нибудь написать? «А» например?
Алексей пытается нажать на дисплей, но клавиатура слишком мелкая, и у него не получается попасть на нужную кнопку. После нескольких безуспешных попыток он отворачивается в окно. Расстраивается, хоть и старается не показывать этого, скрывая эмоции за холодным непроницаемым выражением.
– Не переживай! Завтра мы попробуем на планшете. Там и клавиатура больше, и экран не будет так гаснуть, – решаю приободрить, но Алексей не реагирует. Опять.
Он напряжён. Может и хорошо, что он пока не может говорить, а-то послал бы меня куда подальше со всеми этими буквами!
Глава 6
Алексей
Помню в детстве, мне до одури хотелось самому прокатиться на мотоцикле. Это было какое-то одержимое, необъяснимое желание. Но тётя Ира категорически запрещала нам с Сашкой подходить к гаражу. Я видел, как Сашка тайком от родителей стягивает ключи, и когда тёти Иры и дяди Антона нет дома, катается. Двоюродный брат остался в моей памяти беззаботным, весёлым и самым классным. Между нами всего год разницы, но он никогда не показывал своего превосходства, и у меня не возникало даже мысли его «сдать». Уже потом, когда он разбился, я долго думал, как бы всё сложилось, если бы я рассказал тёте Ире про мотоцикл?
Дядя Антон после похорон единственного сына спился. Тётя Ира плакала, пыталась его вразумить, но всё было бесполезно. «Сгорел от горя» – так говорили бабушки на его похоронах, но тётя Ира говорила, что её муж сгорел от водки.
Мне было тогда четырнадцать. Я – это всё, что держало тётю Иру на этом свете – говорила она. Тогда я не понимал, что это значит. Родителей своих я не помнил, а тётя Ира никогда про них много не рассказывала. Мой отец, по словам тёти Иры, тот ещё кобелина, так и не узнал о моём рождении, а мама, пытаясь устроить в который раз свою личную жизнь, разбилась на машине с очередным любовником, оставив меня своей старшей сестре.
Тёти Иры не стало, когда мне исполнилось двадцать. Я учился на втором курсе политехнического университета, жил в общежитии и уже подрабатывал. Она позвонила и попросила приехать домой на выходные. Я смог приехать только утром. Тётя Ира сидела за столом, опустив голову на руки, и казалось, что она просто спит. Но она не дышала. В её руках была фотография молодого мужчины, которую раньше я никогда не видел. Кто это, я так и не узнал. Потому что узнавать было не у кого.
Большой дом, ставший давно пустым, был продан. Я перебрался в город, купил эту квартиру, а вскоре завёл Вальтера.
Вальтер кладёт морду на мою ногу. Глажу его по голове, пытаясь унять клокочущую злость в груди. Почему эта девчонка не оставит меня в покое? В её возрасте нужно бегать на свидания, а не возиться с таким… как я.
Я чувствую, что она не ушла, сидит рядом, заставляя сжиматься от раздражения. Вот чего прицепилась?
Прошло всего-то каких-то полдня, а мои эмоции прыгают то вверх, то вниз. Начиная от безумной радости и заканчивая необъяснимой злостью. На себя, на неё, на всех женщин. Невольно вспоминаю Марину, и уровень ожесточения просто зашкаливает, приблизившись к опасной, красной отметке. Это некая формула мазохизма, но я раз за разом заставляю себя повторять слова, брошенные ею перед уходом: «…какой же ты… жалкий. Жалкий, убогий и мерзкий. Ты ведь не мужчина, а так… существо». Чтобы не забыть. Пальцы левой руки невольно сжимаются в кулак. Я всё ещё не понимаю, на что она надеялась?
Неожиданно мою руку накрывает мягкое тепло.
– Лёша, у тебя всё получится, – мягкий голос звучит рядом, на мгновение откинув меня в прошлое. Именно эти слова говорила тётя Ира, когда я не мог с чем-то справится.
Поворачиваю лицо и смотрю в бездонные серые глаза. Взгляд затягивает. Словно проникает в мой мозг. Бежит нервными импульсами внутри, убирая преграды. Искрит синими всполохами, переходя в непонятные ощущения. Вовка бы точно сказал, что меня шандарахнуло слабым разрядом тока, закоротило.
Вальтер наглым образом подсовывает голову под другую руку девушки, выпрашивая, чтобы и его погладили. Наглый подлиза! Надежда разрывает зрительный контакт, опустив взгляд на этого нахала.
– Вальтер! – произносит она ласковым голосом, трепля зверя по голове. – Проголодался? Придётся потерпеть, тебе ещё рано. А то растолстеешь ещё!
Я хмыкаю. Да он и так не худой! Мне кажется, что он даже лоснится начал, так блестит его шерсть. Надя берёт наглую морду обеими руками и ласково говорит:
– Красавчик! Какой же ты красавчик!
«Пусть этот урод не появляется в комнате», – ударяют в голову слова Марины.
Надя
Пытаюсь скрыть своё смущение, разговаривая с собакой. Если бы не Вальтер, я бы так и продолжала любоваться бархатными глазами Алексея. Именно бархатными. Я помню, что встречала такое сравнение ещё в школе у кого-то из классиков, и оно как нельзя